Дни мародёров
Шрифт:
К Малфой подошел Блэк. Словно желая поиздеваться над всем приличным волшебным обществом сразу, он в последнее время вечно закатывал рукава школьной рубашки и выставлял напоказ свою фальшивую Метку. Гриффиндорцы и пуффендуйцы, эти клубки нечесаной шерсти таращились на пошлый языкастый череп и ржали как идиоты. Когтевранцам хватало ума не высказываться. Ну а Мальсибера и всех его друзей просто трясло от злобы каждый раз, когда они её видели. Мальсибер даже дал себе обещание разыскать Блэка после школы и отрезать ему руку, чтобы знал, как насмехаться над Темным Лордом.
А пока приходилось терпеть его выходки.
Трудно было сказать, где именно и в какой
Малфой и Блэк сожрали свои сэндвичи, и, как водится, начали лизаться у всех на глазах. Им явно нравилось заниматься этим публично. И, в тот самый момент, когда Блэк, кажется, решил запихнуть свой язык ей прямо в глотку, в подземелье с грохотом скатилась остальная гриффиндорская шайка, Поттер, не глядя, швырнул свою сумку кому-то их обожателей и с боевым кличем запрыгнул Блэку на спину, оторвав его от Малфой.
Мальсибер скривил губы, наблюдая за тем, как Поттер на закорках у Блэка, и Люпин на спине у этого жирдяя с воплями носятся по коридору, делая вид, что сражаются на турнире.
Увы, жизнь распоряжается по-своему. Отец Поттера делал хроновороты, Блэк – отщепенец и пария, а он, Генри Мальсибер – наследник могущественной волшебной империи. Правила игры таковы, что они – враги. И с этим ничего нельзя поделать. А раз ничего нельзя поделать – значит он будет ненавидеть их еще больше.
Мальсибер отделился от колонны и вернулся к своим – Хлоя и остальные девушки рассматривали свежий номер «Ежедневного пророка».
– Что тут у вас? – лениво спросил он, для порядка поцеловав Хлою в подставленную щеку. Она пока не знала о его планах насчет Малфой – и тем лучше. Больше простора.
Хлоя переглянулась с подружками, и все захихикали.
– Кое-что интересное, – заговорщически прошептала она, но Мальсибер уже и сам увидел заголовок статьи. Его глаза вспыхнули, он быстро оглянулся на гриффиндорцев и снова окинул взглядом статью, в предвкушении облизывая тонкие губы.
– Это будет интересно, – пробормотал он и слизеринки опять засмеялись.
Слизнорт начал урок с того, что решил еще разок испугать всех ЖАБАми.
– Как вы помните, до ЖАБА осталось всего два с половиной месяца, – сказал он, и класс перестал перешептываться, улыбаться и ждать от дня чего-то хорошего.
– Не буду повторять, насколько важным является для вас этот экзамен, скажу лишь, что ваше отношение к нему должно быть предельно серьезным, – милейшим тоном добавил профессор зельеварения и все окончательно скисли. – И не только к нему, но и к подготовке. Последние три месяца…
Роксана внезапно услышала хихиканье и подняла голову. Слизеринки, сидящие скопом за партами в соседнем
ряду, рассматривали что-то, лежащее между ними на парте, и смеялись. Роксана повела плечом и отвернулась, но отделаться от гадкого чувства, что смеются именно над ней не смогла.– …поэтому не поленитесь еще разок пройтись по материалам предыдущих курсов, даже если абсолютно уверены, что знаете всё назубок, – он достал из портфеля волшебную палочку и взмахнул. Доска у него за спиной с шорохом развернулась, под учительским котлом загорелся огонь. – Да, и еще. В начале семестра мы с вами начали вести дневник приготовленных вами ядов и противоядий. Напоминаю еще раз, будьте с ним предельно аккуратны и внимательны, не вздумайте потерять, порвать, или вписать в него что-то не то. Всё должно быть безупречно. Этот дневник и тридцать три противоядия с моими подписями – ваш задел для комиссии на ЖАБА, без него вас даже к котлу не подпустят, – он потер руки. – Итак, начнем.
Слизеринки продолжали хихикать и во время урока. Роксана слышала всплески их смеха каждый раз, когда подносила руку к котлу, чувствовала на себе их взгляды, но делала вид, что ей наплевать. Тем более, что сегодняшнее зелье было сложным, рецепт – запутанным, и отвлекаться было некогда, а эти дурацкие смешки развивали у неё чувство какой-то смутной паранойи и не давали сосредоточиться.
В конце концов Роксана убедила себя, что пора ей избавляться от привычки чувствовать себя новичком. И что, если эти куры над чем-то смеются – вовсе не обязательно они смеются именно над ней. Так она убедила себя и больше не обращала на слизеринок внимание.
А когда отправилась к шкафчику Слизнорта, где хранились дополнительные ингредиенты, все её убеждения рухнули, как карточный домик.
– Эй, Малфой! – пропела Хлоя, когда Роксана возвращалась к своей парте с банкой червей в руках. – Малфой, подожди, нам нужно с тобой поговорить.
Роксана бросила взгляд на Хлою, потом на её карманных идиоток с горящими глазами, нехотя остановилась рядом с их партой, грохнула банку на стол перед Хлоей и склонила голову набок, всем своим видом демонстрируя всеобъемлющее внимание и интерес.
– О, ничего такого, не нервничай, – Хлоя аккуратным пальчиком убрала с лица прядку. Роксана невольно отметила, что прыщи, которые она наслала на слизеринку, так и не прошли, как бы Гринграсс не пыталась их скрыть. – Мы просто хотели спросить тебя, как ты?
Роксана подняла брови. Когда Хлоя говорила таким елейным, милым голосом пятилетней девочки, это могло только две вещи: она либо задумала какую-то отменную гадость, либо опять нанюхалась.
Роксана еще раз быстро осмотрела жадные лица слизеринок (они смотрели на неё как дикие кошки на загнанного сурка), а потом, словно невидимая сила дернула её за руку, бросила взгляд на газету, лежащую у Хлои под рукой. Кстати, её зелье не бурлило и не сбегало, а спокойно себе кипело в аккуратном котелке.
– Обнюхалась, Гринграсс? – негромко спросила она и взяла свою банку, собираясь уйти. – Мне некогда.
– Мерлин, как грубо! – притворно возмутилась Хлоя, коротко обернувшись к сидящей рядом Боббин, а потом небрежно взмахнула рукой. – Но мы тебя прощаем! Мы ведь её прощаем, верно?
– Ну еще бы, – плотоядно улыбнулась Патриция.
– Некрасиво обижаться, когда происходят такие вещи. И твоя грубость вполне простительна, – продолжала Хлоя, словно испытывая Роксанино терпение и её способность удержать в руах банку с дохлыми червяками. – Мы ведь на самом деле не хотели тебя обидеть. Пойми, мы переживаем, мы ведь все здесь – одна большая семья.