Домби и сын

При всемъ томъ Куттль не искушалъ судьбы ни малйшею оплошностью и жилъ, какъ прежде, въ совершенномъ затворничеств. На свадьбу м-ра Домби, разумется, нельзя было не хать: какъ человкъ воспитанный и какъ общій другъ семьи, капитанъ считалъ непремннымъ долгомъ засвидтельствовать м-ру Домби свое личное уваженіе и ободрить его въ эту торжественную минуту, требовавшую, конечно, присутствія всхъ силъ его духа. Со стороны м-съ Макъ Стингеръ нападенія не предвидлось, такъ какъ въ тотъ день ей надлежало слушать поученія достоуважаемаго отца Мельхиседека. На всякій случай, однако-жъ, капитанъ, отправляясь въ церковь, наглухо закрылъ окна извозчичьей кареты съ обихъ сторонъ.

Возвратившись домой въ совершенной безопасности, Куттль началъ свою обыкновенную жизнь, не встрчая открытыхъ нападеній со стороны непріятеля и подверженный только ежедневнымъ фальшивымъ тревогамъ со стороны женскихъ шляпокъ, мелькавшихъ передъ окнами магазина. Но другіе предметы начинали безпокоить капитана и тяжелымъ бременемъ ложились на его душу. О корабл Вальтера никакихъ извстій. О Соломон Гильс ни слуху, ни духу. Флоренса еще не знала, что старикъ пропалъ безъ всти, и капитанъ не ршался сообщить ей горестное извстіе. Его собственныя надежды съ каждымъ днемъ начинали увядать, и опасенія за прекраснаго юношу, котораго онъ любилъ со всею горячностью великодушнаго сердца, сдлались до того мучительными, что онъ чувствовалъ въ себ совершенную неспособность вступить въ переговоры съ миссъ Домби. Если бы получены были добрыя всти, честный капитанъ безъ сомннія, храбро вступилъ бы въ пышный чертогъ и улучилъ бы счастливую минуту повидаться съ Флоренсой, несмотря на новую м-съ Домби, которая вообще казалась ему очень страшною и неприступною. Такимъ образомъ, мрачный горизонтъ съ каждымъ днемъ больше и больше помрачалъ ихъ общія надежды, и капитанъ почти чувствовалъ, что онъ собственною особою сдлался для нея предметомъ новаго горя. При такомъ ход вещей для него было почти столько же трудно навстить Флоренсу, какъ и м-съ Макъ Стингеръ.

Былъ темный холодный осенній вечеръ, и капитанъ приказалъ развести огонь въ маленькой гостиной, которая теперь, больше чмъ когда-либо, походила на корабельную каюту. Крупныя дождевыя капли стучали въ окна, и втеръ дулъ пронзительно вокругъ магазина. Капитанъ взобрался на кровлю спальни своего стараго друга для атмосферическихь наблюденій, и сердце его болзненно сжималось, когда онъ прислушивался къ завыванію бури. Настоящій ураганъ не могъ, конечно, имть прямого отношенія къ судьб бднаго Вальтера: если Провидніе предопредлило ему погибнуть, то, безъ сомннія, онъ погибъ уже давно. Капитанъ зналъ это, и тмъ не мене, завывающій втеръ заглушалъ его послднія надежды.

Буря между тмъ свирпствовала съ удвоенной силой, и капитанъ напрасно искалъ вокругъ себя предмета, когорый успокоилъ бы его. Окружающая перспектива не представляла ничего отраднаго. Въ грязныхъ ящикахъ подъ его ногами голуби Точильщика ворковали какимъ-то зловщимъ тономъ. Деревянный мичманъ, съ телескопомъ на глазу, едва видимый съ улицы, визжалъ и стоналъ на своей заржаввшей петл, и пронзительный втеръ, какою-то злобною шуткой, тормошилъ его безъ пощады. Холодныя дождевыя капли на синемъ камзол капитана сверкали какъ стальныя бусы, и самъ онъ едва могъ держаться въ наклонномъ положеніи свернаго втра, который каждое мгновеніе грозилъ столкнуть его съ перилъ и перебросить на каменную мостовую. Если оставалась въ этотъ вечеръ какая-нибудь живая надежда, — думалъ капитанъ, ухватившись обими руками за лощеную шляпу, — ее, конечно, надобно искать не на улиц, и на этомъ основаніи, сдлавъ отчаянный жестъ, онъ отправился за надеждой въ спокойную каюту.

Медленно и тихо спустился капитанъ въ маленькую гостиную и, усвщись въ креслахъ передъ каминомъ, искалъ надежду въ разведенномъ огн, но не находилъ, хотя огонь горлъ ярко. Онъ взялъ табакъ, раскурилъ трубку, пустилъ на воздухъ густые клубы дыму, но и въ его кольцахъ не видлось ничего, похожаго на якорь надежды. Онъ сдлалъ стаканъ грогу, но и тамъ, на дн этого кладезя, выставлялась истина съ печальнымъ лицомъ, и капитанъ не кончилъ стакана. Два, три раза онъ прошелся по магазину, отыскивая надежду между инструментами, но инструменты, длая безжалостныя вычисленія, краснорчиво и упорно говорили, что надежда погибла на дн моря.

Буря свирпла съ необыкновеннымъ неистовствомъ, и пронзительный втеръ не умолкалъ ни на минуту. Деревянный мичманъ стоялъ теперь на прилавк. Капитанъ, осушая его своими рукавами, погрузился въ грустное раздумье. Сколько лтъ, думалъ онъ, этотъ офицеръ былъ свидтелемъ тихихъ радостей и безмятежнаго спокойствія въ этомъ богоспасаемомъ пріют! Проходили мсяцы, годы, десятки годовъ, и не было здсь никакихъ или почти никакихъ перемнъ; a потомъ вдругъ въ одинъ, почти въ одинъ день, все перевернулось вверхъ дномъ, и нтъ боле слдовъ счастливой жизни! Куда двалось это общество маленькой гостиной, радушное, веселое, счастливое настоящимъ и еще боле будущимъ? въ прахъ разсялось оно, и не соберетъ его человческая сила. Куда двались слушатели торжественной оды о любовныхъ похожденіяхъ капитанской дочки? Нтъ ихъ, и бдный пвецъ, круглый сирота среди милліона людей, ни для кого въ мір не станетъ пть теперь эту балладу, и для свта погибнутъ навсегда эти высокіе мотивы, которыхъ никто и никогда не воспроизведетъ врне и эффектне Куттля. Куда сокрылось теперь ясное лицо Вальтера Гэя? — Здсь капитанъ перенесъ свои рукава отъ мичманскаго мундира на собственныя щеки. Фамильный парикъ и пуговицы дяди Соля канули въ бездну вчности; Ричардъ Виттингтонъ полетлъ къ чорту; вс планы и проекты, въ связи съ деревяннымъ мичманомъ, лежатъ въ дрейф, среди океана, безъ мачты и руля.

Такъ разсуждалъ капитанъ, поглаживая юнаго мичмана, отчасти въ забытьи, отчасти лаская его какъ стараго знакомца. Робъ, сидя на прилавк, смотрлъ во вс широкіе глаза на своего хозяина и пятьсотъ разъ спрашивалъ себя, отчего y него такая безпокойная совсть? Нтъ сомннія, думалъ Робинъ, много убійствъ лежитъ на этой душ, и зарзанныя жертвы не даютъ ей покоя. Внезапный стукъ въ дверь пробудилъ обоихъ мыслителей отъ нравственнаго усыпленія.

— Что такое? — спросилъ капитанъ тихимъ голосомъ.

— Кто-то стучится въ дверь, капитанъ.

Встревоженный капитанъ немедленно прокрался на цыпочкахъ въ гостиную и поспшно заперся на ключъ. Робинъ имлъ предписаніе встртить постителя на порог, если бы онъ оказался въ женскомъ плать; но такъ какъ стучавшая фигура прииадлежала, очевидно, къ мужскому полу, то Благотворительный Точильщикъ отворилъ дверь, и молодой джентльменъ, щегольски одтый, проворно вбжалъ въ магазинъ, довольный тмъ, что укрывается, наконецъ, отъ проливного дождя.

— Чортъ побери! шутить тутъ нечего: работа Борджесъ и компаніи, — проговорилъ вбжавшій джентльменъ, съ состраданіемъ осматривая свои панталоны, запачканные брызгами и грязью. — О, какъ ваше здоровье, м-ръ Гильсъ?

Привтствіе относилось^къ капитану, который теперь выплывалъ изъ гостиной, стараясь показать, но весьма неудачно, что выходитъ оттуда случайно.

— Благодарю васъ, — продолжалъ джентльменъ, не дожидаясь отвта, — я, слава Богу, совершенно здоровъ, и премного вамъ обязанъ. Мое имя — Тутсъ.

Капитанъ припомнилъ, что видлъ этого джентльмена въ церкви во время свадьбы, и сдлалъ ему поклонъ. М-ръ Тутсъ отвчалъ любезной улыбкой, но тутъ же пришелъ въ крайнее замшательство и, не зная, что длать, ухватилъ капитанскую руку и пожималъ ее очень долго; затмъ, опять не зная, что длать, схватилъ руку Точильщика и пожималъ ее самымъ дружескимъ образомъ.

— Ну такъ видите ли, м-ръ Гильсъ, если вамъ угодно, — началъ опомнившійся Тутсъ, — я пришелъ съ вами поговорить отъ имени Д. О. М., вы, разумется, знаете?

Капиганъ, сохраняя таинственный видъ, немедленно махнулъ крюкомъ въ маленькую гостиную, куда и послдовалъ за нимъ м-ръ Тутсъ.

— О, прошу извинить, совсмъ забылъ, — проговорилъ Тутсъ, между тмъ какъ капитанъ усаживался подл камина, — вамъ не случалось слышать о Лапчатомъ Гус, м-ръ Гильсъ?

— О какомъ гус?

— О Лапчатомъ, м-ръ Гильсъ. Не знакомы ли вы съ нимъ?

Капитанъ отрицательно покачалъ головой. М-ръ Тутсъ объяснилъ, что упомянутый джентльментъ извстенъ во всей Англіи своимъ необыкновеннымъ искусствомъ, и есть тотъ знаменитый боксеръ, который опрокинулъ на повалъ шропшейрскаго силача. Но и это истолкованіе, по-видимому, не вразумило капитана.

— A вотъ онъ стоитъ на мостовой, если вамъ угодно, м-ръ Гильсъ. Вдь я съ нимъ пришелъ. Да ничего, пусть себ стоитъ; авось не промокнетъ!

— Сейчасъ прикажу его позвать, — сказалъ капитанъ.