Дом, который построил Майк

Схема?

Очень простая. В неё входила Рошель, симпатичная мамаша девочки Жаклин, работающая в то время менеджером-подавальщицей в ресторане отеля Риц. Тут надо сказать, заметил Макс, что в крови Рошель, и соответственно и Жаклин текла довольно приличная часть русской крови. И не просто русской, а дворянской, белогвардейской. Поэтому то прадед Жаклин, казачий ротмистр 17 Георгиевского Кавалерийского полка похоронен в склепе на Сент-Женевьев де Буа. Отсюда и благосклонность к Сергею, как русскому художнику и просто русскому. А во-вторых, на скромном аперитиве в честь нового знакомого Рошель рассказала о своей тяжелой работе в ресторане, сквозь слёзы пожалобилась всем, что вчера, уже под закрытие смены, у столика номер шесть, (а она смотрит за обслуживанием столиков 6, 9, 15 и 17) её очень сильно оскорбили. За столиком сидела парочка-гусь-да-гагарочка, Майкл Дуглас с какой-то мочалкой. Как? Тут надо сказать, что манагеры столов никогда не обслуживают столики сами, это делают официантки и официанты под их щительным присмотром. Однако в достаточно не редкие времена, когда за столиками восседают мировые, со кол, знаменитости, менеджер берёт штурвал правления полностью на себя и проводит все возможные доставки жратвы на стол собственноручно. Так вот в тот злопамятный вечер Дуглас, решив поиграть из себя парня из "Уол Стрит", или из фильма "Игра", в первую очередь манерно заставил говорить Рошель на понятном английском языке и потом долго вслух ржал со своей синявкой над высокомерием, а скорее невежеством французов, не умеющих выговорить из принципа даже простые амэриканскыэ слова, как, например фак ю. Затем последовало неудовлетворение достаточным изыском пищи, в итоге счет не был оплачен, и Рошель (достаточно традиционно), не получив чаевых, получила выговор от руководства. Самое удивительное заключается в том, что Рошель и получила это место, зная заранее, что столики под ее началом будут подаваться только для грёбаных селебрэти. Так что на чаевые можно было изначально не рассчитывать. Что еще более гнусно проскользнуло красной нитью в её незамысловатом повествовании, так это то, что после высказывания претензий и просьбы сдуть всё со стола, на неё начинали обращать внимание как на бревно. То есть совсем не обращать внимание. Ну, типа? Снимать друг другу трусы под столами, зажигать коньяк на скатерти, а самое главное, договариваться о будущих любовных приключениях после удачно неоплаченного ужина.

Единственные "люди", которые рассчитались сполна и выдали еще столько же на чай, в один из визитов, как ни странно, были Алла Борисовна Пугачёва и Филя Пугачёв. И никаких тебе любовных приключений. Это добавило еще один большой плюс ко всей Серёгиной схеме любви. Все остальные Золотые Унитазы никогда не платили, сколько нужно, не платили чаевых, а если платили чеками, то чеки возвращались не оплаченные.

(Выражение "Золотые унитазы" я уже слышала в устах Юрки Шевчука во время его гастролей в Торонто. Так странно и трогательно увидеть между великим русским рокером и парижской официанткой душевную, невидимую связь и внутреннюю совместную антипатию ко всей этой дешёвой попсе).

Уроды! Так подумал Сергей Пузанов на званном аперитиве в честь него же самого. И как только он об этом подумал, тут же об этом и сказал. Простая русская душа. Сказал через переводчика Максима Апостоло:

– Рошель, а не хотелось бы тебе немного, но очень внятно отомстить за все причиненные неудобства, оказанные тебе этими голдэн унитазами?

– Да я хотела бы, мальчик мой, но как?

– Да очень просто, говно кэстьён. Они тебя так и будут считать бревном, говорить всякие гнусности, и свои не менее гнусные планы на не менее гнусный вечер. А ты мне будешь звонить и рассказывать об этих их плана,х и дальше, Бог видит, мы их накажем, говнюков. Если хочешь, я даже тебе какую никакую копеечку за это платить буду. Самое главное, ты мне должна сообщать о видах на вечер, пока те еще в вашем кабаке сидят. Ферштейн?

– Ферстьюзъён! Вот только никакой твоей копеечки мне не надобно, я всё сделаю просто так. Парень ты, видно, неплохой, и месть моя будет бездвоздмездная, то есть дадом.

Жаклин, дочка Рошель, однако за извоз немного франков за каждый час мотыляний по столице Франции и его окрестностям брала, ну и плюс расходы на жижку. Бензин в Европе дорог. Тогда он был почти 8 франков за литр. Минимальная пенсия советских бабушек и дедушек в месяц.

В тот вечер, когда Рошель вызвонила дочь по мобиле и сообщила о приезде в ресторан Риц двух важных чемоданов, Доди Файета и принцессы Ди, Серёга Пузанов, Жаклин и Макс сидели в Холодильнике у Женьки Еловой и пили дешёвое Бужеле из Провансаля 1990 года. Макс еще пожалобился, что после него губы и зубы надолго становятся устойчивого ржавого цвета, будто навечно загубленного коррозией металла.

Все улочки и проулки перед гостиницей нетерпеливо переминались ногами сотен фотографов и зевак в нервном ожидании выхода в свет наиболее любимой у папараци парочки-гуся-да-гагарочки. Рошель, персонально обслуживая столик номер 17 с дорогими гостями, краем уха услышала, что принцесса с миллионщиком-ловеласом после ужина сваливают на своём "мерине" на яхту через заднее крыльцо. За рулём будет сидеть какой-то мудень из ресторана.

И путь их тернистый, горячо обсуждаемый за столом, пройдет по набережной, со стороны Елисейских, так что когда они удерут отсюда невидимыми, вы сможете спокойно сесть им на хвост около Музея Современного Искусства или ближе. Я бы вам посоветовала встать на Рю Бовард и ждать их "шестисотый". Да и поторапливайся со своим русским фотографом, кто знает, сколько они еще здесь просидят, дожёвывая крем-брюле.

Пузаныч и Жаклин сорвались на место встречи на своём папелаце. Последняя даже не чмокнула Макса в дряблую щёку смертника. Так что Бужеле Макс остался давиться в гордом даблночестве с Женькой за сравнительным анализом качества винно-водочного изделия. Правда, только на два часа с небольшим.

Через два часа с небольшим в Холодильник буквально залетели два взъерошенных, навзничь вспотевших птенца грязного фотографического бизнеса. Один из них в лице Сержа промчался в дарк рум, лабораторию, (она же еще служила иногда и кухней) любезно предоставленную ему хозяевами сквота. Жаклин же, почему-то вся в блевотине и поэтому, наверное, с совершенно зелёным фэйсом лица, упала на колени перед раздолбанным телевизором "Филипс" 1978 года рождения, (такой дурацкий, еще с деревянным корпусом) и включила канал последних новостей ТФ-1.

То, что говорилось в новостях, все знают. Куча полиции, другого непонятного народа, вспышки камер, телевизионщики со своими "Бетамаксами", повисшие над тоннелем, где часом раньше огромный черный "мерин" превратился в кусок железяки, и оборвались жизни трёх человек. Двое из которых еще получасом этого часа раньше уплетали мороженое на десерт в ресторане отеля Риц.

Плюс ко всему Парижские полицаи сразу же врубили розыскную "Сирена-2" и разослали ориентировку, усиленно разыскивая какой-то голубой Рено очень старого выпуска, номера которого никто из свидетелей не помнил.

Не помнил, конечно, грустно усмехнулся Макс, потому как Пузанов перед каждым выездом на дело старательно замазывал номера грязью. Тут же на паркинге у него всегда стояла пластиковая бутылка из-под минералки "Евиэн", наполненная влажной, грязной массой, чтобы не бегать по округе и грязь эту не искать. Тем более что номер очень запоминающийся - PAPELATS.

Одним словом, все эти фотографии искореженной машины в Мишелевой коллекции и являли собой фотографии с места знаменательного убийственного события.

– Правда, Макс?

– Правда, Мария!

Да только вот эти фотки сами по себе ничего не представляли особенного. Ну, машина искорёженная, и что с того? Таких фотографий потом во всех газетах как грязи появилось сразу на следующий же день. Но вот то, что, как потом рассказала Максу в пьяном бреду несовершеннолетняя Жаклин, они оказались не только прямыми свидетелями, но и виновниками катастрофы, оказалось для меня новостью.

Да действительно, по совету умной мамаши они запарковались на аварийных огнях прямо на углу Рю Бовард и стали поджидать гостей. Сразу по исчезновению Доди и Ди из ресторана, мамаша Рошель звякнула Жаклинке и объявила минутную готовность. От Риц до набережной по вечернему Парижу без пробок минут десять хода. Жаклин выехала немного на угол, чтобы не упустить клиентов. Серёга сидел и готовил камеру к бою. И точно, через минут десять появился идущий на полном ходу "шестисотый". Никакой папарацной погони за ним не было. Жаклин с визгом и гарью протекторов бросила своего малыша на набережную и подрезала буржуинскую машину. Москва отдыхает с такими вот подрезаниями. Водитель мерса резко сбросил скорость, поматерился, наверное, еще на понятном ему французском языке, типа "шайза!", и ушел в другую полосу. Машины поравнялись, Серж из открытого окна начал щелкать первую пленку со скоростью кадр в секунду. В большой тачке поняли, что попали в засаду из папарациков, и дали газу. Не тут то было. Опытная девчушка выжала всё из Рено и уже на спуске в тоннель, поравнявшись с противником, опять попробовала старый проверенный трюк по его остановке. Стала подрезать мерина. Серёга, как на войне, со скоростью трёх секунд, заменял плёнку в камере.

Водила за рулём Мерседеса припух от такой наглости и прибавил хода. На спидометре у Жаклин стрелка замерла на максимуме 140. Больше двигатель тянуть не мог. Борьба моторов закончилась. Мерседес стал уходить в левый ряд, но как-то сутуло, не по военному. На последнем издыхании папелац попытался еще дернуться за большим братом, и тут случилось непоправимое. Видимо водитель Мерса сбросил немного скорость на въезде в тоннель и Жаклин, не успев затормозить, зацепила его задний бампер. При обычных скоростях ничего бы и не произошло, но вот когда идёшь под двести на городских улицах, случиться может всякое. Папелац сразу же от толчка свингануло, но Жаклин (молодец всё-таки, парижская драйверша) справилась с управлением и после двух разворотов встала как вкопанная на правой крайней полосе. Мерседес же как-то неуклюже от удара дернулся вправо, влево, такое ощущение, что двигался то на двух правых, а потом двух левых колёсах, туркнулся в центральную опору тоннеля, и тут уж его стало швырять от стены к опорам, что твой каучуковый мячик. С каждым новым ударом, на глазах у оцепеневших Жаклин и Сержа мячик из красиво сложенной, обтекаемой, округлой формы превращался в консервную банку. Жалкую, мятую, битую, с остатками дальневосточной кильки в ней.

Через несколько секунд всё закончилось, только непомерно большая груда железа продолжала изрыгать из-под себя вой не хотевшего преждевременной смерти двигателя внутреннего сгорания.

Жаклин первой вышла из оцепенения и нажала на газ. Папелац Рено, проехав трагические пару сотен метров, остановился у черного разбитого корыта. Невольные участники трагедии, а проще говоря, прямые виновники совершившегося, выползли из автомобиля с изрядно помятым передним бампером и медленно подошли к черному, умирающему, нервно постанывающему быку. Первое, что бросилось в глаза, это часть авто со стороны водительского сидения - большой кусок мяса с костью, округлой формы, прижатый помятым рулём к осколкам остатков лобового стекла. Из разбитой кровавой массы на тонких ниточках, как у сломанной куклы-марионетки, свисали два теннисных шарика. В момент, когда парижская школьница осознала, что это просто-напросто глазные яблоки водителя на тонких жилах и нервах, её желудок изрыгнул накопившееся и взбаламученное автогонкой "Бужеле" прямо на красивую светло сиреневую несовершеннолетнюю кофточку.