Долгое падение

Некоторые свидетели из низов видели только чертовы улики против Мануэля. Некоторые не видели ничего особенного, хотя в упор смотрели на особенные события и были единственными присутствовавшими при них людьми.

Среди смога лжи и дешевого театра на столе продолжает лежать черное оружие. «Уэбли» – ковбойский револьвер с барабаном, с длинной закругленной деревянной рукоятью. «Беретта» – итальянский пистолет, гладкий и удобный. У него квадратный ствол, он автоматический, обойма размещена в рукоятке. «Уэбли» – старше, но надежнее. «Беретту» часто заклинивает.

И «Уэбли», и «Беретта» проделали свой путь, прежде чем попасть сюда.

Вот история «Уэбли».

Толстый рябой парень по имени Генри Кэмпбелл говорит суду, что отбывал воинскую повинность в ВВС Великобритании. Он украл «Уэбли» из офицерских бараков и отправился в самоволку в Глазго, где отдал оружие человеку, с котором только что познакомился в пабе. Этого человека звали Дик Гамильтон. Кэмпбелл сделал ему такой подарок потому, что они стояли рядом и Гамильтон упомянул, что у него небольшие неприятности. Да, Гамильтон после этого дал Кэмпбеллу деньги. Но револьвер Кэмпбелл ему не продавал. Он просто отдал его. Сам не знает почему, просто отдал.

Кэмпбеллу показывают «Уэбли», с помощью которого убили трех женщин в доме Уотта.

– Это тот самый револьвер, – говорит он, – если не считать того, что с основания рукояти исчезло кольцо для подвешивания.

Кольцо было на месте, когда он отдавал оружие Дику Гамильтону, вроде бы в подарок, потому что тот выглядел типа обеспокоенным.

На свидетельскую трибуну поднимается Дик Гамильтон. У него шапка черных волос, таких густых, что помада едва может укротить их. Он с серьезным видом дает клятву, а потом улыбается и машет публике на галерее, как будто его вытащили из зрителей на представлении варьете. Гамильтон всегда, без исключения, поступает так в суде, чтобы показалось, будто он никогда раньше не бывал на судебных процессах. Ни один из юристов этим не одурачен, они знают, что он всегда так делает, но публика и присяжные на такое ведутся.

Суть рассказа Гамильтона такова: он получил револьвер от Генри Кэмпбелла, принес его домой и оставил там на полке. Потом, за восемь дней до убийства Уоттов, в субботу, 8 сентября 1956 года, примерно в 5 часов вечера, он заглянул в бар «Мелдрум», чтобы опрокинуть стаканчик. В баре он нашел Питера Мануэля и Скаута О’Нила, которые пили вместе.

– О, они были очень, очень пьяны.

Он говорит это так, как будто никогда раньше не видел, как пьют на публике, и подобное зрелище его опечалило.

Теперь люди, которых он одурачил, помахав рукой толпе, настраиваются слегка скептично. Если Гамильтона расстраивает вид пьянства, он живет не в том городе. Между закрытием пабов в обед и их вечерним открытием Глазго полон пьяных мужчин. Они стоят в ленивых позах на тротуарах, мочатся на себя на автобусных остановках, сражаются с невидимыми врагами на улицах.

Гамильтон не замечает, что утратил доверие аудитории, и продолжает:

– О! Они были так пьяны, что я не захотел иметь с ними никаких дел.

Но он остался и пил с ними в течение двух часов. В один прекрасный миг Мануэль упомянул, что ему нужен пистолет, потому что он задумал ограбление в Ливерпуле. Гамильтон сказал, что у него есть «Уэбли» и Мануэль может его получить. Поэтому, согласно договоренности, на следующий день, в воскресенье, Гамильтон встретился с Мануэлем и Скаутом О’Нилом на улице возле клуба «Гордон». О’Нил взял напрокат машину и отвез их в Горбалз, на Флоренс-стрит, где живет Гамильтон. Улица всего в десяти минутах ходьбы от клуба «Гордон», поэтому нет никаких причин, чтобы Скаут О’Нил вообще присутствовал в этой истории. Но он в ней есть, и он важный подтверждающий свидетель. Как бы то ни было, они вылезли из машины, и Гамильтон привел Мануэля на площадку к своей квартире. Там в коридоре, на высокой полке, лежал револьвер в бумажном пакете с семью или восемью патронами в спичечном коробке. Он отдал револьвер Мануэлю безвозмездно, а потом Мануэль спонтанно отдал ему пятерку. Они ушли с площадки вместе, но Гамильтон отправился побриться, а Скаут О’Нил увез Мануэля в машине.

Гамильтону показывают револьвер с демонстрационного стола, но он не уверен, что это то самое оружие. Этот кажется побольше, чем тот, который был у него.

М. Дж. Гиллис указывает, что все револьверы «Уэбли» вообще-то выпускаются одного размера. Ну, Гамильтон и вправду не знает, он не может сказать наверняка.

Он не может даже опознать Мануэля. Гамильтон кладет руку на сердце и говорит, что не может сказать по чести, который человек в суде – Мануэль.

Теперь ему никто не верит.

М. Дж. Гиллис чувствует: его долг заявить, что все знают о лжи Гамильтона.

– Вы пили с ним два часа, встретились с ним снова на следующий день, отдали ему револьвер, но не можете опознать его в суде?

– Ну, он сидел на заднем сиденье автомобиля, ваша честь, и у меня ужасная память на лица…

В отличие от Гамильтона, Скаут О’Нил – искусный лжец. Его изящный стиль – честь для свидетеля. Иногда он занимает суд, демонстрируя удивительное искусство увертливой логики, в других случаях – просто воплощение очарования.

М. Дж. Гиллис хочет, чтобы присяжные знали: О’Нил все время меняет свою версию событий и ему нельзя доверять. Он не может принять все противоречивые версии в качестве свидетельских показаний, не создавая сбивающего с толку суда-внутри-суда, поэтому спрашивает:

– Мистер О’Нил, история, которую вы рассказываете суду, – история, которую вы всегда рассказывали насчет этого случая?

Скаут невинно пожимает плечами.

– Ну, – говорит он, – это определенно та история, которую я рассказываю здесь сегодня.

Стоя на свидетельской трибуне, О’Нил выглядит чистым и опрятным. На его лице и рукаве нет крови, но все-таки вы не позволили бы своей сестре танцевать с ним. У него вид нахального бедокура, он говорит на нелитературном языке и имеет обыкновение говорить и улыбаться, пряча свои очень плохие зубы.

Когда Гаральд Лесли спрашивает, есть ли у него привычка добывать револьверы для таких людей, как мистер Мануэль, Скаут отвечает:

– Я так не думаю.

Как будто он только что познакомился сам с собой и не совсем уверен.

Люди хихикают, услышав его ответ, показывая Скауту, что поняли шутку.

Это раздражает Гаральда Лесли, который резко говорит:

– Мистер О’Нил! Не будете ли вы так добры просто отвечать «да» или «нет»?

Скаут на мгновение задумывается, после чего говорит:

– Нет, – уступчивый и дерзкий одновременно.

Публика и присяжные снова смеются, а он улыбается, показывая ряд зубов, щербатых, как у восьмилетки.

Скаут О’Нил симпатичный человек. Ребенком он понял, что, если ты будешь очаровательным, тебя перестанут бить. Он заставлял свою мать смеяться, как никто другой из ее детей. Он заставлял своего папулю улыбаться, пьяного или трезвого, сердитого или… сердитого. Скаута никогда не пороли так, как остальных. Другие дети миссис О’Нил – добропорядочные и богобоязненные. Скаут О’Нил сейчас не такой и вряд ли когда-нибудь был таким.