Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
Шрифт:
– Так ведь погода-то какая чудная стоит! Солнышко… А там и пляж рядом! – Йомантас знал, как уговаривать. – И такая живописная рощица… Тем более что и ехать недалеко – всего-то чуть больше часа. За Стрельну…
Уговорил. И никакое заклинание не понадобилось. Ну, ведь Кристина прекрасно осознавала, куда и зачем ее зовут, чай, не девочка и… левак есть левак! Сама же и предложила…
Истинные цели жреца не могли привидеться девушке даже в самом страшном сне! Да и кто вообще мог такое представить? Чтоб кого-то принесли в жертву каким-то древним божкам? Ужас какой-то. Жесть!
Йомантас привез Кристину на ферму сразу же после пляжа. Да, Кристину – жрица любви просила называть ее именно так.
Глянув на развалины, девушка невольно поежилась:
– Стремно тут как-то… Да и не жарко совсем!
И
– Ничего, сейчас согреешься! – вытаскивая фотоаппарат, пообещал жрец.
– И собаки еще…
– Не бойся – собак я прогнал… И… вот тебе деньги. Понимаешь, боюсь забыть… Совсем памяти нет.
– Ничего, я б напомнила…
– Так, вот вино… – Йомантас открыл прихваченную с собою бутылку. – Как ты просила – красное сухое. «Бордо»!
– «Бордо» – во Франции, – презрительно скривила губы Кристина. – А здесь, я не знаю, что… Из чего пить-то?
– А вот… – Литовец плеснул вино в пластиковый стаканчик, купленный по пути.
Девушка сделала пару глотков и зажмурилась…
– А ничего!
– Ну так, за такие деньги!
– Сам чего не пьешь?
– Я ж фотограф! Тем более что мне еще тебя обратно везти…
– А, ну это да… – окончательно успокоилась Кристина. Усмехнулась: – Ну, давай, показывай. Где раздеваться-то?
Был день, и Йомантас боялся крика. Про чужих не думал – на то были псы. А вот крик… Вдруг да услышат? А скотч забыл… Впрочем, ладно…
– Вот так вот, к столбу подойди… Обними его…
– Холодно… Брр!
– Дуй, ветер!
– Эй, что ты делаешь? – девушка вдруг обернулась, в распахнутых глазах ее вспыхнул страх. – Зачем нож?
– Затем…
Удар. Короткий и быстрый. Под третье ребро – в сердце…
– Шумите, деревья! Примите жертву, великие боги… Радуйся, лес!
Хорошо на сенокосе – благодать! Однако с другой стороны – тяжко. Поди-ка, помаши целый день косой, повороши граблями сено… Конечно, легче, чем парням стога метать, однако же и тут – намаешься. Да еще зной, пот в лицо, никакие платки не спасают… А слепни да оводы так и снуют, так и снуют… Еще змеи бывают. Хорошо, пока никого не цапнули – ноги-то босые…
До обеда, кажется, нет хуже ничего, как сено косить! Туда-сюда косой… граблями шуруешь… так, что руки отваливаются, а спину так ломит, будто тебе все сто лет, а не пятнадцать, четырнадцать… Только и думаешь – скорей бы обед! Зачем его так поздно устраивают… Лучше б ровно в полдень! Однако и полдень уже прошел, а обеда все нет… И мочи уже нет никакой, и сил совсем не осталось!
Господи-и…
Только вот так подумаешь – тут вдруг и колоколец-ботало! Не на коровке он нынче – на осиновой ветке, косарей к обеду сзывать!
Реготовых-смердов семейство большое, младых девок да парней много – уж, слава богу, есть, кому сено косить! Вот и косят, метают стога. Тут же и шалаши разложили-поставили – спать. Луг-то реготовский от деревни далече – с десяток верст, каждый день туда-сюда не находишься. Пока идешь, ноги намнешь, а потом какая ж работа? Вот, тут же, на покосе, и ночевали. Подростки в основном – отроки да отроковицы. Взрослые же мужики – то в поле, то в лесу – бревна таскали, шкурили – избу на выселках строили, старались за лето успеть. Средний хозяйский сын – Реготов Калина – от старшой семьи отделился. Жена молодая, детушки – можно нынче и самому в хозяева податься, не все ж при большаке-деде! Дед тому не перечил, понимал – разрастается род, семейство! Почитай, вся округа – родичи. Коли нужда какая придет, всяко – помогут. А куда деваться-то? Реготовы – смерды, хот и свободны, не какие-нибудь там холопы, да не на своей земле – как своеземцы – живут – на псковской! Господину Великому Пскову подати платят да отрабатывают – там, где совет городской укажет. Он же, совет, вместе с князем и оброк устанавливает – сколько да чего! Так что, только успевай поворачиваться. Зато ото всех врагов оборона есть! Ополчение псковское да княжья дружина. И буде совсем уж худо с урожаем – поможет господин Псков… чем сможет! Но только уж если совсем худо…
Зазвенел колокольчик – воспрянули духом девчонки! Переглянулись, грабли аккуратно сложили – и бежать! Только пятки сверкали. За ними и парни –
отроки. Те, правда, степенно шагали, по-взрослому. Старшой – Митька – умный, лет шестнадцати, паренек, за всеми присматривал… Он и обед попозже установил. Аспид такой!Сбегали девчонки к реке, обмылись наскоро – и к столу. Стол под березами сколотили, бревна скамеек вместо из лесу приволокли еще три лета назад – хорошо, удобно!
Уселись, ложки достали – а от костра-то таким запахом тянет – что хоть его прямо ложками ешь! Нынче – налимья ушица. Да квасок. Житных лепешек мало – озимые вот-вот только взрастут. Ничего, летом и без жита голодным не будешь. В лесу ягоды пошли, грибы скоро будут, в реке – рыбы навалом. Правда, за ту рыбу господину Пскову платить! Уплатили, чего ж. Все правильно, все по справедливости: луг-то реготовский, а река-то не их – Пскова! Но тут уж совет зря шкуру не тянул – заплатили, а там уж лови сколько хочешь, никто не смотрел. Чай, не боярские тони!
Окромя Реготовых недалече еще покосы. Вниз по реке – Овинцевых, вверх – Ромашковых. Овинцевы – такие же смерды, Ромашково же – боярская земля. Народ там, может, и богаче, зато под господином боярином ходит! Реготовы же ни перед кем спину не гнут, шапки не снимают! Ну, разве что перед тиуном псковским… Так и он не чей-нибудь тиун, а Господина Пскова! В том никакого зазору нет.
Реготовские завсегда за Овинцевых выходили, невест же брали из других деревень, и – редко – из Ромашково, только не холопок. О свадьбах же вот на покосе сговаривались! Вечерком в шалашах да на лугах миловались… некоторые девы после того сенокоса приносили в подолах… И что? Да, священник, отец Николай, ругался, говорил, что – грех! А вот родители так почему-то не считали. Ну, девок, конечно, виноватили, но так, вполсилы – для людей больше. Что тут говорить – рожавшая-то девка, даже с приплодом – жениха себе, знамо, найдет. Все ж видят – рожать может, не пустоцвет! Для чего еще бабы и нужны-то? Чтоб деток рожали – то-то. И больше – ни для чего. Так что какой же тут грех? Но, конечно, Иисуса Христа да отца Николая обижать не стоит – грех-то можно и замолить! Вот и замаливали, но особо не заморачивались. А на сенокосах девки да парни любились!
И правильно Митька, покосный старшой, обед поздно сделал. После него до ужина кажется – един миг! Пролетел быстро… Устали, да… Но тут и костер, и купанье, и песни… Овинцевские. Ромашкинские придут… Или Реготовы к ним – в гости… Вот где веселье-то! Ради того можно и косой помахать да граблями…
– Граня, а тебе кто из овинцевских больше глянется – Мишка или Иван?
– А не тот и не другой! – Граня (Гранислава, в крещении – Федосья) презрительно фыркнула и вытянула на песке ноги. – Оба какие-то плюгавцы.
– Так им и лет-то еще…
– Во-от я и говорю! Мне б лучше Акинфий, старшой их. Вот где сила-то!
– Акинфий? Так он, говорят, с ромашкинской Лушкой!
– И что? Что, Лушка – стена, что ль? Не подвинуть? – Гранислава повела загорелым плечом. Девушка сильная, хорошо сложенная, высокая… да и статью удалась. Такая ка-ак двинет – мало не покажется!
Другие реготовские девы – Зденька, Фрола да Василиска – статью – увы! Да и груди не такие, как у Граньки – вот у той грудь, так грудь – колесом! Эти же… маловаты еще. Но на личики красивы, стройняшки, ноги длинные, руки тонкие… Зденька кареглазая, темненькая, у самого пупка шрам – в детстве еще на косу напоролась, едва кровью не истекла, да Бог дал – выжила. Фрола с Василискою – светлоглазые, светло-русые, как и Граня, только та еще посветлее. Красавицы! И работницы, каких еще поискать. Правда, говорят, Фрола леновата малость, а Зденька – на язык востра. Так, мало ли что злые языки болтают?
Ведь поработали ж! Ужо теперь-то можно и отдохнуть…
Реготовские красавицы-девы лежали сейчас на песочке, у омутка. Голышом, после купания, нежились на заходящем солнышке да сплетничали про парней – а о чем еще разговаривать девкам? Не про охоту же! Ну, можно еще про купцов, про товары…
– Говорят, ныне ладьи купецкие на реке видали… Заморских гостей!
– Так все одно, к нам-то не заплывут!
– Бывает, и захаживали… Вы бы что купили, коли б зашли? Ну, и коли бы у вас серебришко какое было? Да, хотя бы медь или бусины… Я бы – гребень из рыбьего зуба! Резной.