Дорога превращений. Суфийские притчи
Шрифт:
Д. Щ.
Дабы учение не сводилось на нет «безудержной гордыней» и было духовно плодотворным, необходимо, чтобы оно проходило сквозь сердце ученика, а не только постигалось интеллектуально. Но для этого и сам учитель должен сообщать передаваемым знаниям эмоциональный импульс. То, что постигнуто в момент, связанный с высоким или ярким переживанием, запечатлевается совсем иначе, нежели воспринятое в обыденном или, тем более, подавленном состоянии души («сходственно… ученье с лужей»). Ведь в момент вдохновения, восторга, удивления — открываются каналы интуитивного, «эвристического», постижения мира, каковое особенно свойственно детям (в этом — один их смыслов евангельского изречения: «…Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное» — Матф. 18, 3).
М. Х.
V. Достойные мюриды
Лишь некоторые мюриды, полностью преданные Богу и готовые от всего сердца следовать Его поучениям,
обретают настоящую мудрость — и благодаря ей быстро продвигаются по пути к Вечной Жизни…
Разрушение башни
Притча сопоставляет между собой три основные реалии суфийского учения: «влагу живительную» — благодатный «поток Аллаха» («ненаглядного Друга»), способный насытить духовную жажду; самого человека — искателя Истины, который «от жажды страдал»; и, наконец, «каменную башню» эгоизма, стоящую преградой на пути верующего ко «влаге живительной». «Камнями», отрываемыми от «башни» и бросаемыми в «волну», являются побежденные страсти и эгоистические желания, а средством такого постоянного «уменьшения башни» — «смиренье, молитва, полночное бденье». Притча учит не отчаиваться в достижении цели: каждый «камень», сброшенный адептом суфизма с «башни», приближает его к «волне».
Д. Щ.
Здесь описаны четыре состояния духа, каждое из которых соответствует высоте «башни» эгоизма, отделяющей человека от Источника жизни («реки»). Первое из этих состояний — духовная смерть («он мертвому — Дня Воскресенья труба»). Второе — ощущение огромной жажды, внутренней «иссушенности», когда человек уподобляется «ниве» в ожидании «ливня». Находящийся в третьем состоянии — уже «живой человек», но постоянно нуждающийся в посторонней помощи, «нищий», мечтающий о «дожде золотом». Наконец, в четвертом состоянии находятся те, кому уже немного осталось до «цели» — освобождения из-под власти эгоистического начала («весть о свободе для слуха раба»). Также и призыв Истины («всплеск») по-разному воспринимается людьми, пребывающими в описанных состояниях. Для «мертвых» призыв свыше звучит как «труба» Ангела перед Страшным судом, резко пробуждающая от смертного сна. Для «внутренне иссушенных» Голос Божий подобен отдаленному грому («радует слух»), предвещая обильный «ливень» благодати. Для «нищих» этот небесный Зов есть утоление их «духовного голода». Для тех же, чей «срок порабощенья» (зависимость от низшего эго) подходит к концу, вышняя Весть звучит как обещание скорого духовного освобождения.
М. Х.
Просьба попугая
Один из смыслов этой многогранной истории таков: чтобы избавиться от рабства («клетки золотой»), в которой нас держит материальный мир, следует «при жизни умереть» для мира дольнего — и «воскреснуть духом» для мира горнего, чему и обучаются мюриды посредством различных суфийских практик.
Д. Щ.
Попугай в восточной традиции — птица не только говорящая, но и чудесно поющая (этот образ не является, в отличие от европейского, символом глупости и механического повторения чужих слов). В данной притче попугай означает личность весьма одаренную, однако именно талант привлек к ней собственнические притязания торговца — олицетворения бездуховности и своекорыстия «мира сего». Талант певца, предназначенный для свободного служения Богу, оказался порабощенным и поставленным на службу вещественным началам. Тот же процесс может совершаться и внутри человека: плотский разум, связанный с эгоистической чувственностью («торговец») держит «в клетке золотой» высшие способности человека, не давая им «встряхнуться» и «воспарить». Однако, будучи выпущен на волю, «попугай» получает возможность наставлять и облагораживать самого «торговца»: высшая сущность (высшее «Я») человека начинает оказывать благотворное влияние на всю его жизнь, выводя ее за рамки чисто эгоистического прозябания («я нечто понимать здесь начинаю»; «он жизни смысл постигнул, наконец»).
М. Х.
Кольчуга Давида
В данной притче Лукман выступает в качестве ученика, а царь Давид — суфийского наставника. Предмет обучения — терпение: начатки его Лукман проявляет уже при первом знакомстве с занятием царя, что намекает на суфийский принцип, согласно которому обучать следует только того, кто внутренне предрасположен к постижению Истины. Терпение приобретается шаг за шагом — через отдельные мысли, слова и поступки, подобные кольцам в кольчуге. В конце обучения адепт может, как и его учитель, целиком «облачиться» в это важнейшее для мудреца качество.
Д. Щ.
На пути духовного ученичества наставляемый (Лукман) должен проявлять полное доверие к наставнику в целом и во всех частностях, смиренно относясь к тому факту, что он, в данном своем состоянии, не может понять целей и методов обучения. И лишь когда «кольчуга» готова, ученик обретает ретроспективное постижение своего пути, пройденного под руководством мудреца. Подобно тому, как кольчуга состоит из множества одинаковых колец, так и обучение складывается из множества однообразных и даже рутинных упражнений. И, если ученик не проявит терпения на данном этапе, то он не увидит и «кольчуги» в целом. Поэтому важен вывод притчи: «Спасается лишь тот, кто терпелив». Таким образом, сам процесс обучения не менее важен, чем его результаты: ведь он формирует именно те качества души, которые впоследствии позволят сохранить и развить полученные знания. «Кольчуга» — образ того «духовного одеяния» (совокупности внутренних качеств), в которое необходимо «облачиться» адепту, вступающему на путь «духовных битв». Заметим, что Лукман — не начинающий ученик, но мудрец, которому предстоит взойти на новую ступень.
М. Х.
Охота
Три животных символизируют тройственный состав человека: волк — животную душу (нафс), лиса — разум (акл), лев — дух (рух). Для успешного продвижения ученика по суфийскому Пути «царствующее», высшее начало в человеке — дух («лев») — должно лишить самости («убить») эгоистические порывы животной души («волка»), а со стороны разума («лисы») принимать только те советы, которые способствуют духовному развитию («насыщению льва»).
Д. Щ.