Дом для непрощённых

Помимо Стёпки и меня, оставалось всего двое мальчишек, не задействованных в конфликте. К клану они не принадлежали, болтались где-то посредине, поддерживая хорошие отношения и со Шпиготским и со мной.

Я ожидал бездействия от Серёги Самсонова, но я никогда не прощу Диме Варзину то, что он опустил глаза. Мы ведь неплохо с ним общались, даже в футбол иногда гоняли.

Ярость закипала во мне. Гнев, который я ощущал, был слеп и безжалостен. Наверное, сейчас я мог бы понять американских подростков, которые приходят в школу с ружьём или винтовкой и расстреливают одноклассников.

Шпиготский нагло разглядывал меня своими голубыми гляделками. Он ясно давал понять, что плюёт на меня и всю мою семью, что презирает мою мать-уборщицу, которая не может купить мне телефон последней модели, и братишку – бесполезного спиногрыза.

– Перед кем извиняться? – хмыкнул Шпиготский. – Перед тобой? Перед мамашей твоей? Уясни уже одну вещь, Медников. Вы – никто. Ты – безмозглый дебилёныш, и мамаша твоя – плевки подтирает.

Этот откормленный гадёныш своим видом показывал, что знает всю правду жизни.

Я собирался доказать ему обратное.

Саха Большаков, Большой – один из главных силовиков Шпиготского, - пихнул меня в плечо.

– Полегче, Кирюха, - предупредил он. – Не нарывайся, правда!

Они просто не понимают, что делают, твердил я себе. Они просто не знают, на что нарываются. Бешенство клокотало во мне. Но я держался. Ещё пока держался.

– Я даже больше скажу, - со значением произнёс Шпиготский. – Твоя маманя драгоценная встречается с каким-то мужиком. Только это не твой папочка, Медников! Он пару раз забирал её после работы на «Ниссане». Как ты думаешь, чем они там занимались? Ты знаешь, что такое эдипов комплекс, Кирюха?

Все. Я не мог больше терпеть.

Я сорвал намордник, я выпустил с поводка своего внутреннего пса, исходящегося рёвом ярости и боли. Он был бешенным, этот пёс.

Дальнейшее помню, как в тумане. Была боль в руке, визг Шпиготского, лицо Большого, смятое в лепёшку, и красная кровь на белом кафеле. Много, много крови.

– А ну прекрати, сосунок! – словно сквозь вату услышал я испуганный голос Михалыча.

Я очнулся от того, что трудовик повис на мне, пытаясь выкрутить руки. Шпиготский, точно поломанная кукла, лежал у моих ног. А я продолжал молотить его носком кроссовки. Под ребра. По печени. По почкам. Вот так! Чтобы знал, ублюдок, – нельзя оскорблять мою семью.

Остановил меня резкий и неожиданно профессиональный удар Михалыча. Я нагнулся, пытаясь перевести дыхание, а затем поднял взгляд от скорчившегося на полу Шпиготского на ребят.

Они смотрели на меня с ужасом. Не было клана Шпиготского и остальных учеников. Была лишь кучка пацанов, глядящих на меня со страхом и отвращением. Митрофанов, столкнувшись со мной взглядом, даже отступил на два шага.

В мастерскую вбежали вызванная кем-то классная и медсестра. Увидев Шпиготского на полу и меня с кулаками в крови, они, по-моему, испугались даже больше одноклассничков.

Из героя дня я слишком быстро превратился в антигероя. Меня потащили в кабинет директора. Вызвали родителей Шпиготского. Мама к тому времени уже ушла с работы – отпустили пораньше, и классная никак не могла дозвониться ей на сотовый. Я молился, чтобы мама подольше не брала трубку. Было даже страшно представить её реакцию на случившееся.

Вот ей и подарочек на День Рождения – бешеный сын, до полусмерти избивший одноклассника.

Господи, почему я не смог сдержаться? Какая же я скотина!

Я угрюмо сидел в приёмной директора на стуле у стены и всерьёз прикидывал пару раз хорошенько приложиться об эту стену головой. Правда, тогда руководство школы, собравшееся в полном составе, решит, что я совсем неуравновешенный. Ещё в психушку упекут.

Директриса у нас была хорошая. Василиса Дмитриевна Лебедева. Каково, а? Прямо как героиня русской народной сказки. Разве может быть человек, которого так зовут, плохим? Она, кстати, хорошо осознавала сказочность своего имени, поэтому ходила всегда с косой.

Василиса не хотела вызывать полицию. А классная и завуч хотели. Брызгая слюной, они доказывали мою полную ассоциальность. А, по-моему, они злились, что я сорвал поездку Шпиготского на олимпиаду по литературе – он ведь теперь сколько в больнице проваляется. И плевать им было на его физическое здоровье. Меня никто ни о чём не спрашивал.

– Надо выяснить, почему Кирилл это сделал, - доказывала директриса. – Вы знаете, у него очень непростая ситуация в семье.

– Вот именно, - орала класснуха. – С такой семьёй он живо станет уголовником! Уже практически стал!

Да отстаньте вы все от моей семьи, чёрт вас дери!

– Наталья Борисовна, сделайте, пожалуйста, тон попроще, - холодно осадила классную Василиса. – У Медникова прекрасная семья. Он заботится о младшем брате. Нужно понять, что подвигло его на такую жестокость.

Они бы разбирались ещё долго, но спор решили родители Шпиготского. Они уже вызвали полицию. Мать Димана ворвалась в приёмную директора, точно ураган и кинулась на меня с кулаками, если бы её не удержали.

– Малолетний преступник, зек, шантрапа! – кричала она. – У Димушки сломан нос и ключица! Ты ответишь мне за это, поддонок! Мы будем подавать в суд! Мы ещё моральную компенсацию получим!

Этого ещё не хватало. Моральную компенсацию мы не в жизнь не выплатим, даже если мать будет мыть полы во всех школах нашего района, а я расклеивать объявления даже по ночам.

– Где мать этого недоноска? – зловеще поинтересовалась Шпиготская. – Я ей устрою! Она у меня горючими слезами плакать будет вместе с сыночком своим!

Да, теперь понятно, в кого Диман такой… дружелюбный.

«Только не бери телефон», - мысленно упрашивал я мать. – «Потеряй его! Они не смогут до тебя добраться, ведь домашнего у нас нет…»

Я как-то начисто забыл, что у них есть наш адрес, и добраться до мамы проще простого. От стресса, наверное.

– Кирилл, - внезапно впервые обратилась ко мне Василиса, - Зачем ты это сделал? Ты ведь хороший мальчик, маму сегодня с утра как красиво поздравил…

Я сумрачно молчал.

– Да, да, пусть скажет, за что Димушку избил! – язвительно вставила Шпиготская мамаша. – Он тебе, наверное, списать не давал?

Я чуть не расхохотался, а потом оценил всю прелесть её версии. Да она просто гений!