Долгожданная кража

Вдохновлённые руководящими указаниями, мы разошлись по своим рабочим местам, а я даже успел кое-что поделать в плане их реализации — сочинил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по одному материалу, как раз по срокам выходящему в октябрь. Откликнулся незамедлительно на призыв шефа, так сказать. Подшил десяток разных бумаг в хилые картонные корочки и уже собрался нести свой шедевр на подпись, когда на пороге появился помощник дежурного:

— Алексей, тебя к начальнику.

Я молча посмотрел на гонца в раздумии, какой именно начальник может хотеть меня видеть и зачем. Обычно неожиданные вызовы к начальству ничего хорошего не сулят: или дополнительные хлопоты за счёт собственных внутренних резервов, или разнос по какому-то случаю, тебе пока ещё неизвестному. Благодарность за службу в таких ситуациях предполагается с наименьшей вероятностью.

Помдеж понял мой невысказанный вопрос:

— Да к БАМу тебе, к Большакову, то есть.

По дороге к начальству быстренько прокрутил в голове свои грехи и ничего уж очень крамольного не нашёл. А то, что слинял в пятницу, так о том, куда именно я слинял, кроме Саньки и не знал никто. Да и не дело это для начальника на такие мелочи своё ценное время изводить.

Алексей Максимович находился в кабинете один. Не здороваясь, он указал мне на стул у небольшого приставного столика — садись. Так же молча, вытащил из папки с надписью: «Входящие» несколько листочков под одной скрепкой и отправил их по столу в мою сторону. И вот тут мне показалось, что в глазах его проявилось нечто, весьма похожее на укоризну, смешанную с горьким удовлетворением. Как будто долгое ожидание неизбежных гадостей с моей стороны наконец-то подтвердило самые худшие опасения начальника.

Я взял листочки. Их было числом три: постановление о возбуждении уголовного дела, протокол устного заявления и протокол допроса потерпевшего. Все они были оформлены от имени нового заместителя прокурора, и все касались… кражи пальто у гражданки Полетаевой Н. Н. В них, со слов Нины, было записано про кражу, про то, что она «своевременно и надлежащим образом» (слова-то какие протокольные, совсем не Нинины) обратилась в милицию, и что её делом занимается инспектор уголовного розыска Воронцов А. Н. О результатах расследования ей ни в каком виде не сообщалось.

Когда я дошёл в протоколе допроса до того места, где Нина простодушно рассказывает о том, как мы с ней искали пальто и даже ходили для этого в кино, удержаться от того, чтобы не покраснеть, мне не удалось.

Моя реакция БАМу, похоже, понравилась. Он откинулся в кресле и спросил с нескрываемым сарказмом:

— Ну что, Воронцов, нашёл нетривиальный способ укрытия преступления от учёта? Знаю я ваши оперские замашки. Только вот что скажу: если уж взялся прятать какое-то событие, так прячь его так, чтобы сам господь бог не нашёл. А у тебя и на это толку не хватило. Только и додумался, что в кино с девкой сходить.

БАМ снова пристально посмотрел на меня.

— Ты мне лучше скажи, почему твоя потерпевшая вдруг в прокуратуру побежала? Это до чего же ты её там довёл? Или может кино не понравилось?

Взглянув на меня ещё раз, Большаков понял, что шутка с кино, что называется, «не зашла».

— Ну ладно, не в кино дело, — тут же поправился он. — Но другие вопросы остаются.

А я сидел и думал, что здесь что-то не так. Не складывается картинка. В пятницу вместо того, чтобы прийти ко мне, он пошла в прокуратуру? Что же произошло за это время? Нет, ну не может такого быть!

— Алексей Максимович, не могла Нина идти жаловаться в прокуратуру. Никаких причин для этого не было.

— Уже и Нина? — выгнул бровь БАМ, демонстрируя великое изумление. — Ты часом личную шерсть с государственной не перепутал? Скажи-ка лучше, почему ты этот факт не зарегистрировал, как положено?

Вот это был правильный вопрос, в самое яблочко, что называется. И приемлемого для начальника ответа у меня не имелось. Не мог же я сказать, что таким образом надеялся на первое время защитить Нину от этого козла Утягина. Как бы то ни было, но я действительно совершил то, что и называется опасной для любого сыщика формулировкой: укрытие преступления от учёта, за которой может последовать всё, что угодно, если в дело вмешается прокуратура. А она уже вмешалась.

И словно бы в подтверждение моих мыслей Большаков достал из той же папочки ещё один лист и передал его мне. Я начал читать.

Начальнику управления внутренних дел Череповецкого горисполкома… Представление… Руководствуясь…

В документе излагалось, что инспектор уголовного розыска Индустриального РОВД лейтенант милиции Воронцов А. Н., получив сообщение о краже пальто у гражданки Полетаевой Н. Н., не зарегистрировал заявление надлежащим образом, совершив тем самым серьёзный служебный проступок — укрытие преступления от учёта. Продолжая свои умышленные действия, Воронцов также не принял необходимых мер по раскрытию преступления, подменив их имитацией таковых в глазах потерпевшей гражданки Полетаевой Н. Н.

Далее начальнику управления предлагалось провести служебную проверку по изложенному факту нарушения социалистической законности, впредь подобного не допускать, а нарушителя, то есть меня, подвергнуть мерам дисциплинарной, а если потребуется, и уголовной ответственности. Подписано представление было всё тем же новеньким заместителем прокурора. Весьма прыткий товарищ оказался.

Я отложил бумагу в сторону и посмотрел на начальника. Что я мог ему сказать такого, чтобы он понял? — Ничего! Поэтому я ответил просто:

— Всё так, товарищ майор.

Похоже, БАМ не ожидал от меня такой реакции. Сыщику более пристало изворачиваться в подобных ситуациях до последнего, даже понимая, что окончательно влип. Никогда ни в чём не сознаваться — вот железное правило, спасшее по слухам много нашего брата от неприятностей, и неизвестно, кто у кого научился: урки у сыщиков или наоборот. Совсем некстати вспомнилась байка, будто бы когда-то прокурор города говаривал в отношении одного уж больно нахального оперработника: да его на чужой бабе поймаешь, так и то скажет, что поскользнулся.

Как бы то ни было, я посчитал унизительным для себя отрицать в данный момент очевидные вещи. Материал не зарегистрировал? — Нет. Так чего же тут юлить? А то, что у меня по нему ещё не вышли отпущенные на доследственную проверку десять дней, значения не имеет.

Не дождавшись от меня никаких дополнительных объяснений, БАМ заговорил:

— Ну, Воронцов, знаешь ли! Гордый сидит, ничего объяснять не желает. Так и ладно. И не надо. Иди писать объяснительную по этому чёртову пальто, сдашь её тому, кто проверку проводить будет. Только я тебе вот что скажу: проверка — проверкой. Это дело десятое. И так всё ясно. В розыске тебе больше не работать. И скажи спасибо, если прокуратура не будет настаивать на возбуждении против тебя уголовного дела. Молодому прокурору свои яркие подвиги нужны. А тут как раз ты, как… подвернулся.