Долгая дорога в Никуда
Шрифт:
Всё получилось так неожиданно, что я не мог не подумать, что вряд ли такое могло бы случиться без чьей-то могучей и злой в этом могуществе руки.
Едва я подумал об этом, как тут же ощутил чью-то ладонь, лёгшую на моё плечо. И чей-то голос, знакомый, недобрый, неродной, сказал: «Молодец, ха-ха, хорошо прыгаешь!»
Я быстро обернулся, но никого не увидел.
Липкий холод жути пробрал меня с головы до пят, и сам не понимая почему, я бросился прочь, обратно в город, испуганно соображая, что некто не желает, чтобы я сейчас покинул этот город. Быть может, это был тот самый выход из заколдованной западни, в которой меня крутило словно белку
Был ещё день, но теперь я с непонятным ужасом ожидал наступления вечера и ночи, как будто должно было произойти что-то нехорошее.
Ужасный случай остался где-то там, у вокзала, но он словно магический замок закрыл мне дорогу, вернув всё на круги своя, в проторенное фатумом русло реки судьбы.
В глубине души меня не оставляла тревога, словно я понял, что оказался не в своей тарелке, но сделать уже ничего не мог.
Я вдруг подумал, что, в самом деле, мне бы давно уже пора отправиться служить, уехать подальше, в какую-нибудь глухомань, и, может быть, тогда от меня отвяжется вся этап чертовщина…
Но возвращаться к вокзалу было страшно, и к вечеру я вышел на место, показавшееся мне знакомым.
Сквер, довольно оживлённый и многолюдный, от чего я как проснулся – вспомнил, что сегодня суббота – вёл к площади, на которой стояло здание, совсем забытое мной, упущенное из памяти, не смотря на то, что у меня с ним было связано столько переживаний, и было удивительно, как это, вообще, о таком можно забыть.
Фасад строения выглядел как и прежде. Но дом теперь был обнесён забором, каким обычно огораживают стройки. Мне показалось, что каких-то деталей в экстерьере здания не достаёт. И, подойдя ближе, я с недоумением увидел, что от здания, собственно говоря, осталась стоять лишь одна фасадная стена, за которой зияла пустота, словно бы дом подвергся бомбёжке.
Рядом стояла, замерев, строительная техника. Подъёмный кран, экскаватор, стенобойная машина высились над забором.
Я заглянул в один из проломов.
На огороженной территории, похожей теперь на перепаханное поле, тут и там высились кучи ломаного кирпича, щебня и другого строительного мусора. В углу стояло несколько строительных вагончиков, у которых крутился человек в фуфайке. Рядом с ним бегала дворняга.
Я решил поинтересоваться у него, что здесь случилось, и почему сломали дом, но едва протиснулся в дыру между досок забора, как псина бросилась ко мне, немного постояв в раздумии. Она бежала молча, наклонив голову немного в сторону и к земле и пристально следя за мной глазами. Такие собаки не лают попусту и не любят шутить. В моей голове уже закрутилась мысль, что пора спасаться, лезть на забор, чтобы не оказаться покусанным, как вдруг собака остановилась, окрикнутая хозяином, и повернула к нему свою морду.
«Учёная!» – отлегло у меня на душе.
Человек направился ко мне.
– Тебе чего треба? – спросил он, подойдя.
– Да я хотел узнать, почему этот дом ломают, – ответил я, вглядываясь в лицо говорящего.
Моросящий дождь, уже было передумавший идти, вдруг начался снова, показывая свой норов.
Мужчина посмотрел на хмурое небо, щуря глаза, а потом снова спросил:
– А зачем тебе?
Собака подошла к нам и принялась меня обнюхивать.
– Знакомый у меня тут работал, да и вообще…
– Дед что ли?
– Ага, дед.
Дождь усилился, и мужик предложил:
– Пойдём в будку. Или ты спешишь?..
– Да нет, вообще-то.
– Ну,
пойдём.., пойдём тогда. Компанию мне составишь, чаю попьём.Я направился за ним следом, сопровождаемый сзади дворнягой.
Дождь накрапывал всё сильнее, и я невесело представил, как люди, вышедшие в субботний вечер в город: зайти в парк, посидеть в сквере, покатать детей на аттракционах и каруселях, – теперь вынуждены возвращаться домой, гонимые непогодой, испортившей им, быть может, один из последних тёплых погожих выходных дней осени.
Мы зашли в вагончик.
Мужик щёлкнул выключателем. Зажглась висящая на проводе, без плафона, лампочка, отчего за окошком, на улице, сразу потемнело.
Посреди будки стоял расхлябанный, замызганный, грубо и неказисто справленный стол с такими же неуклюжими, неотёсанными табуретами вокруг.
В углу была ободранная железная кушетка с брошенным сверху засаленным матрацем, на котором лежала ватная, чёрная подушка да пыльное синее, казённое одеяло. Рядом с кушеткой, накренившись на бок, достаивал свой безрадостный век дешёвенький, крашеный половой краской шкафчик, за прикрытыми дверцами которого висела какая-то одежонка. В другом конце будки стояла электрическая печка и тумба.
На печке булькал и парил алюминиевый, с помятыми боками, чайник.
Мужик снял его, достал из тумбы два стакана, алюминиевую миску с кусками чёрного хлеба и нарезанными ломтями сала и поставил всё это на стол, потом хитро прищурившись, достал следом полбутылки белёсо-мутного, с сизым, табачного дыма, отливом, самогона и несколько зубков чеснока.
Мы сели друг против друга за стол. Собака с ожиданием в голодных глазах присела рядом с хозяином.
Мужик ловко почистил чеснок, разлил по стаканам самогон, потом, глянув на пса, с весёлой злостью ругнулся, вытряхнул из миски на стол сало и хлеб и, плеснув немного из бутылки и туда, подвинул её к краю стола.
Собака ловко вспрыгнула, передними лапами опершись о край стола, и стала жадно лакать.
– Ну, давай! – подняв гранёный стакан, произнёс мужик. – Хай живэ!..
Что «живэ» – я так и не понял.
Мы глухо чокнулись, и он ловко опрокинул в распахнутый рот свои «сто» грамм, а потом, поморщившись и выдохнув в кулак, зажевал большой кусок сала с хлебом и откусил чеснока.
Я тоже выпил, но это получилось не так ловко, как у него.
Самогонка была крепкой, и я чуть не поперхнулся, закашлял, задыхаясь.
– Что ты? – удивился мужик.
– Да так, не пошло что-то, – оправдался я, чувствуя, что не хватает воздуха.
– А-а-а, это бывает… Надо выдыхать перед тем, как пьёшь, и глотать быстрее, махом.
– Да самогон крепкий. Верных девяносто есть. Горло само собой закрылось.
– Ну, девяносто – не девяносто, а семьдесят пять есть!.. Ну, ладно, ты чего хотел-то? – спросил мужик, разливая по стаканам кипяток и сыпя туда же заварку прямо из надорванной пачки.
– Узнать зачем этот дом сломали – вот чего!..
– Ну, это у городских властей справляйся. Я тут всего лишь сторож. Знаю только, что строить здесь что-то собираются. А деда твоего, что сторожем был, – видал. Токмо, кажется, помер он никак.
– Как помер?! – удивился я.
– Как?!.. Обыкновенно… Взял и помер! Как старые люди мрут…
– И давно это случилось?
– Да его с конца августа не видать… Мне ещё кто-то говорил, что он помер… А тебе чего от него надо было-то? Может быть, я бы смог тебе помочь?..
– Да, нет, спасибо. Я его внучку ищу. Она переехала куда-то…