Дом под номером 14

Гермиона определенно расслышала, но лишь рассмеялась в ответ.

***

Меня все-таки вытащили на Хэллоуин в очередной раз, несмотря на семейные дела и многочисленные уроки. Конечно, это была заслуга Энди, и ему досталось от меня несколько раздраженно-злостных косых взглядов, типичного гневного цокания и даже парочка ударов. Но в глубине души я была рада и улыбалась вместе со всеми, когда мы, предаваясь детским утехам, вопили на всю улицу хэллоуинские кричалки или пытались сквозь смех рассказывать друг другу страшные истории.

Мы обошли весь район вдоль и поперек: даже ближайшим к моему дому досталось.

Пока Энди и еще несколько ребят, с которыми мы праздновали Хэллоуин, стояли у двери четырнадцатого дома, я слышала, как Гермиона внутри отчитывает Драко. Не уверена, была ли я единственной, до кого донеслись ее крики, но, по крайней мере, незнакомое слово удивило лишь меня:

— Если ты, Малфой, сейчас же не возьмешь эти конфеты и не откроешь дверь, я наложу на тебя Мелофорс и собственноручно выставлю у забора.

Я, что называется, навострила уши.

— Тогда у твоей двери выстроится очередь из женщин, желающих узнать, как превратить голову своего парня в тыкву.

А затем он все-таки распахнул перед нашими дверь, одаривая их щедрой порцией конфет и чарующей улыбкой, скорее предназначавшейся Гермионе, стоявшей за его спиной, словно надзиратель. Но пока я смотрела на него сбоку, где я была не совсем заметна, поэтому, думаю, он и не узнал меня, несколько злая и отчаянная мысль мелькнула в моей голове: уж я-то точно буду в числе тех, кто захочет прийти на порог четырнадцатого, потому что сгораю от желания задать Грейнджер парочку вполне безобидных вопросов.

***

Пятого ноября Драко и Гермиона устроили на нашей улице самое настоящее файер-шоу. Уж не знаю, где они набрали столько фейерверков, но этот день Гая Фокса можно было заносить в историю.

Конечно, никто не видел их самих — запускали фейерверки с заднего двора, однако, я то и дело слышала крик Гермионы «Перикулум», что, как мне показалось, означало «пуск» или «давай» на каком-то незнакомом языке, а после этого небо разрывали мириады сияющих, горящих разными цветами искр, которые подлетали все выше, и выше, и выше…

***

Энди — выдумщик. Он способен мгновенно сочинить великолепную историю, придумать отмазку на любую проказу и поразить всех и сразу силой своего воображения. Его идеи иногда бывают, мягко говоря, неудачными, когда начинаешь применять их на практике, но в теории все они просто потрясающие.

Но то, что он придумал в один из последних осенних вечеров, сидя в моей комнате, било все рекорды.

Мы пришли домой около четырех, долго тянули время, чтобы не приступать к урокам. Долго и тщательно мыли руки, посмеиваясь друг над другом, затем чинно уселись за стол, отобедали — я бы даже сказала «оттрапезничали», так чопорно и солидно вел себя Энди, намеренно дразня меня и совсем чуть-чуть, очень вежливо, мою маму. Потом выгуливали Винса намного дольше положенного — псина просто обожала Энди, и это было взаимно. Они носились по улицам взад-вперед, и я еле поспевала за ними, особенно у четырнадцатого, где я намеренно притормаживала, повинуясь инстинктам, и заглядывала в окна.

Драко и Гермионы не было.

Зато были Винсент и Энди. Были со мной до самой ночи, пока второй не махнул мне рукой на прощание и не выбежал из моего дома.

Но до этого произошло еще кое-что.

Каждое лето Энди хотя бы ненадолго посещает с родителями Брайтон. Восемьдесят километров и полтора часа на поезде в одну сторону и спустя две недели, а иногда и месяц то же самое обратно. Чаще всего, следуя семейным традициям, они садились на «Виктории», а обратно приезжали на «Кингс Кросс».

После этого осенью я часто слушаю умопомрачительные, до невозможности забавные истории о странной, разношерстной публике, наполняющей вокзалы. Например, начиная от малюсеньких дамочек, уезжающих в командировку на выходные, но обязательно тащащих с собой пять, а то и шесть чемоданов разных размеров, и заканчивая тем специфическим флешмобом, свидетелем которого стал Энди первого сентября. По перрону девятой и десятой платформ сновали толпы детей разных возрастов, по-видимому, уезжающих в интернат, которые выделялись нагруженными тележками, чудаковатой одеждой (Энди описывал каждый костюм!) и не пойми откуда взявшимися клетками с совами, филинами, сипухами, сычиками и изредка какими-то другими животными. После рассказа Энди я еще долго пребывала в уверенности, что он слегка приукрасил свою историю.

И вот теперь он звал меня с собой. Бросил фразу как бы между прочим, а потом вновь принялся описывать брайтонские пляжи и пристани, явно стараясь завлечь меня.

Я помолчала, стараясь удержать улыбку, и пообещала подумать.

***

Миниатюрная, я бы даже сказала крошечная совушка со всего размаху врезалась в окно гостиной и сползла по стеклу на глазах удивленной Гермионы. Она ошарашено застыла, моргнула пару раз, будто ожидая, что посетительница пропадет, и бросилась открывать форточку и затаскивать птицу в дом. Оказавшись внутри, сова моментально ожила и вспорхнула вверх, тревожно вереща.

Пролетая над столом, она ловко скинула красный конверт и принялась наворачивать круги по гостиной. Гермиона замерла, кажется, затаив дыхание, и молча посмотрела на конверт.

Совиная почта? Это уже клиника какая-то. Кому-то из нас точно пора отдохнуть… в больнице.

Хотя это довольно оригинально, если призадуматься. А подобная дрессировка так и вообще заслуживает уважения.

Но только эта светлая мысль посетила мою голову, как конверт взорвался, подпрыгнул, поднимая пыль, и завис в воздухе прямо перед Гермионой. Я было подумала, что Малфой стоит где-то вне зоны видимости и дергает за веревочки.

Конверт распахнулся и преобразился, а потом… не знаю, создалось ощущение, что Гермиона стоит и слушает.

Что же это такое? Может быть, просто сон? Ну пожалуйста!

Спустя минуту-две конверт вспыхнул и превратился в кучку пепла, который сдул со стола сквозняк, подувший из окна.

***

До Рождества оставалось полторы недели.

Я не раз упоминала, что Гермиона никогда не праздновала дома, а чаще пропадала за месяц или около того и показывалась только к середине января. Поэтому я по привычке смотрела в окно все реже, и, чем ближе было Рождество, тем меньше я ждала Драко.

Пока не увидела, что на четырнадцатом доме развешаны гирлянды.

***

Они встретили дома и Рождество, и Новый год, и даже в январе оставались в зоне видимости.

Конец января, кстати, был знатный: не очень холодный, но колющий морозом, с небольшим ветром и снегом. Видели бы вы, сколько его навалило!

Почему-то именно гигантские сугробы, обмороженные конечности и заиндевевшие окна навели меня на мысль о Брайтоне. Я ходила по дому в свитере и непременно шерстяных носках и фантазировала о том, как буду бегать по пляжу, по-детски рыться в песке, плескаться в воде и соревноваться с Энди.