Дневники безработного
Шрифт:
— Это Акира, — Кейта указал на молодого человека с ноутбуком на коленях. — Наш местный цифровой кочевник. Работает программистом на какую-то американскую компанию, но живёт здесь, потому что, цитирую, "лучше писать код, глядя на океан, чем на стену офиса".
Акира поднял взгляд от экрана и помахал рукой:
— Привет, товарищ по побегу из корпоративного ада. Кейта рассказал о твоей ситуации. Добро пожаловать в клуб беглецов!
Хироши удивлённо посмотрел на Кейту, который пожал плечами:
— Извини, но здесь нет секретов. Мы все в одной лодке... или скорее, на одной волне.
— И наконец, — Кейта
Мидори подняла голову от альбома, и Хироши на мгновение замер. У неё были необычайно выразительные глаза цвета тёмного янтаря, которые казались почти золотыми в свете костра. Её длинные тёмные волосы были небрежно собраны в узел на макушке, а несколько прядей обрамляли лицо, подчёркивая высокие скулы и изящный овал лица.
— Привет, серфер-сан, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Кейта сказал, что ты сегодня поймал свою первую волну. Поздравляю. Это особенный момент.
Её голос был глубоким и мелодичным, с лёгкой хрипотцой, которая придавала ему особое очарование.
— Спасибо, — ответил Хироши, чувствуя странное волнение. — Хотя я бы не сказал, что поймал её. Скорее, она поймала меня.
Мидори рассмеялась, и этот звук странным образом напомнил Хироши шелест волн о берег — такой же естественный и успокаивающий.
— Это мудрый взгляд для новичка, — сказала она. — Многие так и не понимают, что не мы покоряем океан, а он позволяет нам танцевать с ним, если мы уважаем его силу.
— Не начинай свои дзен-лекции, Мидори-чан, — шутливо перебил её Кейта. — Ты напугаешь нашего нового друга. Давайте сначала накормим его, а философствовать будем потом.
Группа снова рассмеялась, и Хироши почувствовал, что краснеет — не от смущения, а от неожиданного тепла, которое разливалось в груди. Когда в последний раз он был частью такой непринуждённой, живой компании? Без офисной политики, без необходимости следить за каждым словом, без постоянного напряжения?
Такео начал раздавать еду — свежие морепродукты, приготовленные на гриле, рис с овощами, маринованные водоросли. Кто-то открыл бутылку саке, принесённую Хироши, и разлил по маленьким чашечкам. Звучала гитара — Джин, пожилой экс-профессионал, оказался талантливым музыкантом.
— За новую волну в жизни Хироши! — провозгласил Кейта, поднимая чашечку с саке. — Пусть она принесёт тебя к берегам, о которых ты даже не мечтал!
— За Хироши! — поддержали остальные, и Хироши почувствовал, как что-то сжимается в горле от неожиданной эмоции.
Вечер протекал в непринуждённой беседе, смехе и музыке. Хироши узнал, что почти все здесь были, как и он, беглецами из "большого мира". Такео был шеф-поваром в престижном токийском ресторане, пока не сломался от постоянного стресса и не решил начать новую жизнь у моря. Сёстры Юки и Харука унаследовали семейный бизнес от родителей, но вместо того, чтобы продать его и вернуться в город, как советовали родственники, решили остаться и развивать его. Акира, программист, просто понял однажды, что может работать откуда угодно, и выбрал место, где просыпаться по утрам — радость, а не обязанность.
— А что привело тебя сюда, Мидори-сан? — спросил Хироши, когда
разговор естественным образом привёл его к сидящей рядом художнице.Мидори задумчиво посмотрела на огонь.
— Я всегда хотела рисовать, — сказала она. — С самого детства. Но, знаешь, как это бывает в японских семьях — искусство не считается "настоящей" карьерой. Поэтому я послушно выучилась на экономиста, устроилась в банк, и провела три года, медленно умирая внутри.
Хироши кивнул. Он слишком хорошо понимал, о чём она говорит.
— Что изменилось? — спросил он.
— Однажды утром я проснулась и поняла, что не помню, когда в последний раз рисовала. Просто... не помню. Как будто важнейшая часть меня просто исчезла, растворилась в бесконечных таблицах и отчётах. И я подумала — если так будет продолжаться, через десять лет я вообще забуду, кто я такая.
Она сделала паузу, отпивая саке.
— В тот же день я уволилась. Родители были в ярости. Говорили, что я разрушаю свою жизнь, что я неблагодарная дочь, что я пожалею об этом. Может быть, они были правы. Моя жизнь теперь не так стабильна. Я не могу позволить себе модную одежду или дорогие рестораны. Но...
Она повернулась к Хироши, и в её глазах отражалось пламя костра, делая их ещё более золотыми.
— Но я живу. По-настоящему живу. Рисую то, что люблю. Продаю картины туристам, иногда получаю заказы на иллюстрации или дизайн. Иногда едва свожу концы с концами. Но я никогда, ни на секунду не пожалела о своём решении.
Хироши смотрел на неё, очарованный не только её красотой, но и этой внутренней силой, этой уверенностью в своём выборе.
— Я даже не знаю, чего хочу, — признался он тихо. — Все эти годы я просто следовал по пути, который, казалось, был предназначен для меня. Хорошая работа, карьерный рост, стабильность... Я никогда не задумывался, делает ли меня это счастливым.
— А теперь? — спросила Мидори, и в её голосе не было осуждения, только искренний интерес.
— Теперь я не знаю, — честно ответил Хироши. — Увольнение было... шоком. Но после первого ужаса пришло странное чувство свободы. Как будто я наконец-то могу вздохнуть полной грудью. Но это пугает. Что, если я всё испорчу? Что, если через месяц окажусь без денег, без работы, без перспектив?
Мидори на мгновение задумалась, глядя на океан, где лунная дорожка серебрилась на тёмной воде.
— Знаешь, — сказала она наконец, — когда я только начинала свой путь как художница, один старый мастер сказал мне: "Мидори, ты боишься не неудачи. Ты боишься возможности, что можешь преуспеть в том, что действительно любишь. Потому что тогда тебе придётся признать, что ты потратила годы, следуя чужим ожиданиям, а не своим желаниям."
Она повернулась к Хироши.
— Может быть, твой страх не в том, что ты потерпишь неудачу, а в том, что ты обнаружишь, что существует другой путь, который мог бы сделать тебя по-настоящему счастливым? И тогда тебе придётся признать, что все эти годы в корпоративном мире были... не совсем тем, чего ты хотел?
Слова Мидори ударили в самое сердце. Хироши никогда не думал об этом в таком ключе, но сейчас, когда она сформулировала это, он понял, что она права. Часть его страха была именно в этом — в возможности, что есть другой путь, лучший путь, и что он потратил годы своей жизни, следуя по неправильному.