Долгое дело
Шрифт:
Васин с минуты на минуту ждал вызова заместителя прокурора города.
Тяжелая дверь легко распахнулась, но высокий худощавый мужчина с тощей бородкой попал в кабинет вроде бы еще и раньше.
– Достал "Времена года". - Вошедший показал диск-гигант.
– Чайковского? - вежливо осведомился Васин, ибо по рябининскому делу мог приехать сотрудник любого ранга.
– Неужели вы думаете, что у меня нет Чайковского? Это Вивальди.
Гость сел в кресло, положил на колени пластинку и внушительно произнес:
– Нус-с!
– Я забыл ваше
– А ведь только вчера оно упоминалось в печати.
– Извините, - догадался Васин, что перед ним тот руководитель, которого он обязан знать в лицо.
– Рэм Федорович Гостинщиков, - галантно представился посетитель, приподняв пластинку над коленом, как шляпу над головой.
– А кто вы? - осмелел Васин, память которого хранила все руководящие фамилии, но Гостинщикова там не было.
– Гражданин Советского Союза.
Васин облегченно распрямил плечи, но эта внутренняя легкость каким-то образом засуровила его голос и взгляд.
– Граждан принимает дежурный прокурор на первом этаже.
– Но у меня чрезвычайное сообщение.
– Все к нему...
– А разве закон не обязывает принять заявление о преступлении того прокурора, к кому оно поступило?
Перед ним был сутяга, побывавший, видимо, и у дежурного прокурора, и у всех других. Проще записать его заявление, чем выпроводить. Васин взял лист чистой бумаги и ручку.
– Слушаю вас...
– Я засек шайку преступников.
– Сколько человек?
– Пока знаю двоих, но...
– В чем их криминал? - перебил Васин, стараясь прежде всего выявить состав преступления: обыватель и подростков с гитарой считает шайкой.
– Они намерены оклеветать и посадить достойного человека.
– С какой целью?
– А он на них непохож.
Васин положил ручку, чтобы решить смешной вопрос. Бичом приемных были два сорта людей - сутяги и психи. Кто же этот?
Костюм неопределенно-пыльного цвета. Рубашка линялая или уж такого незаметного салатного оттенка. Без галстука. Седые волосы. Узкие черные глаза, горевшие нездоровым блеском. Бородка, какие носили испанские идальго, дрожит, будто держится на двух-трех волосках.
– А вам эта шайка... не показалась?
– Я ж не псих.
Только психи и стараются при первой возможности заверить, что они здоровые.
– И чем же этот достойный человек на них непохож? - начал веселеть зональный прокурор: неплохая разрядка перед тяжким разговором у зама.
Гостинщиков пугливо оглядел углы, подался к Васину через стол и тихонько, чтобы никто не услышал, сообщил:
– Ничем.
– Ну, внешностью, что ли? - Васин катнул ненужную авторучку: достаточно будет выслушать.
– И внешностью.
– Страшный?
– Не так страшный, как непонятный. Они солидные, а он мальчуганистый. Они спокойные, а он издерганный. Они обстоятельные, а он порывистый. Они хитрые, а он простодушный. Они причесанные, а он лохматый. Они без очков, а он в очках минус восемь...
Васин ощутил, как ему неприятно свело губы, наверное, в противную гримасу, в которой
соединились вежливая улыбка, поздняя догадка и желание скрыть эту догадку. Он спросил уже по инерции и, как ему казалось, уже ни к чему:– И что же это за шайка?
– Женщина и мужчина.
– Кто же? - Теперь он спросил заинтересованно, хотя понимал, что дальше разговор продолжать глупо.
– Э, Калязина и какой-то Васин.
Зональный прокурор не нашелся и оттого бессмысленно смотрел на посетителя.
Гостинщиков осклабился и стал походить на деревянного щелкунчика орехов, которых продавали в магазине сувениров.
– А я этим хочу что-то сказать, - сказал он так, будто еще ничего не сказал.
– Что вы хотите этим сказать?
– Хочу сказать, что я на все способен. Пойти к прокурору города, поехать к Генеральному прокурору, попасть на прием в Президиум Верховного Совета...
– А вы, гражданин Гостинцев...
– Гостинщиков, ученый...
– Не ждете, гражданин Гостинщиков, что я попрошу вас из кабинета?
– Зачем? - удивился Рэм Федорович. - Я сказал все и сейчас уйду сам.
Васин вновь умолк, задетый охранительной грамотой, ангелом пролетевшей мыслью. Самоуверенный. С бородкой. Ученый. Вполне возможно, что и крупный. Крупные ученые частенько смахивают на психов. Сказал ведь, что его имя вчера упоминалось в печати...
– Товарищ Гостинщиков, - спросил Васин тоном прохожего, узнающего дорогу, - вы ученый в каком звании?
– Доктор наук, - соврал Рэм Федорович и тут же пожалел, что не назвался академиком.
– Извините, каких?
– Э, геолога-минералогических, извините.
– Вы упоминали, что ваше имя было в печати...
– Да, в "Ученых записках". Статья называлась "Новое месторождение червонного золота".
– Вы открыли?
– Разумеется, - небрежно врал Гостинщиков ради него, ради этого теленка Рябинина.
– И что теперь вас ждет?
– Думаю, что выдвинут на премию.
– А Рябинину вы... кто?
– Деверь.
– Деверь... это...
– А может быть, шурин. Короче, его жена есть моя сестра.
Васин не поверил бы случайному человеку на слово, но внешность ученого, странное поведение и связь с Рябининым убеждали. Он прошил его умным взглядом и примирительно начал:
– Давайте откровенно. Он вам почти родственник. А вот я его не принимаю.
– Э, за что же?
– За целый букет. Медлителен...
– Потому что глубоко пашет.
– Спорит, не соглашается...
– Он же не продавец, для которого покупатель всегда прав.
– Противоречив...
– Видите ли, товарищ прокурор: если у человека одна мысль, две мысли, три, то он ясен, как невеста в фате. А если у человека много мыслей? Среди них возникает противоречие. Вы попробуйте.
– Рябинин, по-моему, пессимист. - Васин постарался последних слов не заметить.
Э, пессимист? А вы как-нибудь зайдите к моему соседу - он оптимист. Потому что ничего не знает ни о жизни ни о смерти.