Дорога пыльной смерти

— Все ясно как божий день, я настаиваю на этом. Водительский просчет. Старейшая причина.

— Водительский просчет. — Даннет покачал головой. — Джонни Харлоу не допустил бы этого ни за что в жизни.

Джекобсон улыбнулся, но глаза его оставались холодными:

— Хотел бы я знать, что сказал бы на этот счет дух Джету.

— Это едва ли что-нибудь прояснило, — проговорил Мак-Элпайн. — Пошли-ка в гостиницу. Вы еще даже не поели, Джекобсон. — Он взглянул на Даннета. — Стаканчик в баре перед сном, думаю, нам не помешает, потом наведаемся к Джонни.

— И только напрасно потеряете время, сэр. К вашему приходу он уже будет пьян в стельку. — Уверенно сказал Джекобсон.

Мак-Элпайн внимательно посмотрел на него, потом очень медленно, после долгой паузы произнес:

— Он еще чемпион мира. Он еще номер первый в команде «Коронадо».

— Так… значит, это все еще так?

— А вы хотите, чтобы было иначе?

Джекобсон направился к умывальнику, чтобы вымыть руки, и не оборачиваясь, сказал:

— Вы здесь босс, мистер Мак-Элпайн.

Мак-Элпайн ничего не ответил. Наконец Джекобсон вытер руки, все трое вышли в полном молчании из гаража и закрыли тяжелую металлическую дверь за собой.

Наполовину высунув голову из-за конька двускатной крыши, Харлоу видел, как трое мужчин шагают по ярко освещенной дорожке. Как только они скрылись за углом, он сразу же осторожно скользнул к раскрытому окну и протиснулся внутрь, нащупывая ногой металлическую балку фермы гаража. Балансируя на балке, он вынул из внутреннего кармана электрический фонарик (Джекобсон, уходя, выключил свет) и направил луч вниз. До бетонированного пола было около трех метров.

Харлоу присел, ухватился руками за балку, повис на ней и разжал руки. Приземлился он легко и бесшумно, потом подошел к распределительному щиту, врубил освещение и направился к своему «коронадо». Он имел с собой не только восьмимиллиметровую кинокамеру, но и миниатюрный фотоаппарат со вспышкой.

Джонни взял ветошь, начисто протер подвеску, систему подачи горючего, карбюратор и гидравлическую систему управления. Несколько раз сфотографировал каждую протертую деталь, потом вымазал тряпку маслом и грязью и быстро измазал ею все поверхности, которые им были протерты, а тряпку бросил в металлическое ведро для мусора.

Подойдя к двери, он подергал ручку. — Дверь была закрыта на замок, и взламывать ее в планы Харлоу не входило, он не желал оставлять следы своего посещения. Он еще раз быстро осмотрел гараж.

Слева от него на стене на двух прямоугольных кронштейнах висела легкая деревянная лестница, которая, по всей видимости, предназначалась для мытья окон. Под ней в углу он обнаружил моток веревки.

Харлоу снял лестницу, прислонил ее к металлической балке, потом вернулся к двери и выключил свет. Подсвечивая себе карманным фонариком, он, взяв с собой веревку, взобрался по лестнице на балку. Оттуда после нескольких попыток, поднимая лестницу руками, ему удалось зацепить за кронштейн на стене низ лестницы. Затем, перекинув конец веревки вокруг верхней перекладины лестницы, он опустил верхний конец лестницы на нужную высоту, затем аккуратно раскачивал его, до тех пор, пока ему с большим трудом не удалось забросить верхний конец лестницы на другой кронштейн. Освободив конец веревки, смотав ее в бухту, Харлоу бросил ее на прежнее место. Добравшись по балке до открытого окна, он, балансируя, поднялся на балке во весь рост, дотянулся до открытой рамы, просунул голову и плечи в окно, подтянулся и растворился в ночной темноте.

Мак-Элпайн и Даннет долго сидели за столом в опустевшем баре, молча потягивая шотландское виски. Мак-Элпайн поднял свой стакан и улыбнувшись невесело, произнес:

— Вот и подошел к концу этот прекрасный день. Господи, как же я устал.

— Значит, вы окончательно решили, Джеймс. Харлоу остается. Это не из-за того, что Джекобсон уж слишком безапелляционно настаивает, что отказа техники не было?

Харлоу бежал по ярко освещенной улице. Внезапно он остановился. — Двое высоких человека шли ему навстречу. Он заколебался, потом быстро огляделся и нырнул в нишу перед входом в магазин. Он стоял неподвижно, прижавшись к зданию, пока те двое проходили мимо: это были Николо Траккиа и Вилли Нойбауэр, поглощенные серьезным и важным разговором. Как только они прошли мимо, Харлоу вышел из своего укрытия, осторожно огляделся по сторонам, подождал, пока Траккиа и Нойбауэр не скрылись за углом, и снова бросился бежать..

Мак-Элпайн допил стакан и вопросительно взглянул на Даннета:

— Ты считаешь, что я не прав?

— Не знаю, но полагаю, что всем придется с этим смириться.

— Придется.

Они поднялись и, кивнув на прощание бармену, вышли.

Харлоу бежал в направлении неоновой рекламы отеля. Перейдя на шаг, он миновал главный вход, свернул вправо на аллейку, прошел по ней до пожарной лестницы и начал быстро подниматься. Его движения были твердыми и уверенными с хорошей координацией, а лицо совершенно бесстрастным, лишь глаза блестели, выражая удовлетворение. В них светилась решимость все предусмотревшего человека, знающего, что ему следует делать.

Мак-Элпайн и Даннет остановились перед дверью с номером 412. Лицо Мак-Элпайна выражало тревогу и озабоченность одновременно. Лицо Даннета, как ни странно, было спокойно. Костяшками пальцев Мак-Элпайн громко постучал в дверь. Никакого ответа. Мак-Элпайн со злостью посмотрел на занывшие суставы, взглянул на Даннета и еще яростнее забарабанил в дверь. Даннет воздержался от комментариев, слова в данном случае были излишни.

Добравшись до четвертого этажа, Харлоу перемахнул через перила и влез в открытое окно. Номер был маленьким. На полу валялся брошенный им открытый чемодан и разбросано почти все его содержимое. Возле кровати на тумбочке стояла настольная лампа, тускло освещавшая комнату, и наполовину пустая бутылка виски. Харлоу закрыл окно под аккомпанемент непрекращающегося стука в дверь. Голос Мак-Элпайна был высоким и злым:

— Открой! Джонни! Открой, или я разнесу эту чертову дверь!

Харлоу сунул обе камеры под кровать. Сорвав с себя черную кожаную куртку и черный пуловер, отправил их следом за камерами, глотнув виски, плеснул его на ладонь и протер лицо.

Мак-Элпайн ударом ноги вышиб замок. Дверь распахнулась, Мак-Элпайн с Даннетом вошли и замерли. Харлоу в сорочке, брюках и ботинках валялся на кровати, растянувшись во весь рост, находясь, по всей видимости, в стадии совершенного опьянения. Его левая рука свешивалась с кровати, а правой он сжимал горлышко бутылки с виски. Мак-Элпайн с мрачным лицом, словно не веря глазам, подошел к кровати, склонился над Харлоу, с отвращением принюхался и вырвал бутылку из бесчувственной руки Харлоу. Он посмотрел на Даннета, тот ответил ему бесстрастным взглядом.

— И это величайший гонщик мира! — произнес Мак-Элпайн.

— Извините, Джеймс, но вы же сами говорили: все они приходят к этому. Помните? Рано или поздно их всех ожидает это.

— Но ведь это Джонни Харлоу!

— Да… Джонни Харлоу.

Постояв, они вышли из номера, кое-как притворив за собой сломанную дверь. Тогда Харлоу открыл глаза, задумчиво потер подбородок и, понюхав свою ладонь, передернулся от отвращения.

Глава 3

Недели после гонок в Клермон-Ферране, на первый взгляд, не внесли ни малейших изменений в жизнь Джонни Харлоу. Всегда собранный, сдержанный и замкнутый, он таким и остался, разве только стал еще больше одиноким и отчужденным. В лучшие его дни, когда он находился в полном расцвете сил и купался в лучах славы, его отличали исключительное, железное самообладание и почти немыслимое спокойствие, так и сейчас он на все глядел ясными, бесстрастными глазами. Руки у него больше не дрожали, как бы подтверждая, что человек находится в мире с самим собой. Но, скорее всего, руки лгали. По видимому смерть Джету и трагедия с Мэри сильно его подкосили, лишили уверенности в себе. Так думало большинство его друзей, знакомых и поклонников.

Две недели спустя после гибели Джету, Харлоу в своей родной Британии на глазах явившихся во множестве зрителей, готовых вдохновить своего кумира, опороченного французской прессой, на новые победы у себя дома, пережил тяжкое унижение — вылетел с трассы и сошел с дистанции в самом первом заезде. Сам он отделался легко, но «коронадо» разбил основательно. Лопнули обе передние шины, и многие считали, что одна из них лопнула до того как машина Харлоу вылетела с трассы, но другие подобного мнения не разделяли. Джекобсон в застолье энергично высказывал близким ему людям свое объяснение происшедшего, слишком часто повторяя при этом излюбленную фразу про «водительский просчет».