Дорогой наш ветеран

– Праздник, это хорошо! Но гадство... У меня же - служба...За Тогучинским - стоит Московский фирменный... Шесть часов опоздание...Читинский скорый - побольше... Хабаровский - уже и не беру...Молокан...Уже и шесть порожняков в Горный...Премия, чую, может накрыться. А сколько встало в Раздольном? Кошмар! Разборки точно учинят!

– Да, начальство со снегом разбираться не станет...Дай ему по дороге график и все тут...Оно - как с планом...По себе знаю...

Бублик на крыльце огорчено гавкнул, но хвостом вертеть не стал. Бородкин повернулся уходить. Николай Васильевич окликнул уходящего начальника:

– Сан Саныч, слышишь... Твои вернуться...Вечерком, как сменишься, подходите. Отпразнуем, как положено. Так ждем?

– Какой разговор! Ни чо только не обещаю. Если растащим завалы, да график вытянем...Тогда обязательно...

Заканчивая расчистку Николай Васильевич, то и дело отдыхал и по-прежнему беседовал с Бубликом, своим неутомимым собеседником, который так и просидел на крыльце во время "снежной эпопеи" своего хозяина:

– Видишь, дружок, люди государственное дело выправляют. А уж как о премии беспокоятся! А мы с тобой, стариканы беспомощные, уже два часа с каким-то снегом возимся. И какая нам с тобой награда? Спасибо от Маруси услышать...И то навряд ли. Дело-то житейское...И не возражай - мы старичье, а старость и есть старость.

Не успел Николай Васильевич отойти от забора, направляясь к дому, как со стороны вокзала на телеге к калитке подъехал Муратка Татарин, потомственный поселковый мусорщик. Короб телеги до верху был загружен вокзальным мусором. Мураткина, всегда смирная и равнодушная лошаденка, которую он почему-то звал Буянка, встав у калитки, замотала головой.

– Приветствую, дед Колян. Вот глянь на ету спринцесу. Ломтя хлеба с солью ей на станции мало. Недовольная стала, значит...

Муратка погрозил Буяну кнутом.

– Ну... Смотри у меня...Ежели я кнутиком, спринцеса ты такой?

– Привет, Муратка!
– сказал Николай Васильевич.
– Чего такой с утра грозный? С Праздником тебя! Вынести, хлебца-то? Принцессе-работнице твоей? Горбушку? Маруся намедни булки пекла.

– И тебя поздравляю, дед Колян. Мы ветераны...Как один...Как штык, - завертелся на телеге Муратка.
– Ну и чо, если я не воевал. Совсема малец тогда был. Помогал братишке Максуду, хотя маленький я ещё рос. Но война... Он никогда никому не подарок.

– Да, да, - покивал Николай Васильевич.
– Война, как беда - на всех одна. Не спрячешься от нее... Ни в лесу, ни в хате...

– Я чего встал возле вашего дома... - издалека начал мусорщик.
– Крепко с Днем Победы Муратка хочет поздравить ваш семья. Долгих лет жизни и тебе, и твоя жена Маруся. Как есть - вы самые ветераны. А кто на поселке ещё ветеран? Нету уже, кто воевал...

– И тебя с Днем Победы, Муратка. Говоришь, война - не подарок... Я сейчас войну вспоминаю и только слезы почему-то...Такое вынести...К старости вообще слезливым становишься.

Николай Васильевич достал платок и долго вытирал слезы. Муратка закурил.

– Так хлебца-то Буянке вынести? Пусть в честь Праздничка полакомится...

– Не, дед Колян. Животине уступать и не думай, - рассудительно сказал Муратка.
– Ты много знал братана Максуда моего покойного. Он ихнюю породу наскрозь видел. Я ей тама сказамши - до дому доплетемся, будет и другой хлеб. Ан нет - ей куражиться надо мной нада.

Николай Васильевич рассмеялся:

– Ну, ваш род - известные лошадники. Больше полвека мусор возите.

– Я-то ничо...А Максуд покойный - у него я учился...

– Вы с Максудом, царство ему небесное, другого не скажу - славные мужики. За это и уважали его в поселке. И тебе только спасибо ото всех.

– Спасибо за добрый слово, дед Колян.

Бублик сидел у калитки сперва молча и заинтересованно смотрел, как капризничает, мотая головой Буянка. Не одобрив недостойного поведения, воспитанный Бублик предупреждающе гавкнул на лошадёнку. Она, покосившись на песика перестала мотать головой.

Муратка разговорился.

– Я тебе, дед Колян, говорил давно тогда...Как уж брат покойный Максуд на фронт просился. Всех берут воевать, а его нет. Как это... Бракуют...У начальства в поселке отпросится и в военкомат - возьмите. Просился хоть возчиком - патроны, бомбы возить. Или пушки таскать на лошади...Меня, сказал Максуд, лошади слушаются. А военкомат, чо ему не утверждай - не берет, у тебя один нога короче. И не взяли Максуда воевать.

– Да, Муратка...Тяжелое время было. Но всё для фронта делали, последнее отдавали. Сами просились на фронт. Еще раз тебя с Праздником! И тебе - здоровья...Не хворай и помни славного брата Максуда.

Если кто и помнил все тогдашнюю, много лет назад, жизнь в Каменном Ключе, то конечно, Муратка Татарин. В памяти у него накрепко осталось - горести и слезы, что видел во время войны пацаном, и самое трудное для всех в поселке после войны.

Родился, рос, жил, немного учился и работал только здесь. Все в поселке прошло на его глазах. Люди жили, трудились, приезжали, уезжали, умирали. И мужиков - ровесников-то в Каменном Ключе сегодня осталось с гулькин нос. Кто уехал не весть куда, за лучшей долей, за длинным рублем, "за счастьем" и потерялся в дальних далях с концами. А сколько их как-то быстро ушло в мир иной. Работа в поселке была только в МПС, на железке - обходчик или путеец-ремонтник. Труд тяжелый, для жилистых и упертых. Ещё и свой большой огород пахать и содержать, он ни мало - под пятьдесят соток. Надо было и скотину кормить, пока копёшку накосишь, умотаешься. И, конечно, овощ свой иметь, картошечку, лучок, чесночек, огурчик. Горбатились. Не всяк выдерживал, попивали крепко, с тем и упокоились.

Кое кто устраивался в леспромхозе на лесопилку да на валку леса. Большой таежный поселок Болтово с леспромхозом - почти рядом, десять верст, а это тебе - не километр туда-сюда. Платили, правда, неплохо, ОРС с приличным набором товара, раз в месяц каждому работнику отоварка, весь район завидовал, но пахать на брёвнах требовалось на всю катушку. Валить и ворочать бревна, каждый знает - не самый сладкий сахар.

Малец Муратка помнил, как весь поселок до войны восхищался мужем Валентины - Трофимом Егоровичем. Бригадир железнодорожных путейцев-ремонтников, огромной силы дядька, молотобоец, все у него в руках спорилось и ладилось. Он у себя во дворе маленькую кузню соорудил, свободное время молотом помахать, размяться. Кому лошадь подковать, оси для телег изготовить. Железнодорожный поселок, не колхоз - лошади у были у многих, не запрещали их держать хозяевам на железке.

Топоры Трофим ковал, колуны, кому вилы ремонтировал, косы мастерил и отбивал. Леспромхозовские кой чего ему заказывали, эмпээсовцы просили то это из металла, то другое. Брат Муратки Максуд по прозвищу Татарин часто подъезжал на телеге к Трофиму что-то отвезти, привезти.

Мужиков, соседей Трофима тянуло на кузню, да и он сам всех привечал. Сосед слева, ремонтник его бригады Летягин заходил, он по части механизмов хорошо "шурупил". "Мозга" - называл его Трофим. Сын Летягина, пацан Ванька, норовил за молот ухватиться. "Молод ещё, - смеялся Трофим.
– А захочешь на кузнеца выучиться, подрастешь - обучу таинствам".