Притча обличает лжесуфиев («свирепых псов», «воров»), слепое подражание обычаям и обрядам которых («и пил и пел за праздничным столом») наносит ущерб чересчур доверчивому «искателю духовности». О лжесуфиях Саади писал: «Раньше суфий был внешне распущен, а внутренне сосредоточен, а сейчас он внешне сосредоточен, а внутренне порочен!» («Гулистан», глава «О нравах дервишей», перевод Рустама Алиева).
Д. Щ.
Проданный осел
Пусть притча скажет твоему уму:Не подражай бездумно никому!..…В обитель к суфиям в вечерней мглеЗаехал как-то дервиш на осле,И тотчас, не подозревая зла,Служителю препоручил осла.Мы слепы, и о будущем не знаем —Оно предстанет адом, или раем…А в том приюте обитали те,Что проводили дни свои в посте —Не понуждаемые благочестьем,А потому, что не давали есть им.Ведь нищий обретает избавленьеВ том, в чем богатый видит преступленье:Пусть
тот, кто сам ни разу не страдал,Не судит тех, кто долго голодал.Те люди с голодухи — не со зла —Ворвавшись в стойло, увели осла,Притом крича: «Раскаиваться надо ль?Пророк голодным разрешил и падаль!..»…Был продан наш осёл без лишних слов.И вот на всех готов горячий плов,Горят огни, веселья слышен глас,В обители настал счастливый час:«Постились мы, но больше нам невмочь —Гуляем и пируем в эту ночь!..»…Меж ними дервиш, что владел ослом,И пил и пел за праздничным столом,Там лучшие куски ему давали,Припав с поклоном, руки целовали.И молвил он: «Сколь чудное виденьеЛюбви и братства! Пусть теперь раденьеВо имя Божье завершит наш пир,Чтоб в каждом сердце воцарился мир!»И тут-то все пустились в пляску сразуПод аккомпанемент зурны и саза,И каждый старец, сердцем молодой,Пел, с пола пыль взметая бородой……Зов плоти многих суфиев прельщает:Свет знанья живота не насыщает.Один в молитву душу погружает,Ну, а другой всего лишь подражаетТому, в чьем сердце слышен Божий глас, —И без молитв готов пуститься в пляс!..…Суть — глубь морская, видимость — волна.Под маской притчи — скрыта глубина.Коль ты и притчу понял не вполне,Прямая речь дозволена ли мне?Не постигая замыслов Творца,Ты сказку слушаешь и ждешь конца,Как просит мальчик: «Подари орех!»Что ж, слушать сказку тоже ведь не грех.Лишь отдели орех от скорлупы,Чтоб очи сердца не были слепы!..…Вот кто-то из плясавших в раж вошёлИ начал песню: «Ах! Исчез осёл!»И круг танцоров встрепенулся весь,И хором вторил: «Ах! Осёл исчез!»Столь песня заразительна была,Что и хозяин нашего ослаВ ладони хлопал, бил ногами полИ пел со всеми: «Ах! Исчез осёл!..»…Вот кончен пир, заря уже взошла,Идет наш дервиш навестить осла:Он смотрит — а конюшня-то пуста,Как брюхо после долгого поста.«Где ж ослик?» — вопрошает он слугу,А тот в ответ: «Откуда знать могу?Не ты ль, когда был продан твой осёл,С друзьями вместе пел, садясь за стол?»«Ну нет, слуга, я на тебя найдуУправу! Я предам тебя суду!Кто не вернет доверенное в срок —Тех покарать нам повелел Пророк!»А тот: «Орава нищих без числа,Ворвавшись в стойло, увела осла:Что мог я сделать, посуди ты сам?Что скажет кот в ответ свирепым псам?..»Заплакал суфий: «Ты бы пир прервал,И закричал бы, и меня позвал, —И мне б хоть возместили часть урона,И от осла б осталась хоть попона!»Слуга в ответ: «Да как бы я посмелСкандалить там, где ты всех громче пел,Где с хором возносился до небесТвой вопль счастливый: «Ах! Осёл исчез!»Я и решил, что продал ты осла,Чтоб накормить голодных без числа».Ответил суфий: «Ах, мне стыд и срамЗа то, что спьяну вторил я ворам.Теперь, прозрев, я понял навсегда,Что подражанье — страшная беда!»
Женитьба шута
Поговорка «шут женился на блуднице» популярна на Среднем Востоке (ср. русск. «рыбак рыбака видит издалека»). В данной притче шут — символ человеческого духа, который напрасно ищет Истину в рациональном постижении мира. Девятикратная попытка шута удачно жениться намекает на поиски Истины в тварном мире: число «девять» в суфизме означает разрозненность и множество. В то же время это — число человека, Адама, стоящего на грани Мира Единства и Мира Разделенности. Таким образом, девятка — символ недостаточности чисто человеческих средств познания. Лишь обратившись к иррациональному, экстатическому, способу восприятия действительности («женившись на блуднице», т. е. перевернув все прежние ценности), дух человека обретает Истину. Блудница — десятая жена шута; число «десять» в суфизме означает приобщение тварного мира, множественного и расщепленного, а также человеческого разума — «девятки» — к Единству Божьему — Таухид.
Д. Щ.
Женитьба шута
Спросил правитель: «Для чего женитьсяТебе, о шут мой, на такой блуднице?Да я тебя, едва лишь захочу,С девицей непорочной обручу!»А тот: «Я девять раз успел жениться,Брал за себя девицу за девицей, —Но
каждая девица, в свой черед,В блудницу превращалась через год!Теперь задумал я остепениться:Быть может, будет мне верна блудница?С умом я пропадал, судьбу кляня…Быть может, глупость выручит меня?»
Пес и слепец
Слепец в суфийской традиции обычно символизирует слепца духовного, на которого непрестанно сыплются всевозможные беды, в данной притче олицетворенные в образе собаки (ср. библейское: «…Не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг» — Откр. 3, 17). Старание «урезонить» неблагоприятные внешние обстоятельства столь же бессмысленно, как попытка умилостивить злую собаку. Для исправления обстоятельств своей жизни духовному слепцу необходимо одно: прозреть.
Д. Щ.
Пес и слепец
Пес на слепца бросался, с визгом лая,Как видно, искусать его желая.Бежал слепец и палкой защищался,Но лай надрывный всё не прекращался:Пес нападал, победу торжествуя.Решил слепец пойти на мировую —И бросил палку, чтобы подольститьсяК врагу: «О ты, султан в глазах лисицы,О ты, великий лев в глазах оленя,Я ль — цель твоих несытых вожделений?Иль мало на земле зверья любого,Что ты напал на странника слепого?И горный тур, и серый заяц рад,Что на меня упал твой хищный взгляд!»
Ужасный наездник
Всадник — образ греховной природы человека, внушающей страх и вызывающей отчаяние, на первый взгляд — непреодолимой. Однако стоит лишь «вооружиться» против греха и противостать ему, как он на поверку оказывается весьма слабым: «Хоть внешне я страшен, но внутренне слаб». Эта история — как бы наставление мюриду, вступающему в борьбу со своим нафсом.
Д. Щ.
Ужасный наездник
Какой-то наездник народ ужасал,Повсюду свирепые взгляды бросал,Размахивал грозно мечом, и притомИ латами страшно гремел, и щитом.Но с вызовом юноша некий взглянулИ, встав пред наездником, лук натянул.И тот вдруг сказал: «Я покорный твой раб,Хоть внешне я страшен, но внутренне слаб.Пусть меч я ношу, и копье, и пращу, —Пред силой, как женщина, я трепещу!»А юноша храбрый в ответ говорит:«Едва тебе жизни не стоил твой вид,Ведь я, опасаясь подобных верзил,Едва тебя насмерть стрелой не сразил.Но если ты молишь: „Помилуй, не тронь“, —Зачем этот меч и к чему этот конь?!»
Горный козел
В этой притче горный козел символизирует разум (находящийся «на вершинах» бытия — «средь уступов и скал»). Однако, когда разум затмевается животной страстью, его носитель подвергается риску пасть жертвой собственных злых инстинктов, которые подстерегают его, как «лучник коварный».
Д. Щ.
Горный козел
Жил горный козел средь уступов и скал,Он с камня на камень над бездной скакал.Так ловко он прыгал, что лучший стрелокНастичь его острой стрелою не мог.Но вдруг он заметил козу меж камней,И взором тотчас приковался он к ней.Опасности все заслонила коза —И разум ослеп, и не видят глаза.Вот он за козой устремиться готов,А лучник коварный уж чует улов:Он зорко следит за смятеньем козла,И вот уж рука его лук напрягла……Кто разум теряет, тот в миг этот злойБывает настигнут смертельной стрелой.На внешние страхи спокойно смотри:Опаснее то, что грозит изнутри.
Верблюд и мул
Притча может рассматриваться как аллегорический диалог между суфийским учителем (муршидом), который достиг высокой степени духовного совершенства («Мой взор возвысил всемогущий Бог, // Чтоб я препятствия предвидеть мог»), — и учеником, только еще вступающим на мистический путь познания (тарикат) и удивляющимся прозорливости своего наставника.
Д. Щ.
Верблюд и мул
Мул жаловался рослому верблюду:«Куда я ни пойду — везде мне худо:То я на шип наткнусь среди дороги,То я споткнусь, то подкосятся ноги,И упаду я, и ударюсь больно,Меж тем как ты везде шагаешь вольно,И ноги у тебя не устают.Но почему? Поведай мне, верблюд!»Верблюд ему ответствовал: «О мул!Я вдаль гляжу, тебя же рок согнул.Дано мне зреть конец своей стези,А ты не видишь камушек вблизи.Мой взор возвысил всемогущий Бог,Чтоб я препятствия предвидеть мог.А ты своим понурым, сонным взглядомИ яму не заметишь, встав с ней рядом,Как птицы, что зерно клевать готовы,Не замечая сети птицелова…»
Гостеприимство
Странник в рассказе символизирует носителя вышнего благословения (барака), которое при определенных условиях может снизойти на гостеприимного хозяина. Однако проницательный гость-суфий распознаёт истинное отношение к себе: об этом под покровом ночи (символ духовной темноты, невежества) сообщает ему нафс (эгоистическая природа) хозяина, выведенный в образе его жены. Вышнее благословение (в образе таинственного Божьего посланника — Хызра) минует обитель показного гостеприимства.