Дом Ветра

***

Осень 1947.

Ну, где же он!? Сколько можно ждать? Где он пропадет? Она ждала его уже час на Пиккадилли, постоянно поглядывая на ручные часики, с унынием наблюдая, как бежит секундная стрелка. Ждать на ветру становилось все холоднее. Хмурое утро и безрадостное небо не предвещали ничего хорошего, однако Лондон, несмотря на это, все равно был торжественным и живым. А недавно на недостаток средств отметил свадьбу наследной принцессы, в те дни столица утопала в цветах и солнце.

Да, весна и лето были потрясающими, удивительными, дающими надежду, что дальше будет лучше. В те весну и лето цвела ее любовь, будто приподнимая ее над землей, наполняя безграничным чувством радости и неги. Почти полгода с момента начала их романа они узнавали друг друга, постигали души и разум, не доходя да плотских удовольствий, да и он особо не спешил, словно оттягивая момент, будто причинит им слишком много боли потом.

Так они провели остатки прошлого лета и прошлой осени, но когда наступил новый год, они не смогли больше сдерживать себя, до безудержности ласкаясь, подчиняясь древнему закону любви. Это было счастье, их маленький мир, который существовал только для них и который они не кому не показывали, тщательно скрывая. Любовь застилала им глаза, они стали терять счет времени, бдительность, не контролировать необузданное влечение. Слишком сильно они любили друг друга. Интересно, а падать будет также больно? Засунув руки в карманы своего старенького пальто, Елена потупила взгляд, шаркая ногой по асфальту.

— Елена, — она обернулась, кидаясь к нему в объятья. — Прости, что я опоздал, — он поцеловал ее в губы, но глаза его были печальны.

— Что с тобой? — спросила Елена, пряча руки у него на груди.

— Эрнст все знает, и Ксантия тоже, — Елена уже привыкла, что он называет дядю и мать по имени. — Все скверно! — он сжал кулаки.

— Том... — она не смела смотреть на него, лишь ощущала, как бешено бьется его сердце.

— Я должен жениться, — ее сердечко мучительно сжалось, конечно же, не на ней, бесприданнице, у которой старый дом и немного денег от отца. — На Мириам Уэлш, — только не на ней!

Эта Мириам отнюдь не красавица и, к тому же, строит из себя пуританку, а сама, наверняка, блудница. Она являлась ему троюродной сестрой по Саттонам. Елена шумно втянула в себя воздух.

— А если не женишься? — она хваталась за любую возможность. Муж Энди же отказался от семьи — почему Том не может?

— Тогда я буду должен неприличную сумму денег. Он ведь растит меня с семи лет, все оплачивал он. Эрнст с легкой руки моей матушки прикарманил все, принадлежащее моему отцу, — Елена замерла: разве они смогут выплатить такую сумму?

— Значит... когда будет свадьба? — Елена чуть не падала в обморок от этой мысли.

— В декабре, — прошептал он, она приникла к нему.

— Значит, у нас немного времени, да? — он стирал слезы, катившиеся по ее щекам.

— Да, — прошептал он ей в губы, они были так молоды, жизнь только начиналась, и ее жестоко оборвали...

Вчера вечером его хрустальный мир разбился, хотя все складывалось прекрасно. Недавно они с Джорджем Лейтоном устроились в одну из компаний, где еще находились на стажировке, будущее проглядывалось, показывая неопределенные очертания. И тут все рухнуло в бездну.

Кто сказал Эрнсту о его романе с англичанкой русского происхождения? Елена образованна, ей двадцать лет, ее родители — достойнейшие люди, — чего еще нужно Эрнсту и Ксантие? Эрнст угрожал племяннику большими суммами, в стране и так нет денег, где он их найдет? Поэтому все, что оставалось сделать — жениться на своей троюродной сестре. Мириам, эта блеклая блондинка, не привлекала его, не вызывала никаких желаний, как он ляжет с ней в постель, когда он хочет только Елену, как он выполнит условие дяди?

Это решение стоило ему спокойствия. Он долго думал, решал, он не мог держать ее подле себя ради собственного самолюбия, делать это назло родне. Елена стоила большего, чем простые встречи на квартире, где до этого они любили друг друга. Елена долго прождала, ибо он не мог собраться с мыслями, потом ему с трудом далось признание.

— Значит... когда будет свадьба? — ему было больно смотреть на нее, как она хватается за последнюю надежду.

— В декабре, — прошептал он, она приникла к нему. Лучше бы его убили.

— Значит, у нас немного времени, да? — он стирал слезы, катившиеся по ее щекам.

— Да, — прошептал он ей в губы, они были так молоды, жизнь только начиналась, и ее жестоко оборвали. — Только этот миг, — она оторвалась от него.

— Это, значит, конец? — робко задала вопрос она.

— Да, — проронил Том, — конец.

Елена разрыдалась прямо посреди Пиккадилли, прильнув к груди возлюбленного. Несколько мгновений, и наступит темнота, несколько вздохов свежего воздуха, несколько поцелуев, несколько объятий, и одна ночь любви, чтобы запомнить этого мужчину навсегда, впитать в каждую клеточку тела, частичку душу, насладиться любовью, ибо после сладкой любви всегда горько пробовать плод нелюбви. «Нет ничего хуже одиночества вдвоем, — подумала Елена, — одного страдания на двоих, находиться в одной тюрьме и не прикасаться друг другу. Все закончилось, лишь ветер понемногу развеивал печаль, ведь его нельзя приручить — он свободен, а мы — нет...»

***

Жизнь как река: то убыстряет свой бег, то его замедляет, то несет разрушения, то дарит умиротворение. Она как черное и белое, как враг и друг, как два борца. Время меняет действительность, изменяя и нас. Спустя годы прошлое видится кошмарным, а будущие таким радостным, что летишь к нему. Наши поступки всегда свершаются подавлением чувств, мы отрицаем это, но, как рыбки, зависим от реки. Да, жизнь, как река, — сильная, бурная, спокойная и скучная. Но это наша жизнь.

Когда в начале декабря Энди протянули маленький сверток со сморщенным красным лицом, она не знала, что и думать. Шон был без ума, ведь у него родился долгожданный сын, которого назвали Домиником. Маленький Доми, как его прозвали домашние, стал их маленьким центром вселенной. Энди забросила работу, не думая о том, что будет, когда она вернется обратно, да и у Шона все ладилось. Его последний роман «Камея» разошелся приличным тиражом. Каким-то образом это произведение о силе прощения подействовало на его отца, графа Данви, и он приехал к ним на Логан-Плейс однажды в субботу...

Энди отворила дверь и увидела на своем пороге графа и графиню. Максим Дэндридж и его строгая Жюстина. Энди пожалела, что не сделала с утра прическу, и отпустила прислугу, чтобы провести входные без посторонних. Она провела дорогих гостей в гостиную, Шон еще спал, так как весь вечер они не могли утихомирить Доми. Энди подала чай, радуясь, что дома хотя бы порядок.

Жюстина, как всегда, элегантно выглядела, платиновые локоны выглядывали из-под красивой сливовой шляпки, гармонируя с платьем похожего цвета и ниткой жемчуга на шее. Энди почувствовала себя на ее фоне дурнушкой, она поправилась, у нее не было времени смотреть за собой.

— Доброе утро, Энди, — по лестнице слетела Аврора, замирая при виде бабушки и дедушки. Аврора отвернулась. Что они скажут, ведь она постоянно помогает Энди. Бабушка будет ругать ее за то, что она эксплуатирует падчерицу. — Здравствуйте, — промямлила она. А, гори оно все синим пламенем! Энди сейчас тяжелее всех, какая разница, что скажут. Она направилась на кухню, принявшись жарить тосты и жарить омлет с тушенной морковью. Для Авроры Энди стала подругой, а не матерью, и девочка гордилась молодой мачехой, хотя подруги думали, что все мачехи — ведьмы. Пока Энди о чем-то говорила с родственниками, Аврора успела приготовить завтрак.