Дом, который построил Майк

Можно сыграть сотрясение оставшегося мозга с последующей атрофацией памяти. Это неплохо получилось у Пашки Матюхина.

Неплохо? Потому что на самом деле Степан Адуашвилли, профессионал по делу увечий друзей, так засветил ему кулаком в челюсть, что Пашу увезла Скорая с переломом этой самой челюсти, а мы продолжали пьянствовать его удачную отмазку от армии водкой, которой молодой новобранец запасся в качестве возможной и необходимой анэстижи.

Хозяин и петух

(быль)

Хозяин не спал всю ночь, бухал, занимался всякой безнравственной туфтой с хозяйкой, да ещё и возил снопы перед полуночью. Потом прилег отдохнуть прямо на дворе.

Петух увидал хозяина и смекает: - "Хозяин хочет послушать, как я пою".

Подобрался поближе к хозяину и закричал ему над самым ухом: - "Подъём 45 секунд, форма парадная, строиться на плацу!"

Хозяин проснулся и забранился на петуха, что ему спать не даёт.

Петух подумал, что хозяин велит ему громче петь, подобрался поближе и стал кричать, что было силы: - "Вставай, суканахбля! Сколько служишь?"

Хозяин взял грабли, дал петуху в табло, аж циферки защёлкали.

Вот и поехал я, горемыка в общагу с литром водяры Столичная (с ручкой такая бутылка была) к Степану Адуашвилли, как хорошо зарекомендовавшему себя в деле.

Мы выпили.

Потом еще.

Потом еще.

Потом он стал меня профессионально бить. "Самое главное, - говорил Степан, - надо попасть точно между глаз. Тогда синяк поползет на оба глаза, и такие синяки долго не проходят. А главное это менее болезненно, чем свороченная челюсть".

Плохо у него получалось почему-то, жалел он меня, болезного, что ли.

Мы выпили еще водки, затем еще. Сбегали к таксистам. Как известно, недостаточное количество спиртосодержащих напитков является общей бедой и местным обычаем. Потом пришли какие-то биксы с ярко накрашенными губами, ногтями, глазами, щеками и колготками, и мы забылись в дурном сне грязной порнографии духа. Вдруг память у нас обоих резко атрофировалась, и я пришел в сознание только в автобусе с грязными и пьяными призывниками, который уносил нас от родных очагов, теплых, нежно-мускатных тел и веселой жизни. Уносил в непроглядную мерзость ранних подъемов, перловой каши и пердежа с неё, издевательств сержантов и стариков, питье Цветочного одеколона и клея БФ, и, если хватало сил после дневных караулов, вечерних мастурбаций в засраных туалетах воинской части 6705, что в городе-герое молодых и старых заключенных Комсомольске-на-Амуре.

В армии, кстати, или не кстати, я очень хорошо научился мастурбировать. В армии чувственность возрастает до неимоверных ощущений, в армии нужно уметь делать все быстро, пока размякло и расслабилось, под кумаром дальневосточной конопли, всевидящее око сержанта-узбека Урумбека Маменгалиева. Чтобы не слышать его боевых команд перед отбоем: "Ты че служишь, суканахбля! Кому тут стоишь, дрочишь, суканахбля? Че плохо сосешь по русскы, ты, не русскый, сволыщьбля?"

Как мужик гусей делил

(сказка-быль)

У одного вонючего мужика не стало хлеба. Вот он задумал попросить хлеба у барина. Чтобы было с чем идти к барину, он поймал где-то какого-то гуся, изжарил его в винном соусе да на коньяке и понес. Барин принял гуся и говорит тихо вонючему мужику:

– Ну, мужик, спасибо, удружил. Сейчас поем жареной гусятинки - живот и пройдет. Только вот не знаю, как мы твоего гуся делить будем. Вот у меня жена красавица Мария, два сына, да еще две дочери на выданье?

Давай думай, время пошло.

Вонючий мужик говорит:

– Я разделю.

Взял мужик ножичек, отрезал гусю голову и говорит барину:

– Ты всему дому голова - тебе голову.

Потом отрезал гузку, подает барыне:

– Тебе, - говорит, - дома сидеть, за домом смотреть, - тебе задница.

Отрезал лапки и подает сыновьям:

– Вам - ножки, топтать отцовские дорожки.

А дочерям дал крылья.

– Вы, - говорит, - скоро улетите из дома, вам по крылышку. А остальное я себе возьму!

И взял всего гуся.

Барин посмеялся до слез, дал мужику буханку хлеба и денег пятак, чтобы выпил за его здоровье.

Мужик нажрался водяры, подпалил барину имение.

И пошел Лев Толстой на старости лет скитаться по Руси.

Где-то его, бедолагу, полумертвого, на какой-то станции нашли уже другие вонючие мужики.

ЛОНДОН

Долгие, дождливые, Лондонские, зимние вечера, сидя в своей засквотированой четырех комнатной двухэтажной квартире, на огромной кинг-сайз кровати, подаренной мне австралийкой Люськой Лэмберт, я часто коротал, занимаясь переводом песен Русских рок-групп. Многие из вещей неплохо ложились на английский язык. Например, моё любимое из Гребня:

Панки любят грязь

а хиппи цветы

и тех и других берут менты

ты можешь жить любя

ты можешь жить грубя

но если ты не мент

возьмут и тебя

И я устал пить чай

Устал пить вино

Забыл все слова

Кроме слова говно

Десять лет я озвучивал фильм

Но это было немое кино

На английском рок-языке это звучало бы примерно так:

punks lovе filth

and hippies love peace

one or the other

should be taken by police

you can be full of shit

you may be a good lover

but pigs will come for you

if you are not informer

i am tired to drink tea

tired to drink wine

remember all words

in there shit-kind

ten long years

i was interpreting film

for people with the deaf mind

Или другое, особо близкое мне, из Нау:

я увидел глаза

я прикоснулся к лицу

я почувствовал руки

и навстречу теплу

мои губы опускаются все ниже и ниже

я ищу те ворота, откуда я вышел

я пришел целовать те ворота

откуда я вышел

я пришел войти в те ворота

откуда я вышел

i`vе sееn the еуes

i`ve touched the face

i`ve felt the hands

and towards the warmth

my lips are dropping slowly down

I search for the gateway

which I came out from

i am here to kiss this gateway

which I came out from