Дневники потерянной души

Мои слезы оросили его, словно помогая окончательно потушить огонь. Я рыдал, лежа на сыром полу и уткнувшись лицом в воняющий гарью свиток, ощущая на себе недоуменные взгляды. Мое сердце разрывалось от невыразимого горя, вновь поднявшегося на поверхность и оказавшегося слишком большим, чтобы совладать с ним втихомолку, один на один. Долгие минуты я не мог говорить, не мог пошевелиться, так как меня охватила ужасная слабость, сковывающая все члены. И застывшие у окна не утешали меня; они меня боялись.

Кое-как успокоившись, на другой день я затеял уборку и стирку, и Ками выносила мне во двор пыльные занавеси, простыни и покрывала, которые я опускал в лохань с водой. Пока белье отмокало, я вошел в дом, беря метлу и выметая весь скопившийся сор.

– Папа, папа, что это? – весело прощебетала Эль-Нор, и я оглянулся.

Залезшая на стул дочка схватила со стола морскую раковину, неосторожно оставленную мной накануне. Она с любопытством вертела ее и разглядывала, но тяжелый предмет вдруг выскользнул из маленьких ручонок, со стуком падая на пол.

– Ах ты дрянь! – крикнул я, подбегая. Быстро подняв упавший подарок, я бережно ощупал его со всех сторон.

Эль-Нор зашмыгала носом, услышав от меня ругательство.

– Никогда больше не смей это трогать! – гневно пригрозил я, не обращая внимания на ее слезы.

Она заревела в голос, и мне стоило огромных усилий не ударить ее.

– Что такое?! – вбежала в дом встревоженная жена.

– Воспитывай сама свою дочь! – в сердцах бросил я, выпрямляясь и прижимая раковину к груди, как самое большое сокровище.

Она шокированно распахнула глаза, не в силах вымолвить ни слова. Затем, всхлипнув и схватив малышку, выбежала из имения.

Когда отхлынула волна гнева, мне стало стыдно за свои слова. До позднего вечера я бродил по всей деревне, громко окликая жену, спрашивая о ней у повстречавшихся соседей и рыночных торговок. Наконец, едва волоча ноги от усталости, я с последней надеждой направился к дому ее отца Регаза.

– Что там за идиот тарабанит среди ночи?! – услышал я его недовольный сонный голос и приближающиеся к двери тяжелые шаги.

– Это я, Баназир... – робко отозвался я, кашлянув и прочистив горло.

– Кто-кто? Не знаем таких, - грубо ответили из-за двери.

– Я... муж вашей дочери... – в отчаянии пробормотал я.

– Ты ей больше не муж. – Дверь распахнулась, и на пороге возник Хлотран-старший собственной персоной. – В слезах девка прибежала, с внучкой в охапку, твердит, мол, выгнал ты ее взашей, ребенка кормить-поить отказался. Чего, боров, струсил, али средства закончились?

– Нет... нет, все не так, - сглотнул я. – Я не выгнал. Я за ней пришел. Домой забрать ее и дочку.

– Неужто? – усмехнулся тот. – Ты уж определись, нужна она тебе или нет, хватит людям голову морочить. Чтоб больше этих закидонов не было, парень. Я тебя один раз предупреждаю, потом не поздоровится, - уже угрожающе закончил Регаз, ковырнув в зубах ногтем мизинца. – Иди, сам ее буди и забирай.

Я прошел в дальнюю комнату, где вповалку спали на соломенных тюфяках многочисленные родственники, и, осторожно лавируя между ними, потряс за плечо спящую в обнимку с дочкой жену.

– Прости меня, - тихо выдавил я, когда она спросонья захлопала глазами. – Я не хотел на тебя кричать. – Бери Эль-Нор, пойдем домой.

Она села и пригладила взъерошенные волосы, явно не веря мне и не желая возвращаться.

– Я не буду больше так себя вести, - продолжил я с искренним раскаянием. – Пожалуйста, прости. Пойдем.

Наконец она, тяжело вздохнув, поднялась с тюфяка с Эль-Нор на руках, стараясь не разбудить девочку.

* * *

– Эй, Мау! Выходи, ты где прячешься? У меня племянник родился!

От незваного гостя несло на весь дом ячменным пивом и сладким курительным дурманом. Шатаясь, он вернулся к порогу, окидывая меня мутным взглядом.

– Да где же он, скотина?

Я растерянно ловил ртом воздух, гадая, относится ли ругательство к Маура или ко мне, что было почему-то менее обидно.

– Уж с две полные луны, как я приходил, так женка твоя все твердила, что и «хозяина нету», и тебя, видишь ли, тоже нету, - ткнул Калимак пальцем мне в грудь. – А куда вы оба умотали, мол, понятия не имеет.

– Мы... на острове были, - пробормотал я.

– На каком еще острове?

– На Сейе... Это... это их, чужаков, остров.

– Так он что, туда погостить поехал? – продолжал допытываться Калимак. – А возвращаться когда собирается?

– Он... – я кашлянул, чтобы избавиться от кома в горле. – Его... больше нет.

– Как это «нет»? Что за шуточки, раб, как ты смеешь?! – он гневно сдвинул широкие темные брови, подступая ко мне.

Я молча поднял на него глаза.

Калимак вгляделся в мое лицо. Затем побледнел и отшатнулся, осознав услышанное.

– Как?!...

Он резко замотал головой.

– Ты врешь. Врешь!

– Нет.

– Врр-е-ешь! – прорычал он сквозь зубы, и размахнулся увесистым смуглым кулаком.

От удара в челюсть я отлетел к стене, и в глазах заплясали зеленые звездочки.

– Ты его убил, мразь! Небось хотел всем хозяйством завладеть! Дом-то твой теперь? Твой, а?!

Передо мной пронеслись картины – путь по сухой степи, последние капли воды, поделенные на двоих; побег из грохочущей пещеры; долгие бессонные ночи на военной базе; мои отчаянные мольбы на острове, полупрозрачные руки хозяина и его измученные глаза... А еще то мое нелепое нападение на Трагальда на привале, окончательно и бесповоротно восстановившее его против нас. То нападение, без которого всего последующего могло и не быть.

«Ты его убил, мразь...»

Может, и я. Действительно, может, и я. Меня разобрал тихий смех, и я сидел на полу, вытирая кровь с разбитого рта и не пытаясь дать сдачи или опровергнуть обвинение.

А пришедший вдруг опустился на колени и горько заплакал, закрыв лицо руками, покачиваясь взад-вперед и издавая звуки раненого животного.

С болью я поднялся, приближаясь к нему, еще не уверенный, что он не ударит меня снова. Но он только застонал и согнулся ниже, почти касаясь лбом пыльных досок пола.