Дон Жуан

4

Весьма правдивым будет мой рассказРассказ о привиденьях, как ни странно,И даже без особенных прикрас!Но кто постичь способен смысл туманныйЯвлений тех, что окружают насНам скептики мешают постоянно;Но рот давно пора закрыть тому,Кто б возражал Колумбу самому.

5

В легендах и преданьях историческихНам рассказали Монмут и ТурпинО случаях чудесных и мистических,Реальных не имеющих причинВсего искусней критиков скептическихОпровергал блаженный АвгустинКакими бы их воэраженья ни былиСвоим упрямым «quia impossibile» [111]

111

«Ибо невозможно» (лат.)

6

Жить надо смертным в духе старины,Придется предков следовать примеру:Несбыточному верить вы должныИ невозможное принять на веру.Столь таинства священные сложны,Что мудрецы, рассудку зная меру,В них верят, как в Писание ОниОт споров только крепче в наши дни.

7

И Джонсон думал, что на протяженьеШести десятков горестных вековТревожат человечество виденьяИ выходцы из призрачных миров.И тщетно им навстречу возраженьяВозводят вал из доводов и слов:Есть в мире сила выше нашей силы,Которую сознанье не открыло.

8

Но между тем закончился обедИ даже ужин; танцы замирают,Замолк оркестр, в гостиных меркнет свет,Веселый шум и говор затихает.И вот последний бальный туалет,Как облачко на солнце, исчезает,А в окна льются лунные лучи,И гаснет свет слабеющей свечи.

9

Напоминает прошлых пиршеств чадШампанское на самом дне бокала,Пустую пену пунша, легкий взгляд,В котором тенью чувство пробежало,Морскую зыбь, неясный аромат,Круговорот пленительного бала,Систем философических туманИ опиума радужный обман

10

Покоя или счастья благодать,Неясный бред, ничто, одно мгновенье.Всего трудней бывает пониматьДуши и мысля тайные движеньяИскусство тирский пурпур добыватьТак позабыли наши поколенья.Но пусть же в мире сгинут поскорейИ пурпурные мантии царей!

11

Одеться перед балом, говорят,Всем трудно, но труднее после балаНадеть хандрой пропитанный халат,Как Нессов плащ, и повторять устало,Что вслед за Титом юноши твердят:«Опять потерян день, и ночь пропала!»По мне, однако, было бы умнейВести учет удачных наших дней.

12

Мой Дон-Жуан один в своем покоеБольшое беспокойство ощущал;Глаза Авроры были ярче вдвое,Чем он со слов миледи ожидал,И знай он, что творится с ним такое,Он, верно, философствовать бы стал;Но, к философии не прибегая,Он попросту мечтал, порой вздыхая.

13

Жуан вздыхал. А тут еще луна,Богиня всех вздыхающих, сияла,Настолько ослепительно ясна,Насколько наше небо позволяло.Лирической тоской уязвлена,Душа героя нашего пылала,В ней разгорался пафос нежных словИ томно — восклицательных стихов.

14

Любовник, астроном и сочинитель,Поэт или влюбленный свинопасЛуну — фантазий давнюю обительПочтили вдохновеньями не раз,Когда она, блестящая в зените,Рождает и простуду и экстаз,Приливами морей повелеваетИ томные сонеты навевает.

15

Лирическим раздумьем обуян,В готическом покое горделивомНе думал о покое Дон-Жуан,Он видел, как мерцает прихотливоГладь озера сквозь призрачный туманаВдали, конечно, наклонялась ива,И водопад срывался с крутизны,Сверкая пеной снежной белизны.

16

На столике — верней, на туалете(Я точности придерживаться рад;О самом незначительном предметеЯ говорить не стану невпопад!)Свеча горела тускло. В мутном светеГероя моего усталый взглядВстречал картины, вазы, гобеленыИ темные готические стены.

17

Он вышел в зал. В багетах темных рам,В неясной мгле таинственного светаМерцали величаво по стенамПрекрасные старинные портретыДавно почивших рыцарей и дам,Кольчуги, шлемы, розы, кастаньетыПортреты мертвых под лучом луныОсобенно печальны и страшны.

18

Суровый рыцарь и седой монахПри лунном свете будто оживают;Шаги твои на дремлющих коврахТаинственные шорохи рождают;Во всех углах гнездится смутный страх,Причудливые блики выплывают:«Как смеешь ты блуждать в ночной тени,Когда не спят лишь мертвые одни?»

19

Неуловимо — призрачно смеетсяКрасавица, почившая давно;Ее истлевший локон резво вьется,Ее лицо луной озарено…Портрет навеки юным остается,Ему бессмертье странное дано;Ведь и при жизни все портреты нашиВсегда моложе нас — и часто краше!

20

Итак, Жуан мечтательно вздыхалО том, что все подвластно изменениюИ женщины и чувство. Он шагал,Стараясь заглушить свое волненье,И вдруг неясный шорох услыхал…Быть может, мышь? Быть может, привиденье?(Никто не любит слышать в час ночнойШуршанье между шторой и стеной!)

21

Но то была не мышь, а тень немаяМонаха в темной мантии, в шлыке;Он подвигался, глаз не поднимая,Сжимая четки в призрачной руке,Ныряя в тень и снова выплываяНа лунный свет, как лодка на реке,И только поравнявшись с Дон-Жуаном,Его пронзил каким-то взором странным.

22

Жуан окаменел; хоть он слыхалО призраках в старинных замках этих,Но как-то никогда не допускал,Что человек способен лицезреть их.Он россказням совсем не доверял:Что призраки? Вранье! Ведь мы не дети!Но что-то вдруг мелькнуло перед ним,Как облако иль стелющийся дым.

23

Три раза кряду это порожденьеЗемных, небесных или темных силПрошло по галерее; без движеньяЗа ним Жуан испуганный следил,И волосы его, как дуновенье,Неизъяснимый ужас шевелил.Остановить монаха он пытался…Увы! Язык ему не подчинялся!

24

На третий раз таинственная мглаГлубокого глухого коридораМонаха поглотила. Там былаПростая дверь, а может быть, и штора;Бесплотные и плотные телаСпособны от внимательного взораВдруг исчезать неведомо кудаБез явственной причины и следа.

25

Встревоженный Жуан не шевелился,Не отрываясь глядя в полутьму,В которой непонятно растворилсяУжасный дух, явившийся ему.И каждый бы, я думаю, смутился,Увидев непонятное уму.Рассеянный и бледный, еле — елеОн ощупью добрался до постели.