Дом в тысячу этажей. Авторский сборник
Шрифт:
Но что странно — все это сшито на человека маленького роста с узкими плечиками и короткими ножками. У некоторых костюмов — накладные плечи, у других — накладной ватный живот. Здесь висит даже пиджак с искусственным горбом.
А угол ощетинился деревянными, инкрустированными серебром тростями, кнутами, плетками, стеками с потайными кинжалами, посохами и клюками нищенок. В ящиках лежат трубки, очки, вставные челюсти, искусственные уши, носы, парики. Конечности с пружинными механизмами.
Но самое жуткое — это шеренга подставок с мумифицированными головами, на которые натянуты человеческие лица: их обработанная кожа снята вместе
О, какие огромные возможности для виртуозных метаморфоз! Давно умершее лицо можно надеть, как шляпу! Теперь понятно, господин Мюллер, почему в тебе сам черт не может разобраться! Ты бродишь по своим этажам в качестве генерала или безногого калеки, биржевого маклера с золотой цепью на животе или горбатого шута — но кто же все-таки ты?
Брок замер в дверях следующей комнаты.
В открытой ржавой клети ствол дерева с высохшими ветвями напоминает раскинутые руки скелета.
На одной из веток раскачивается страшный орангутанг!
Брок отступил назад. Он решил, что обезьяна заметила его. Ибо когда он показался в дверях, она оскалила зубы.
Но после нескольких робких попыток он осмелел и неслышно пробрался под клыками, ощетинившимися над его головой.
Он дотронулся до ручки следующей двери.
Очень осторожно, еле нажимая, он бесшумно приоткрыл ее. Прошло немало времени, прежде чем он сумел пройти в образовавшуюся щель. И так же бесшумно прикрыл ее.
XLV. Машина всеведения — Да, это Он! — Его голова на расстоянии протянутой руки — Голоса биржи
Брок огляделся.
Огромная чрезвычайно сложная машина возвышалась полукругом, занимая всю противоположную стену зала. При виде ее Брока даже бросило в дрожь. Хаотичное на первый взгляд переплетение дрожащих спиралей, проволочек, кнопок, электронных трубок с фосфоресцирующими циферблатами сливалось в некое удивительное создание, которое напоминало живой организм, тело универсального ожившего робота… Ряд бесчисленных клавишей, похожий на бесконечно длинное пианино. Клавиши разной длины, их концы округлены, словно хрупкие, бескровные девичьи пальцы с ухоженными ногтями.
Подобно стеклянному органу, прозрачные трубки в ряду постепенно удлиняются соответственно увеличению их диаметра. В этой машине каждый из непонятных компонентов повторяется с доводящей до сумасшествия пунктуальностью тысячу раз. Тысяча клавишей, тысяча звонков, тысяча лампочек, тысяча выпуклых глазков. Изредка они подмигивают холодными зелеными точками, словно эти таинственные сигналы составляются из кошачьих зрачков.
В центре этой чудовищной машины, похожей на огромный алтарь языческого божества, поблескивает белый круг, напоминающий огромную облатку причудливой дароносицы. Под кругом расположен громкоговоритель в виде чаши из какого-то гладко отполированного материала.
Против алтаря в глубоком кресле кто-то сидит спиной к Броку. Виднеется лишь чуб рыжих волос, языком пламени торчащий над спинкой кресла.
Брок затаил дыхание.
Вот это и есть Мюллер?
Низкорослый, тщедушный, он утонул на дне кожаного кресла. Он скорее похож на девочку с рыжими волосиками — ведь из-за спинки кресла не видно даже его головы…
Брок, бесшумно ступая, зашел с другой стороны. В глубине сиденья он увидел маленького, сухонького человечка с отталкивающим лицом в
ярко-зеленом халате. Дряблые щеки его от уголков губ свисали двумя безобразными складками. Вывернутая нижняя губа почернела до самой десны. От нее брал свое начало водопад рыжих волос, который внизу расщеплялся на два тонких ручейка, доходящих до колен.Но его нос! Гордая линия орлиного клюва! Великолепная дуга раковины, свидетельствующая о высокомерии, мизантропии, жестокости и стремлении покорить мир!
Агасфер Мюллер!
Да, это — он!
Этот смешной, желтый коротышка, заживо погребенный в глубине кресла, как на дне могилы!
И эти волосатые отверстия с серыми мочками — это и есть уши, которые заставляют замолчать любой голос в Мюллер-доме?!
А эти две ядовито-зеленые, слезящиеся, бегающие точки, обрамленные узорами сбегающихся морщин, — это и есть те всевидящие очи, которые замечают разом все, что творится в сотнях комнат на тысяче этажей?
А это та голова, в которой родился чудовищный план сотворения на земле ада и рая? И этот череп находится от меня на расстоянии вытянутой руки, и я могу раскроить его, убив живущее в нем безумие!
Вдруг Мюллеру захотелось чихнуть. Он приблизил руку к носу, закрыв его ладонью. Брок наблюдает за тем, что будет дальше, и с изумлением видит, что нос, победоносный орлиный нос, остается у него в руке! Вместо него на лице торчит маленький вздернутый обрубок без всякого намека на переносицу, две круглые дырки в пуговице, очутившейся между щек. Вот теперь он это лицо узнал — он видел его в окошке, которое раскрылось над ним, когда он лежал, почти потеряв сознание, в зеркальном зале.
Орлиный нос снова занял свое место.
Но почему эти слезящиеся зеленые глаза, обрамленные морщинами, почему они так пристально смотрят на блестящий круг?
Что это такое?
Зеркало?
Да, зеркало, но очень странное. В его серебристо-прозрачной глубине не отражается ни один предмет, находящийся в комнате.
Зеркало пусто!
Гладкое серебристое дно — и больше ничего…
Внезапно эта непроницаемая серебристая даль приблизилась, потемнела, и Брок стал смутно различать, что там что-то движется, словно он смотрит на муравейник через мощное увеличительное стекло. Кишащая масса почернела, стала приобретать формы, начали вырисовываться отдельные черты.
Брок от неожиданности чуть не вскрикнул:
— Биржа!
Да, это был вид биржи с птичьего полета.
Брок вспомнил о стеклянном окне в потолке…
Он увидел биржу с прозрачной статуей Атланта и с муравейником черных цилиндров.
Человек в кресле нажал на что-то своими костлявыми пальцами.
Послышался звук, напоминающий кошачий вой в мартовскую ночь любви. Но вот все затихло, и в центре алтаря заговорила чаша.
Брок сразу узнал голос биржи.
Хаос таинственных шепотов, шагов, восклицаний сливается с движением фраков, цилиндров, лиц…
Пальцы Мюллера снова касаются клавиш, общий шум рассыпается на отдельные звуки, из которых выделились два четких, своеобразных по тембру голоса:
— Купил?
— Я понес убыток!
— Плохие времена!
— Мюлдор падает…
— Сколько?
— 25!
— Ого-го!
— Тс-с-с!
Другая пара голосов:
— И что теперь будет?
— 99!
— А завтра?
— КАВАЙ…
— Проклятый голос!
— Удрал!
— Убил Орсага!
— Вырвал у него глаза!