Долгожданная кража

Сверился я ещё раз и со своей памятью. Память молчала, не было в ней такого происшествия, как обнаружение на Советском проспекте какого-то оружия. А вот про этот дом на восемь семей я немножко помню. В году так девяносто шестом или девяносто седьмом он благополучно сгорел, и на его месте возвели новодел, где разместился не то бизнес-инкубатор, не то бизнес-центр.

Бдительный электрик никакого шуму про находку не наделал. Это легко определялось по отсутствию даже минимальной движухи около дома. Представил — если бы подобное случилось в моём благословенном будущем, тут уже бы было не протолкнуться от журналистов и просто любителей выкладывать в социальные сети крутые фотки! А нам зеваки не нужны, и хорошо, что их нет. А вот электрик, похоже, есть. К машине, заприметив на переднем сидении милиционера в форме, подбежал бодрый мужичок лет сорока с кучерявой шевелюрой и такой же бородой.

— Гражданин сержант, это я звонил, Серафим Петров, электрик. Сюда, пожалуйста.

— А почему гражданин сержант? — полюбопытствовал я, выбираясь с сидения, которое не никак хотело меня отпускать, и крепко держало за штаны.

Электрик проницательно переориентировался на меня, как на старшего, дождался, когда я, наконец, выберусь из этого тарантаса и молодцевато доложил, едва ли не щёлкая каблуками:

— Двести шестая — вторая, полтора года условно с обязательным привлечением к труду на стройках народного хозяйства. Освободился подчистую тринадцатого марта этого года.

Ну вот, сразу видно, с понятием человек и жизненный опыт полезный имеет. И я скомандовал:

— Вперёд, электрик Петров!

Лестница на чердак находилась прямо в «предбаннике» старого дома. Никто из жильцов особого интереса к появлению посторонних не проявил. Высунулся некто, в нижнем белье, но увидев милицейскую форму, торопливо исчез.

Поднявшись наверх, я осветил фонариком чердак. Здоровенный! Узкий коридорчик, в который выходят хлипкие дверцы с огромными замками.Скорее всего, каждый из жильцов имел здесь свою единоличную каморку. А иначе куда тащить всякий хлам, который и хранить негде, и выкидывать жалко? Такие, как старые сапоги, объеденные молью шубы, ржавые коньки и трехколесные велосипеды без колес, которые на фиг никому не нужны. Потом-то это всё народ потащит на дачи, а пока нещадно эксплуатирует чердаки.

Однако случалось, что среди подобных отбросов обнаруживались вещицы, имевшие коллекционную ценность. Опять-таки, хорошо помню, как после выселения жильцов из старых домов, туда сразу же устремлялись «антиквары», причем, не только наши, но и столичные. На чердаках можно было отыскать много интересных вещей: от старой бабушкиной прялки и до древней иконы, от одинарного угольного утюга до сломанных напольных часов времен Николая Первого, заброшенных туда каким-нибудь пролетарским нигилистом. Бывали случаи, когда отыскивались старые банки, заполненные монетами в идеальной сохранности!

Да что там чердаки! Антиквары даже снимали обои, отыскивая под ними не то старые газеты, не то почетные грамоты с портретом товарища Троцкого.

Прихваченный с нами вместе товарищ Петров был запущен вперед для указания дороги. Без поводыря мы рисковали не найти вообще ничего. Он пробирался вперёд, согнувшись и явно страдая от того, что обращён к нам совсем не тем участком тела, которое бы приличествовало тому при общении с такими значительными товарищами, как мы. Дверца одной из каморок была открыта. Постоянно извиняясь, что не успел с электричеством — было бы светлее, Петров пропустил нас вперёд.

На двоих у нас имелось аж два фонарика, да ещё Петровский «жучок», однако поначалу мы ничего не углядели.

— Так вот же!
– поторопился помочь нам электрик и лучом фонарика показал вглубь каморки (или чулана, как правильно?). И опять мы ничего не увидели. Только когда Петров вплотную подошёл к нужному месту, мы поняли, что к чему. Длинные ящики были уложены в самой глубине каморки, там, где крыша сходится с полом чердака, и так просто туда не подобраться. По всей видимости, там была какая-то ниша, потому, что крышки ящиков образовывали с полом общий уровень. Всё это было покрыто толстым слоем нетронутой пыли и свидетельствовало о полнейшем запустении. Таким макаром эти ящики могли пролежать незамеченными ещё сто лет.

С одного ящика пыль оказалась частично стёрта (моя работа, признался Петров), в неверном свете фонарей крышка нам показалась то ли серой, то ли зелёной.

Я осторожно подцепил крышку. И впрямь, электрик не ошибся. В ящике лежало шесть винтовок, очень похожих на «трехлинейки».

— Мосинские винтовки, — авторитетно изрек сержант. — Я, правда, их только в музее видел, да в кино. Наши с такими и белых били, и даже в Отечественную войну на фрица ходили.

Как ни старался я быть аккуратным, но от крышки поднялась целая туча пыли, и мы все втроём дружно зачихали.

Сержант Диденко отчихался первым и не стал терять времени даром. Не удержавшись от искушения, он вытащил одну из винтовок и принялся передергивать затвор, да еще и водить стволом во все стороны. Вишь, он еще и меня пытается на мушку взять!

— На место положи! — строго одернул я парня.

— А че такого? Видно же, что не заряжены? — не понял сержант. — У нее же даже затвор не передергивается. Не то заржавело все, не то пыли набилось.

— Раз в год и палка стреляет. Порядков не знаешь? — сурово сказал я и отобрал у него винтовку, положив её обратно в ящик.

— Придётся тебе курс молодого бойца устроить, — продолжил я воспитательную работу. — Ты что, в армии не служил?

Вопрос, разумеется, риторический. Если бы Диденко не служил в армии, то на службу в милицию его бы попросту не приняли. Скорее всего, где-то служил, но явно не имел дело с оружием. Или имел, но как большинство из солдат — один раз держал в руках автомат на присяге, и один раз съездил на стрельбище, где ему позволили высадить пять патронов. Не обязательно при этом служить водилой или писарчуком. Это могла быть и связь, и аэродромная рота. Да все, что угодно. Но в милиции-то на стрельбах не мог не бывать. Так что не знать правил обращения с оружием не имел права. Пожалуй, надо сказать начальнику штаба, пусть заинструктирует парня, как следует. Он ведь, будучи помощником дежурного, имеет доступ к оружейной комнате. А там и до греха недалеко.

Хотя на чердаке и было темно — фонарики не спасали, но сержант уловил мое настроение.

— Леша, да ладно тебе, это я так, — заныл сержант.

Помощники дежурных, несмотря на свое сержантское звание, народ нахальный и самоуверенный. Они даже нашего брата называют по имени и обращаются на «ты». А этот, вишь, малость струхнул, услышав мой строгий тон. Ничего, пусть прочувствует. Я и сам понимаю, что вряд ли винтовка заряжена, но в таком деле лучше не рисковать. Дядя Петя Веревкин за такие дела сержанту бы попросту в ухо двинул, безо всяких бумажек. Увы, дяде Пете это бы с рук сошло, а мне нельзя. Ни по возрасту, и ни по опыту, ни с учётом последних событий. А жаль. Иной раз добрая оплеуха учит жизни гораздо лучше, нежели нотации.

— Оно, конечно так, — мерзко хихикнул мой внутренний голос и тут же напомнил мне про Утягина, с которым ещё неизвестно, как всё закончится. Вступать в полемику с собственным внутренним голосом было сейчас не к месту, и я его ехидство гордо проигнорировал.

— Ручонками не размахивать, ничего здесь не трогать, — скомандовал в пыльный сумрак. Слегка сжалившись над парнем, уточнил:

— Ящики открывать можно, посмотрим, что к чему.

В каморке поместилось одиннадцать ящиков. В десяти лежали винтовки — по шесть штук, а в последнем, самом дальнем, лежали бумажные коробочки с патронами.