Дом для непрощённых

Дверь захлопнулась, и я остался в комнате один, привязанный к кровати, абсолютно беспомощный.

А Ганс пошел к рыжей, которая ждала его на лестнице. Что он будет с ней делать? А вдруг заведет в какой-нибудь тёмный угол и изобьёт? Или даже изнасилует… Было что-то такое в том, как он на неё смотрел. Понятно, конечно, что такая девушка себя в обиду не даст, но где ей тягаться с железобетонным Гансом?

Мысли о девушке на некоторое время заставили меня отвлечься от бедственного положения, в котором находился я сам. Но совсем скоро я уже не мог думать ни о чем другом, как о дикой боли в перетянутых ремнями руках и ногах.

Прошло от силы минут двадцать, но было такое ощущение, что я вишу на этой импровизированной дыбе очень долго. Шесть часов? Какие шесть часов? Да я через полчаса тут окочурюсь!

Тогда я начал извиваться всем телом в попытке ослабить путы, но всё было тщетно. Ганс закрепил ремни на совесть.

А что делать, если я, к примеру, захочу в туалет? Под себя, что ли, я должен ходить? Эта мысль ужаснула. К счастью, в туалет я пока не хотел, и дай бог он мне не понадобится на протяжении всех шести часов, зато дико захотелось пить. В горле пересохло, язык превратился в кусок наждачной бумаги, с трудом ворочающийся во рту.

Несмотря на то, что в комнате было очень холодно, я весь покрылся липким горячим потом. Судорога волной пробегала по беспомощному телу, заставляя его вздрагивать, будто от разряда током.

Сначала по запястьям и икрам бегали колючие точки, а затем я вообще перестал их чувствовать. Если Ганс задержится хотя бы ненадолго, я могу выйти отсюда инвалидом.

Лампочка, висящая прямо надо мной, поскрипывая, покачивалась от сквозняка, и мне ничего не оставалось делать, как считать эти мерные движения.

Дошел до тысячи, сбился.

Дошел до трех тысяч, и снова сбился.

Я чувствовал себя из рук вон плохо. Я не могу больше находиться в таком положении. Просто физически не могу.

Даже самое малейшее движение доставляло сильнейшую боль, но я немного приподнял голову, чтобы взглянуть на мутный прямоугольник окна. Там было темно.

Это значит, утро ещё не скоро.

Хорошо бы потерять сознание, отключиться… Но мой собственный мозг милосердия ко мне не проявил, и воспринимал все очень чётко.

Свет покачивающейся лампочки. Завывание ветра за окном. Поскрипывание половиц за дверью.

И боль. Много-много сильнейшей тягучей боли.

9.

Эдуард.

Происходившее напоминало оживший кошмар.

Впрочем, мне и в страшном сне не могло присниться, что я окажусь в какой-то ночлежке, дорогую брендовую одежду сожгут, вместо неё выдав какие-то совершенно ужасные шмотки. Форменные тёмно-синие брюки и куртка выглядели так, будто пару дней назад в них умер какой-нибудь туберкулёзный больной, их наскоро прополоскали в тазу с хозяйственным мылом, а после этого выдали мне. Но самым, пожалуй, страшным было то, что меня поселили в натуральном бомжатнике, где жило двадцать самых натуральных отпрысков бомжей.

Я ненавижу делить свою спальню с кем-то ещё. Папаша, желая обеспечить своему сыну достойное образование, оплатил мне самую дорогую международную школу в Швейцарии. Год около пятидесяти тысяч евро, круто, не правда ли? Но даже несмотря на то, что я жил в шикарном дворце на берегу озера, и к моим услугам были библиотека, компьютерные классы, художественная студия, лаборатория, спортзал, три теннисных корта, четыре бассейна, поле для игры в регби, частная конюшня, огромное футбольное поле и яхта, даже несмотря на то, что зимой вся школа переезжала в зимнюю резиденцию на горнолыжный курорт Гштаад, где всё было обустроено не хуже и даже имелась стена для скалолазания, даже не смотря на сказочную кормёжку, и особенно на хорошеньких горничных-швейцарок, я не продержался в этой школе и года. А всё почему? Во-первых, там была железобетонная дисциплина, а во-вторых, спальни, рассчитанные на четырёх мальчиков.

Потому-то я быстренько свалил из солнечного вылизанного Ролла в грязную запылённую Москву. Самый крутой лицей первопрестольной, конечно, и в подмётки не годится Ле Рози, зато не надо было пользоваться одной и той же ванной с четырьмя пацанами. И мне по барабану, что они, скорее всего, отпрыски королевских кровей.

И вот теперь, словно в насмешку, я оказался в одной спальне с двадцатью какими-то ублюдками. Правда, сами ублюдки не подозревали, какого нормальный человек может быть о них мнения, и встретили меня вполне приветливо.

И надо же было такому случиться, моя кровать оказалась в проходе, да ещё и стояла вплотную к кровати умственно отсталого паренька, которого все тут звали Мелкий Тедди. Парнишка только тем и занимался, что в свободное время вынимал из носа козявки, вешал их на спинку своей кровати и считал.

Чаша моего терпения была полна, но я ещё как-то сдерживался. Превозмогая себя от отвращения, я застелил свою кровать и, насколько возможно, отодвинул её от ложа Тедди. К слову, постельное бельё тут было такого качества, что горничные в доме моего отца даже не стали бы мыть им пол.

– А как тебя зовут? – неожиданно спросил Мелкий Тедди.

Он сидел, поджав колени, на синем покрывале и имел такой вид, что хоть сейчас в дурку.

– Жан Клод Ван Дамм, - ответил я откровенно издевательски.

– Ух ты, красивое имя, - распустил слюни умалишенный.

– Не верь ему, Тед, - вмешался какой-то бугай, который в данный момент расправлял покрывало на своей постели. – Ван Дамм – это актёр.

Место у бугая было козырное – у стенки, кровать он заправил без единой морщинки, в довершение всего бугай имел такое отрытое и благородное лицо, что хоть сейчас в боевике снимайся в главное роли. Ну, или в рекламе пены для бритья, на худой конец.

– Зачем шутишь над Тедди? – с расстановкой обратился бугаюшка ко мне. – Он юродивый, таких любить да привечать надо.

Так, ладно, понятно. В этой обители подзаборников рулит здоровяк. Связываться с ним пока что не стоит – себе дороже, ещё отметелит.

– Да я не хотел ничего плохого, пошутить просто думал, - тотчас пошел на попятную я.

– В этом месте шутит нужно очень аккуратно, - громила протянул мне руку. – Андрей.

– Эдуард.

Пришлось пожать его огромную клешню. Все-таки правильно я решил с ним не связываться. В Андрее чувствовалась недюжинная сила.

– А что ты натворил, чтоб здесь оказаться? – сорвалось с языка.

Мне действительно стало интересно. Андрюха с виду весь такой степенный и правильный.

Но бугаю, судя по всему, мой вопрос не пришелся по вкусу. Он набычился, и всю его доброжелательность по отношению ко мне, как ветром сдуло.

– Не твоё дело, - буркнул Андрей.

Чувствуя, что теряю потенциального сильного союзника, я лихорадочно перебирал способы исправить положение.

– Слушай, да не обижайся! – наконец ткнул я бугая локтём в бок. – Я просто тут впервые, ещё не освоился…