Добрый мир

Илья понимал, что самым главным был этот

последний вопрос: что он хочет? — и начинать нужно было с него. Но

сказать себе честно: «Я хочу купить свое старое пианино»,— он словно не

решался. За этим честным ответом снова угадывалось: зачем?

Он медленно шел домой и проклинал свою вечную нерешительность.

— Ты что так долго? Ты где был? — встретила его Иринка новыми

вопросами.

— На Фонтанке водку пил,— огрызнулся Илья.— Деньги

зарабатывал...

— Пойдем чай пить,— нисколько не обиделась на него сестра.

Когда Илья пришел на кухню, на плите уже грелся чайник, и Иринка

намазывала повидлом кусочки хлеба.

— Ну и сколько заработал? — невинным то

ном спросила Иринка.— Четыре сольдо, да?

Они у тебя с собой или на Поле Дураков?

Илья тихо про себя удивился. Ни тому, что в его сестре так рано

прорезывалось чувство юмора, а тому, что ее шуточки — и по своей манере, и

даже по интонационным оттенкам — были совершенно отцовыми. Он сделал

вид, что не обратил внимания на ее шутку, и молча сел за стол.

Кухня была их любимым местом. Особенно она притягивала Иринку.

Илья заметил, что даже уроки она предпочитала делать за кухонным столом.

Он и сам большую часть времени проводил здесь: ел, пил, читал, просто

курил у форточки. У них было две комнаты, но в одну из них они почти

совсем не заходили, а в другой — большой — только спали да смотрели

телевизор. Почти полгода, с тех пор как умерла мать, дальняя комната была

для них за-

поведной зоной. Иринка даже не мыла в ней пол, эту обязанность по

молчаливому согласию взял на себя Илья. Зато она отыгрывалась на кухне:

здесь у нее все настолько сверкало чистотой, что даже немытая чашка на столе

казалась диковинкой.

Приятнее всего на кухне было гонять чаи.

— В школе все о'кей? — спросил Илья, чтобы не молчать.

— Лабух! Не «о'кей», а «нормально».— Иринка остренько смотрела на

Илью поверх чашки.— Нормально. Пять по русскому.

— А чего развеселилась? — недовольно глянул на нее Илья.

— Ничего я не веселюсь. Не надо так долго по ночам болтаться!

— Я не болтался, я одной даме пианино выбирал,— Илья налил себе

заварки и потянулся к чайнику. Иринка подвинула ему намазанный кусок.

— Ирка, а ты помнишь наше пианино? — размешивая в чашке сахар и

не глядя на сестру, спросил Илья.

— Конечно, помню! — Иринка недовольно дернула плечом.— Ты

меня совсем за маленькую считаешь... Оно напротив серванта стояло, там на

полу даже темное пятно осталось.

— Ага, правильно...— Илья помолчал. И вдруг спросил напряженным

голосом: — Слушай, у тебя ведь по пению пятерка, да?.. Ну-ка спой что-

нибудь! Эту... ее еще Пугачева поет, ты должна ее знать, «То ли еще будет»!

Или какого-нибудь «Чебурашку», что хочешь, в общем, ну-ка давай, давай! —

Илья разволновался.

— Чего это ты? Что это я буду тебе петь?

Вообще уже, что ли? — Иринка покрутила пальцем у виска.

Илья не обратил на ее жест никакого внимания.

— Ну-ка давай, быстренько! Мне надо, я

хочу у тебя слух проверить!

Иринка сжала губы и насупилась. Но вдруг откашлялась и громко

запела:

Нагружать все больше нас Стали почему-у-то. Нынче в школе первый

класс Вроде институ-у-та...

На следующей строчке она неожиданно дала петуха и расхохоталась.

— Я очень высоко взяла! — сквозь смех выкрикнула она.— Подожди,

я снова...

— Хорош! — сам невольно заражаясь ее весельем, быстро проговорил

Илья.— Правильно. Нигде не слажала.

— Не «не слажала», а «не соврала»,— давилась Иринка смехом.

Когда она прохохоталась, Илья заставил ее простучать довольно

замысловатую чечетку. Она повторила ее в точности.

— Ирка, если я куплю пианино, ты будешь

на нем учиться? — возбужденным голосом

спросил сестру Илья.

Иринка хмыкнула и недоверчиво спросила:

— А где ты денег возьмешь?

— Не твое дело, ты скажи, будешь или нет?

— А это очень трудно? — уходила от ответа сестра.

— Фу-ты, опять двадцать пять! Ну я спрашиваю: ты хочешь научиться

играть на пианино или нет?!

—

— Хочу...— Иринка все еще смотрела на Илью недоверчиво, словно

предполагая какой-то подвох.

— Ну и все! — Илья вскочил из-за стола и нервно прошелся по кухне.

— Ну и все...— Он остановился у стола, отпил большой глоток чая и,

непонятно чему-то улыбаясь, спросил:

— А помнишь, как ты на моем пианино писать училась? Ну, еще

нацарапала на нем пару слов?

— Ага! — оживилась Иринка.— Ты меня тогда еще хотел нашлепать, а

папка не дал!

— Во-во,— засмеялся Илья.— Ты тогда нацарапала — а другой

девчонке попало.

— А кому попало? — заинтригованно спросила Иринка.

— Никому,— отмахнулся Илья.— Это я так... Пошли спать!

Минут через пятнадцать они легли. Спали они рядом, голова к голове.

Иринка перевезла свою кровать к дивану Ильи недавно, и он не возражал:

мало ли зачем ей это было нужно! Он не был силен в детской психологии.

Когда Иринка уснула, Илья осторожно встал и вышел в кухню. Сна

все равно не было. Ни в одном глазу.

6

Отец написал письмо месяца через два после отъезда. На конверте

было написано: «Парамонову И. С.» — и мать к письму даже не

притронулась. Когда Илья захотел рассказать ей, о чем в нем говорилось, она

не стала его слушать.

— Запомни, Илюша, для меня твоего отца больше не существует,—

голосом, в котором не было абсолютно ничего трагического, сказала мать.—