Дорогой наш ветеран
Шрифт:
В батальон Николая назначили нового политрука, на раз выбрали парторга, но на фронте с наступлением завертелась такая катавасия, что было не до вступления в партию. И где документы на него - из новых партийных руководителей просто никто не знал. А в мае - тяжелое ранение и госпиталь надолго.
Райкомовские в этот приезд предлагали помочь герою с работой - в районе не хватало руководящих кадров, повыбила надежных мужиков война. А райкому в районе требовались свои, проверенные в боях кадры. Хоть в колхоз, хоть в райпо, сельмагом заведовать. Перебрали с райкомовцами все должности, и всё отказывался Николай - грамотешки с гулькин нос - завтра снимать придется за такое руководство. И если он геройски воевал, вовсе не значит, что из него настоящий начальник
Когда попрочнее встал на ноги, отставил костылёк, забота с работой решилась так - Николай двинул в леспромхоз. Там, в леспромхозе и Николай Васильевич Нетребин устроился на лесопилку, на распил огромных бревен. Сначала, рассмотрев его, тогда - худющего доходягу, засомневались, потянет ли на распиле. "Как есть ты сейчас весьма слабосильный пока, в лесорубы - и думать не моги, на лесопилку тебя поставить, надо подумать... Вот, можа, сучкорубом...", - сказали в отделе кадров.
Но тут в комнатёнку кадров буквально ворвался директор леспромхоза, однорукий ветеран боев на Курской дуге Савостин, ему сказали, что с "железки", из Каменного Ключа на работу устраиваться пришел участник штурма Берлина. Уже и Савостину из райкома позвонили, что, мол, вы решили по Николаю Нетребину, герою войны?
"Земляк, однополчанин, боже ж ты мой! Ты из Томска? И я томич...Но судьба забросила... - забежав в кадры, приговаривал директор.
– Точно, без раздумий берем, какой разговор! Оклемаешься, стахановцем ещё станешь!"
"А вы, бюрократы... Ух я вас тут! - пригрозил Савостин деду Климу, начкадрами.
– Удумали - слабосильный... У меня вон четыре класса учёбы, рука под Прохоровкой осталась, но мне партия поручила! И я взялся за гуж директором. А вы сучкорубом дельного мужика! Тяма в мозгу есть? Ты по госпиталям поваляйся с полгода... Станешь богатырем Ильей Муромцем...Как же!"
Сперва у Нетребина получалось не ахти, силенки действительно нужны были - не каждый потянет. Мужики, что работали вместе, донельзя пожилые, других не осталось в леспромхозе, как могли старались помочь ветерану. После страшной войны, у всех было не просто внимание к уцелевшим в гигантской бойне-мясорубке, но устоявшим и победившим - громадное уважение к вернувшимся с фронта. Но постепенно он втянулся, отъелся понемногу на деревенских харчах, окреп, и пошла плановая норма и у него.
Потянулась обычная жизнь. Как-то не проявилось у Николая желание к учебе. Больше стремился что-то сделать своими руками. Тем более поучалось неплохо. Назначили бригадиром на лесопилку, поощрения пошли, премии, а когда и выговоры за срыв плана... Жизнь, она всякой стороной к тебе поворачивается.
Валентина хотя и встретила Нетребиных приветливо, как могла помогала, но так и ходила молчаливой и потерянной. Сватались к ней мужички, но даже разговаривать не хотела - и терпеливо ждала Трофима. Своего и единственного.
Димка вырос, поучился в строительном техникуме в Тягуне и сорвался из дома на какую-то ударную стройку гидростанции на Украине. Приезжал в гости, с деньгами и молодой женой хохлушкой.
Протосковав, Валентина совсем сникла и как-то неожиданно ушла из жизни. Перестал приезжать и Димка, примчался только на похороны, а после и замолчал - писем от него не было. На поминках сильно пил, укорял Николая Васильевича, что тот на войне остался в живых, а вот его отец - не прорвался... Про "висюльки" кричал, про "бляшки". Так он называл в угаре нетребинские награды. Уехал и больше ни гу-гу.
Нетребины получили что-то в виде наследства - дом, усадьбу и тоску по Валентине, что поддержала их в трудную минуту.
В леспромхозе Николая Васильевича помнили долго, приглашали, как заслуженного ветерана, на торжества, дарили подарки. В район на торжества звали, выступать в школах...А когда страна пошла под откос - загнулся и разъехался леспромхоз. Районное начальство крепко поменялась и торжества стали другими. Ветеран там был не нужен,
Про ветерана, героя Войны Нетребина и некому стало вспоминать...Прибрав лопату у сарая, Николай Васильевич глянул на своего неутомимого помощника Бублика, что тёрся сейчас возле ног и спросил:
– Так что, ударник, закончили тяжкий труд и намыливаемся завтракать?
Довольный Бублик, завертелся и радостно гавкнул, приветствуя верное решение о завтраке. Он потрусил к дому впереди хозяина, сопровождая его на долгожданный прием пищи, даже не оглядываясь, только чувствую его рядом.
Николай Васильевич пошел домой, и уже подходя к крыльцу, услышал за спиной негромкое:
– Они сегодня не приедут. Праздник же... Я их к завтрему ожидаю...На Московском курьерском приедут....
Николай Васильевич обернулся, у калитки стояла соседка, старушка Варвара Гаврилова, одетая очень скромно и незатейливо - в простеньком, выцветшем суконном платочке, в потертой цигейковой шубейке, подшитых, сильно поношенных валеночках...
Уж на кого-кого, на Варвару война обрушилась не просто тяжелым катком, а неподъемным горем, она полностью подкосила её. Похоронку на мужа она получила уже после извещений о гибели сыновей, последней, уже в сорок пятом. Прежде, один за другим пришли похоронные листочки на пятерых сыновей. За долгие годы жизни с мужем, раньше веселая и задорная хохотушка Варвара, как-то привыкла к молчаливому и сдержанному супругу, также молчаливыми выросли дети, все в отца. Сдержанность и молчаливость стали и для неё обычными и привычными.
Получая похоронки, Варвара все сильнее замыкалась в себе, сторонилась соседей. Может и плакала, никто не видел и не знал. Работала сучкорубом-подсобником в леспромхозе, а такая работа не требует веселья и разговорчивости. Леспромхоз как мог и чем мог помогал всю войну своей работнице. Что дрова, первой и в обязательном порядке, тут и не обсуждали, привозили, разгружали и топи Через ОРС лесторга выписывали кое-чего из вещей, обуви, находили и немного побольше, чем другим солдаткам, круп, других продуктов. К праздникам - скромные подарки девочкам через профсоюз. Снабжали и табачком-махоркой, который, все знали, она до крупиночки отсылала фронт и детям, и мужу. Сама за всю войну, похоже, отвыкла от сахара - немного оставляла девчонкам, а остальное - своим на фронт...Даже кусочек мыла-другой норовила приберечь для посылки. Говаривала дочкам: "Мы-то здесь выкрутимся. А как они там, в поле..."
Похоронка на мужа подкосила Варвару напрочь, больше года пролежала в больнице. Девчонок забрали отцовы старики, сама-то Варвара ни родителей не знала, ни родни не имела - детдомовка. Дом стоял закрытый, не жилой, и собаку и кошку девчонки забрали с собой.
Вернулась с лечения Варвара - никакая, знакомые горестно и сочувственно шептались: "Не иначе - умом тронулась!" Трофимова Валентина ходила к Варваре, поддержать, приободрить, но соседка с трудом её узнавала. На все вопросы отвечала с трудом, отворачивалась и все больше молчала. Вернувшиеся от стариков- дедов, после возвращения матери из больницы, девочки росли энергичными и заботливыми, обихаживали мать. Самостоятельно возились в огороде, и тут уж им помогала Валентина. По-прежнему не забывали вдову и солдатку в леспромхозе, помогали, навещали, везли немудреные продукты, одежонку, доставали дефицитные лекарства.
Но болезнь, есть болезнь забыть свою трагедию Варвара не могла и уйти от серьезных неладов со здоровьем было невозможно.
Сейчас Варвара стояла у калитки и, сбиваясь и путаясь, пыталась что-то объяснить Николаю Васильевичу.
– Они сегодня не приедут...Ведь, Праздник...И Прохор, он такой компанейский, без друзей ни шагу... Мальчишки тоже захотят встретить День Победы...Ну вместе...С друзьями отметить... С теми, кто сражался рядом... Я своих сегодня и не жду...
– Конечно, конечно...- несколько смутился Нетребин, но постарался улыбнуться и добавил, - с Праздником Вас, Варвара Петровна! Такой светлый радостный День...Но, понятно, и слезы о погибших героях...