Долгое дело

С л е д о в а т е л ю Р я б и н и н у. Я, конечно, не знаю, может, эта Калязина и шпионка какая. Пишу не в защиту ее, а как было со мной на самом деле. Мой старик денег никому в долг не давал и от меня накопленное прятал. Говорил, что он не виноват, а у него такая натура. И помер впопыхах, от сердечного удара. Осталась я как щепка на воде. Денег нет, пенсию не получаю, хоронить его не на что. Старая баба что может? Реветь. Ревмя реву и вдруг слышу голос: "Посмотри-ка в туалете за трубой". Пошла, а там в коробочке пачка денег и сберегательная книжка.

Вопросов к вам нету, а совет бы не помешал. Космос, телевизоры, полиэтиленовые мешочки, но, видать, есть кое-что и повыше.

Уважаемая гражданка Широбокова! Находясь в напряжении, скорее всего, ваше сознание догадалось о деньгах по каким-то косвенным признакам, которых оно в спокойном состоянии не замечало.

Возможно, Рябинин ничего бы и не заметил, не будь этих тонких усиков-каемочек. Крупные скулы блестели загаром спокойно, глаза не метались, широкие плечи стыли от упрятанной в них силы. И вот только усики-каемочки дрожали на губе, словно он нервно принюхивался к далекому и опасному запаху. Почему нервничает теперь, когда допросы и очные ставки уже миновали?.. Впрочем, именно теперь, когда миновали очные ставки с допросами и принималось решение о судьбе этого двадцатитрехлетнего парня со смешной фамилией - Копытко. - Я же никого не убил и не избил, - выдавил он тем странным голосом, который идет от двух смешанных желаний: сделать его просительным и в то же время не потерять мужского достоинства.

–  Шел по улице пьяный, выражался нецензурно, - в тон ему ответил Рябинин.

–  Сколько ходит пьяных...

–  Намеревался папкой ударить собачку.

–  Не ударил же.

–  Потому что вмешался милиционер, которому оказал сопротивление.

–  Какое там сопротивление! Хотел вырваться да убежать...

–  Погон ему сорвал.

–  Не хотел же! Он меня простил...

Копытко переживал - усики начали дрожать на какой-то высокой, натянутой струне. А за дверью переживала, уж неизвестно на какой струне, его жена с трехлетним ребенком. Копытко слегка изменил голос, добавив в него просительности:

–  Я с детства закален честным трудом...

Характеристика это подтверждала.

–  Жалоб, кроме поощрений, не имел...

И это было правдой.

–  В поведении я тактичен, говорят, что теленок...

Свидетели рассказали.

–  Я обо всех людях гуманного мнения...

Возможно.

–  Не подумайте, что ваши слова равносильны метанию бисера в известной ситуации. Я на всю жизнь просветлел.

В это Рябинин верил - его убедило не только поведение Копытко на следствии, но и бурное собрание тех рабочих, которые просветлят кого угодно. Сейчас Рябинин занимался мучительством, скрывая от Копытко свое решение о передаче его на поруки - тем самым рабочим. Но пусть помучается, пусть запомнится на всю жизнь. Это вместо суда.

–  Занят? - Петельников заслонил дверь, словно та была из двух досочек.

–  Заходи-заходи, - обрадовался Рябинин. - Гражданин Копытко, учитывая совершенные вами действия, вашу личность и раскаянье, я передаю вас на поруки.

Копытко постарался скрыть обдавшую его радость, засушивая лицо, но усики-каемочки подскочили к носу и там остались.

–  Спасибо... Я не подведу.

Он выскочил в коридор, где мгновенно рассыпался тихий женский смех. Рябинин тоже улыбнулся - и следователь может принести радость.

Петельников сел с чуждой ему усталостью:

–  Как отсрочка?

–  Я пошел к заместителю прокурора города и все рассказал. Он улыбнулся, расспросил про Калязину и подписал мое постановление. А у тебя что?

–  Допрашивал продавщицу молока. Ничего, кроме неизвестного мужчины, который поднимался на цистерну за молотком.

Рябинин кивнул, показывая, что этот факт интереса не представляет, но к сведению принят.

–  Меня начинает интриговать вот что... Калязина, кроме работы, ни с кем не общается и не встречается. В магазин ходит раз в неделю. А?

–  Наверное, чтобы не навести нас, - предположил Рябинин.

–  На кого? И в то же время я чувствую, что она встречается со всеми, кто ей нужен, и кипит в гуще своей жизни.

–  Завтра ее приведут, - сказал Рябинин, не оставляя сомнений, что завтра все кончится. - И сразу обыск.

Они помолчали, отмежевывая один разговор от другого. Рябинин протер очки. Петельников смотрел, как он протирал свои очки. Тихий перерыв вышел слишком долгим - он был не нужен, такой длинный перерыв, потому что серьезного разговора вроде бы не ждалось.

–  Ты хочешь что-то узнать? - спросил Петельников.

–  Ну, если тебе хочется что-то сказать, - улыбнулся Рябинин.

–  Мне хочется сказать, но лучше ты спроси, чтобы я знал, что говорю именно то, что тебе хотелось бы узнать.

–  Как твоя фантастическая женитьба? - спросил Рябинин о том, о чем ему не хотелось спрашивать, но инспектор ждал этого вопроса.

–  Вчера ходил за грибами... Бродил-бродил, ни черта нет. Собрался домой и сел отдохнуть - у моих ног стоят два боровика, здоровые, как валуны. А вокруг маленькие.

–  Интересно.

–  Тогда я вспомнил народное выражение: старый гриб женится на молодой поганке.

–  Стало еще интересней.

–  И тогда я, сидя на мху, сочинил поэму. Вот послушай:

Приснилася грибу-боровику

Сыроежка из густого бора.

Но откуда знать ему,

Что она любит мухомора.

–  Неплохо. Пошли в журнал "Советская милиция".

–  Если ты не разбираешься в поэзии, то я расшифрую аллегорию. Гриб-боровик - это я. Сыроежка - это Светлана Пленникова. А мухомор - это некий Жорик, которого я однажды пресек за спекуляцию пластинками.

–  Ну а если прозой?

–  Прозой будет выглядеть так: я просил руки Светланы Пленниковой, и мне в оной руке отказано.

–  Почему же?

–  Говорит, боится меня и всегда будет бояться. Говорит, мне нужна не она, а заслуженная артистка, ученая женщина или, в крайнем случае, врач-терапевт.

–  А она не глупая, эта Светлана Пленникова.

–  Зато я выгляжу дураком.

–  Она ж тебе отказала не потому, что ты плохой, а что ты для нее слишком хорош, - улыбнулся Рябинин фальшивой печали инспектора.

–  Опять домашнее одиночество, - вздохнул Петельников.

И промелькнуло, исчезая...

...Личность всегда одинока, потому что ей нужно отыскать тоже личность...

–  Приходи к нам, - медленно сказал Рябинин, который обычно частил.

Инспектор повел взгляд в его сторону, но этот взгляд, неспешный и вроде бы незрячий, так и не встретился со взглядом Рябинина, убежав куда-то на пол, под тумбы стола. И от туда, от тумб стола, Петельников взметнул громадный полиэтиленовый сверток и бережно опустил перед Рябининым: