Дом Ветра

Виктор ценил его как сотрудника, в компании его уважали и прислушивались к его доводам и советам. Будущее Роберта куда определенней будущего Джорджа. Он любил брата, радовался его успехам, но делать так, как делал он, не хотелось. У каждого свой путь-дорога, у него в том числе.

Нет, любви сегодня не было места в его жизни, а может, она еще не пришла? Скоро станет яснее, какая роль ему уготована в истории семьи Лейтон, потому что он еще сам не решил, кого сыграет в театре, под названием «Жизнь».

Глава 37

Трудно бороться со своим сердцем, однако рассудительному мужу свойственно его побеждать.

Демокрит

Весна 1951.

В галереи Фоксов опять было шумно: лондонский свет обожал все новое и свежее. Публика перешептывалась, созерцая полотна с обнаженной натурой, это были не девушки в стиле пин-ап, это были красивые чистые образы. Девушки на картинах нисколько не стеснялись своей наготы, находясь в легкой пене цветов; для каждый их них художник выбрал свой цветок, показывающий натуру дев. Елене понравился тот язык обнаженной натуры и цветов, поэтому она настояла, чтобы Джулия разрешила выставляться у них Ришару Полански.

Флер зачарованно смотрела на картины. Как бы ей хотелось оказаться на хотя бы одной из них среди ее любимых мимоз. Ей было почти пятнадцать и она цвела с каждым годом все сильней, распускаясь, как тугой бутон. Она не знала, как ей дальше жить, какую дорогу выбрать. Джейсон умолял ее подумать о карьере врача, но в глубине души давно знал, что Флер вряд ли выберет эту стезю.

Флер рассматривала девушку, сидящую на бедре; та выставляла свои полные груди вперед, пушистые шапки хризантем, как пылкий любовник, касались ее прекрасного тела; лицо же ее почему-то выражало скорбь. Флер еще раз вгляделась в картину, собираясь подойти к следующей. Джулия беседовала с мастером, но она совсем не заметила, как он подошел к ней:

— Она разочарована, что такой красота может быть только в один миг жизни, — услышала Флер.

Художник был необычайно красив. Его темные волосы падали на высокий лоб, полные губы изогнулись в мягкой улыбке, а синие глаза как-то странно сверкнули. Говорил он очень забавно, легкий французский акцент выдавал его. Ришар оглядел девушку, представляя, как будет выглядеть этот ангел у него на полотне и у него в постели. Синие брючки подчеркивали ее стройные ноги, которые будут обхватывать его в порыве страсти, нежно-голубая блузка оттеняла голубые глаза, что холодно смотрели.

— Кто эта девушка? — вдруг спросила Флер, потупляя взгляд.

— Так, одна натурщица, — отмахнулся Ришар. — Я бы хотел нарисовать вас...

— Это не получится. Моя сестра жуткая стерва, и если она увидит меня на вашем полотне, то вам несдобровать, забудете дорогу сюда, — вот черт, подумал он, переводя взгляд на Джулию, стаявшую под руку с мужем. И почему он выделил среди всех женщин именно девчонку, хотя... чего он хотел, она заставит даже святого забыть о Боге. — Почему я так не могу рисовать?..

— Вы рисуете? — спросил он.

— Немного, — прошептала Флер.

— А можете что-нибудь показать? — она достала из маленького клатча свою записную книжку, где она делала времени от времени рисунки.

— Это скучно, — возразила Флер.

— Да нет, у вас талант, — ответил Ришар.

— Что ж, спасибо за лесть, — девушка слабо улыбнулась и ушла.

В тот вечер, устало опустившись на кровать, Флер долго думала, перебирая в голове услышанное и увиденное. Этот Ришар сказал, что у нее есть талант. О том, что она рисует, никто не знал: ни Джейсон, ни, тем более, Джулия. Она не была такой открытой и простой, как старшая сестра, которая свободно показывала свои таланты всем. Флер не хватало матери, да и она ее почти не помнила, образ Каталины постепенно стерся из ее памяти, остались лишь напоминания Джулии и Джейсона.

Многие свои печали и переживания Флер не могла поведать им, боясь осуждения и смеха. Джулия всем казалась идеальной женой, матерью и хозяйкой галереи, Флер же не могла считать себя хорошей ученицей, человеком, наделенным талантами. И вот теперь кто-то посторонний разглядел в ней то, что она сама отвергала. Флер решила рисовать, достигнуть высот Каталины и Джулии, стать такой же хозяйкой галереи, как старшая сестра.

Художник, поверивший в нее, только и делал, что думал о Флер. Ему хотелось изобразить ее обнаженную, среди мимоз, показать всем эту свежесть и юность, эту богиню Юнону. Ришар Полански не был ханжой и не принимал отрицание плотской жизни ради творчества, ибо наслаждения и были жизнью. Он привык соблазнять своих натурщиц, которые дрожали в его объятьях от страсти, выкрикивая его имя, прославляя всех французских любовников одновременно. Ему нравилась новизна в отношениях, когда любовники только начинают открывать друг друга, изучая анатомию своих наслаждений. Францию он покинул двенадцать лет назад, чувствуя, что родная страна падет под натиском немцев; в ту пору ему было двадцать.

Сейчас, в свои тридцать два, он был пресыщен жизнью. Его работы замечали, покупали, и, как предсказывала Елена Сван, его звезда через лет пять будет сиять ярко. Он свято в это верил, зная, что, скорее всего, так и будет. Его встреча с Джулией много для него значила. Почему он, зная, что Джулия — его путеводная нить, все время думал о ее сестре? Все считали Джулию демоном, а Флер — ангелом, но почему-то Ришар сразу понял, что дела обстоят наоборот. Девчонку одолевали сильные страсти, как же не повезет ее будущему мужу, если не сможет обуздать ее темную натуру! Но мечта о картине с Флер оставалась пока только мечтой. Ведь он никогда не сможет запечатлеть ее на своем полотне, как и овладеть ее телом.

***

Закрыв глаза и переведя дух, Энди не знала, что сказать родственникам роженицы. Грейс сейчас будет орать, извергать на нее проклятия, как дракон, пышущий клубами ядовитого огня. Роды прошли плохо: ребенок выжил, а мать умерла от большой потери крови, да и кто мог подумать, что у нее слабые сосуды, которые просто не выдержали вторых родов? Энди посмотрела на себя в маленькое зеркало, зря, наверное, отец возлагал на нее такие надежды... Она вышла во вторую дверь, чтобы не сталкиваться с родственниками, собираясь поговорить хоть с кем-то. Джейсона она не нашла, поэтому стала крадучись пробираться к кабинету отца. К ее счастью, он был там и находился один.

— Пап, — Энди тяжело сглотнула, — что мне делать?

— Что случилось, дорогая? — Артур снял свои очки, внимательно смотря на дочь.

— Она умерла, жена Тома Саттона умерла, что мне делать? — Артур увидел панику в глазах, которой она собиралась поддаться.

— Сказать, как есть, отключить эмоции — что я еще могу сказать? Я так же себя чувствовал, когда у меня на столе умер в первый раз человек, я долго не мог отделаться от этого чувства, что от меня — Бога — зависят жизни, а я убиваю. Но такова жизнь, — Артур снова надел очки, — никто не застрахован от смерти. Если же... это не была твоя ошибка?

— Нет, сосуды лопнули, — медленно проговорила Энди.

— Об этом должна была знать сама роженица. Ты не наблюдала эту беременность? — Энди показалось, что отец ищет предлог ее уволить.

— Я не наблюдала, они пришли ко мне за пять дней до родов, но, сам знаешь, за это время не соберешь столько анализов, — Артур улыбнулся, вновь услышав ее профессиональный тон.

— Иди, Энди, — тем же путем она обратно вернулась в палату Мириам; мальчика уже умыли и спеленали, а Мириам собирались везти в морг. С бьющимся сердцем врач прошла в коридор, набирая полные легкие воздуха для храбрости.