Долгое дело

Васин с минуты на минуту ждал вызова заместителя прокурора города.

Тяжелая дверь легко распахнулась, но высокий худощавый мужчина с тощей бородкой попал в кабинет вроде бы еще и раньше.

–  Достал "Времена года". - Вошедший показал диск-гигант.

–  Чайковского? - вежливо осведомился Васин, ибо по рябининскому делу мог приехать сотрудник любого ранга.

–  Неужели вы думаете, что у меня нет Чайковского? Это Вивальди.

Гость сел в кресло, положил на колени пластинку и внушительно произнес:

–  Нус-с!

–  Я забыл ваше имя...

–  А ведь только вчера оно упоминалось в печати.

–  Извините, - догадался Васин, что перед ним тот руководитель, которого он обязан знать в лицо.

–  Рэм Федорович Гостинщиков, - галантно представился посетитель, приподняв пластинку над коленом, как шляпу над головой.

–  А кто вы? - осмелел Васин, память которого хранила все руководящие фамилии, но Гостинщикова там не было.

–  Гражданин Советского Союза.

Васин облегченно распрямил плечи, но эта внутренняя легкость каким-то образом засуровила его голос и взгляд.

–  Граждан принимает дежурный прокурор на первом этаже.

–  Но у меня чрезвычайное сообщение.

–  Все к нему...

–  А разве закон не обязывает принять заявление о преступлении того прокурора, к кому оно поступило?

Перед ним был сутяга, побывавший, видимо, и у дежурного прокурора, и у всех других. Проще записать его заявление, чем выпроводить. Васин взял лист чистой бумаги и ручку.

–  Слушаю вас...

–  Я засек шайку преступников.

–  Сколько человек?

–  Пока знаю двоих, но...

–  В чем их криминал? - перебил Васин, стараясь прежде всего выявить состав преступления: обыватель и подростков с гитарой считает шайкой.

–  Они намерены оклеветать и посадить достойного человека.

–  С какой целью?

–  А он на них непохож.

Васин положил ручку, чтобы решить смешной вопрос. Бичом приемных были два сорта людей - сутяги и психи. Кто же этот?

Костюм неопределенно-пыльного цвета. Рубашка линялая или уж такого незаметного салатного оттенка. Без галстука. Седые волосы. Узкие черные глаза, горевшие нездоровым блеском. Бородка, какие носили испанские идальго, дрожит, будто держится на двух-трех волосках.

–  А вам эта шайка... не показалась?

–  Я ж не псих.

Только психи и стараются при первой возможности заверить, что они здоровые.

–  И чем же этот достойный человек на них непохож? - начал веселеть зональный прокурор: неплохая разрядка перед тяжким разговором у зама.

Гостинщиков пугливо оглядел углы, подался к Васину через стол и тихонько, чтобы никто не услышал, сообщил:

–  Ничем.

–  Ну, внешностью, что ли? - Васин катнул ненужную авторучку: достаточно будет выслушать.

–  И внешностью.

–  Страшный?

–  Не так страшный, как непонятный. Они солидные, а он мальчуганистый. Они спокойные, а он издерганный. Они обстоятельные, а он порывистый. Они хитрые, а он простодушный. Они причесанные, а он лохматый. Они без очков, а он в очках минус восемь...

Васин ощутил, как ему неприятно свело губы, наверное, в противную гримасу, в которой соединились вежливая улыбка, поздняя догадка и желание скрыть эту догадку. Он спросил уже по инерции и, как ему казалось, уже ни к чему:

–  И что же это за шайка?

–  Женщина и мужчина.

–  Кто же? - Теперь он спросил заинтересованно, хотя понимал, что дальше разговор продолжать глупо.

–  Э, Калязина и какой-то Васин.

Зональный прокурор не нашелся и оттого бессмысленно смотрел на посетителя.

Гостинщиков осклабился и стал походить на деревянного щелкунчика орехов, которых продавали в магазине сувениров.

–  А я этим хочу что-то сказать, - сказал он так, будто еще ничего не сказал.

–  Что вы хотите этим сказать?

–  Хочу сказать, что я на все способен. Пойти к прокурору города, поехать к Генеральному прокурору, попасть на прием в Президиум Верховного Совета...

–  А вы, гражданин Гостинцев...

–  Гостинщиков, ученый...

–  Не ждете, гражданин Гостинщиков, что я попрошу вас из кабинета?

–  Зачем? - удивился Рэм Федорович. - Я сказал все и сейчас уйду сам.

Васин вновь умолк, задетый охранительной грамотой, ангелом пролетевшей мыслью. Самоуверенный. С бородкой. Ученый. Вполне возможно, что и крупный. Крупные ученые частенько смахивают на психов. Сказал ведь, что его имя вчера упоминалось в печати...

–  Товарищ Гостинщиков, - спросил Васин тоном прохожего, узнающего дорогу, - вы ученый в каком звании?

–  Доктор наук, - соврал Рэм Федорович и тут же пожалел, что не назвался академиком.

–  Извините, каких?

–  Э, геолога-минералогических, извините.

–  Вы упоминали, что ваше имя было в печати...

–  Да, в "Ученых записках". Статья называлась "Новое месторождение червонного золота".

–  Вы открыли?

–  Разумеется, - небрежно врал Гостинщиков ради него, ради этого теленка Рябинина.

–  И что теперь вас ждет?

–  Думаю, что выдвинут на премию.

–  А Рябинину вы... кто?

–  Деверь.

–  Деверь... это...

–  А может быть, шурин. Короче, его жена есть моя сестра.

Васин не поверил бы случайному человеку на слово, но внешность ученого, странное поведение и связь с Рябининым убеждали. Он прошил его умным взглядом и примирительно начал:

–  Давайте откровенно. Он вам почти родственник. А вот я его не принимаю.

–  Э, за что же?

–  За целый букет. Медлителен...

–  Потому что глубоко пашет.

–  Спорит, не соглашается...

–  Он же не продавец, для которого покупатель всегда прав.

–  Противоречив...

–  Видите ли, товарищ прокурор: если у человека одна мысль, две мысли, три, то он ясен, как невеста в фате. А если у человека много мыслей? Среди них возникает противоречие. Вы попробуйте.

–  Рябинин, по-моему, пессимист. - Васин постарался последних слов не заметить.

Э, пессимист? А вы как-нибудь зайдите к моему соседу - он оптимист. Потому что ничего не знает ни о жизни ни о смерти.