Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Кажется, что сердце забилось через раз: стукнет - затихнет, стукнет затихнет. Лишь бы не остановилось.

–  Я не добренький, я гуманный. Разные вещи. Да, мне бывает жалко преступников. Но я давлю в себе это, давлю! А если не буду давить, то не смогу работать...

Боль оставила желудок и перешла, как перекатилась, на грудь, сжимая ее тянущей, какой-то закрученной болью.

–  Разве это слабость? Да, когда я говорю с горбатым, я горблюсь, с кривым - кривлюсь, с бедным - прибедняюсь... Почему? Мне перед ними стыдно, что у меня нет горба, я не

кривой и всем обеспечен. Но когда я говорю с дураком, то остаюсь самим собой...

Она перекатилась, боль, в левую половину груди, под лопатку, и поползла куда-то в руку. Неприятная, но не такая уж и сильная - он перетерпит.

–  Я стесняюсь? Да, я стеснительный. Знаю, что в наше время смешно быть таким. Но я стесняюсь лишь тех людей, которые от меня зависят.

Иногда сводит ногу. Сейчас подобным образом свело что-то в груди, в левой ее половине, и держало, и тянуло, и ныло, холодя все тело.

–  С чего вы взяли? Конечно, я не плачу. Это ветер забрасывает капли в отрытое окно...

Рябинин очнулся. Он сидел лицом к окну и держал на коленях трубку, охрипшую от писка. С кем он разговаривал? С аптекой? С аптекой. Попросить бы какого-нибудь валидола.

Он положил трубку на аппарат. Но телефон ждал этого, зайдясь в настойчивом звоне. Кто это? Наверное, опять не туда попали...

–  Да?

–  Сергей, с кем по ночам треплешься? - буднично спросил Вадим.

–  С одним дураком. А как ты меня нашел?

–  Звонил по всем телефонам прокуратуры. И все не отвечают, но один занят.

–  Тебе звонила Лида?

–  Да.

–  Как она?

–  Нормально, уже, наверное, спит. А что у тебя голосишко смурной?

–  Она тебе рассказала...

–  Из-за этого, что ли?

–  Вадим, ты же знаешь...

–  А ты знаешь, - перебил инспектор, - на что жалуются современные женщины? Нет настоящих мужчин, хотя народу в брюках много.

–  Есть неопровержимые улики.

–  Неужели ты, мужчина средних лет, столько проработавший следователем, никогда не слыхал о провокациях?

–  Слышал, но сам...

–  Ах, слышал? А мне вот давали деньги в кабинете, присылали переводом домой, клали в карманы... Мне подсовывали женщин, спиртное, копченую колбасу, дубленку и даже место продавца в мясном отделе...

–  Да, но ты не брал, а я вроде бы взял.

–  Уж не собираешься ли ты сказать это прокурору? Тогда гаси свет.

Инспектор помолчал, собираясь с новым раздражением, но оно, видимо, кончилось, потому что теперь сказал ровно:

–  Старик, гаси свет и ложись спать на диван. Там должен быть кожаный, протертый прокурорскими телами диван. Есть не хочешь?

–  Какая еда...

–  А то у меня лежит в холодильнике две пачки пельменей. Я б сварил - и к тебе с кастрюлькой. Или ты чаю хочешь?

–  Спасибо, дома пил.

–  Утречком я подъеду.

–  Зачем?

–  Поговорить с прокурорами.

–  Они не станут тебя слушать.

–  Ну, плохо ты меня знаешь. Если не будут слушать, я привезу Леденцова. А он про себя говорит, что

любому даст сто очков вперед, и все в импортной оправе. Кстати, совет - пиши стихи.

–  Какие стихи?

–  Какие получаться. "Средь шумного бала, случайно..." Или такие: "Понравилась грибу-боровику сыроежка из родного бора..." Пиши - помогает от нервов. Старик, утром встретимся. Пока.

"Старик". Слово, избитое юнцами, у инспектора прозвучало с исконным смыслом: старик, а значит - умный и добрый. Впервые так назвал. Да разве Рябинин не знает всего того, что сказал ему Вадим? Если бы жилость только умом, то грудь не стягивала бы проволочная боль. Но Вадим и звонил, чтобы ослабить эту боль. Спасибо, старик.

Телефон ожил вновь - еще не остыла трубка.

–  Да...

–  Мне следователя прокуратуры Зареченского района, юриста первого класса, товарища Рябинина.

–  Я слушаю.

–  С вами говорит не брюнет, не шатен, не блондин. Догадались?

–  Нет, не догадался. - Рябинина удивили не только слова, но и голос, игривый и разудалый, словно звонили из ресторана.

–  На проводе инспектор уголовного розыска лейтенант Леденцов.

–  А-а, привет.

–  Как состояние здоровья, Сергей Георгиевич?

–  Вроде бы ничего, - улыбнулся Рябинин: спасибо тебе, Вадим, старик.

–  А мое подкачало.

–  Что такое?

–  А все кащею и кащею.

–  В каком смысле... кащею?

–  Худею от оперативных нагрузок. К примеру, сейчас нахожусь на дежурстве и чешу репу.

–  Что чешешь?

–  Голову, значит. Задумали мы тут с ребятами спортивную викторинку, а мне поручили сочинить вопросы. Не послушаете?

–  Послушаю.

–  Вопрос первый: какой вид спорта требует физической вилы не больше, чем у месячного ребенка?

–  А какой?

–  Шахматы. Вопрос второй: почему болельщики, кричащие "Судью на мыло!", никогда не уточняют на какое - на хозяйственное или на туалетное?

–  Неплохо.

–  Вопрос третий: почему скачки на дрессированной лошади считают спортом, а скачки на дрессированной корове - цирком?

–  Смешно.

–  Вопрос четвертый: можно ли бокс назвать интеллектуальным занятием, поскольку в нем бьют кулаками непосредственно по интеллекту?

–  Сам придумал?

–  Товарищ капитан помог. Ну и так далее. Сергей Георгиевич, а вы знаете, кто оптимист и кто пессимист? Пессимист выпьет рюмку коньяка и поморщится: клопами пахнет. Оптимист раздавит клопа и обрадуется: коньяком пахнет.

–  Намек понял, старик.

–  Желаю здравствовать, Сергей Георгиевич.

Рябинин положил трубку. Спасибо, ребята. Ему сейчас все годится злость Вадима, и спортивная викторина, и старый анекдот. Спасибо, старики. Но не хватало слов еще одного человека... С чего он взял, что она спит? Да разве она заснет...

Он набрал номер, прижавшись к не остывающей всю ночь трубке.

–  Лида...

–  Сереженька!

–  Не спишь?

–  Как и ты.

–  Какая темная ночь...

Поделиться с друзьями: