Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
Шрифт:
– Издеваешься?!
– Слушай, а можно тебя сфоткать? Я вообще-то фотограф… Меня Юрой зовут.
– Яна…
Рогнеда заявилась в Кром, в княжеские хоромы, запросто – все же для вдовы особых церемоний не требовалось. Иное – была бы замужем или, наоборот, в девках еще… Тогда – да, тогда – другое дело. А вдова – что ж…
Не одна заявилась – со слугами и двумя служанками – девами младыми. Обе стройняшки, хоть куда, одна кареглазая, светленькая, вторая – темненькая, с голубыми глазами.
– Ну, здрав будь, князь!
– И ты, Рогнедушка! – князь лично вышел встречать дорогую
– Это – Ярилка, – войдя в горницу, Рогнеда представила кареглазую. – А та – Светозара…
– Запросто Зарой можно, – скромно потупилась брюнетка.
– Ну, вы платы-то снимите. Покажитесь князю! – быстро распорядилась вдова.
Девушки беспрекословно исполнили приказание…
– Красивы! – Довмонт довольно покивал. – Боюсь только спросить… Бойки ли?
– Бойки, бойки, не сомневайся, – засмеялась гостья. Вроде бы и весело, однако в уголках рта явно застыла обида, а зеленые рысьи глаза, казалось, вопрошали: почему ж меня не позвал? Почему? Или и впрямь стара стала? Ну да, дело-то к тридцати… Так и сам князь – не юноша. Называется старый друг…
– Светозара – серьезная, можно сказать – скромная. Ярилка же – оторви да брось! Впрочем, обе друг друга стоят.
– Девы хороши, благодарствую… Мне б с той поговорить бы…
Рогнеда повела бровью:
– В людской пока ждите, девицы.
Повязав платки, девчонки с поклоном вышли…
– Усаживайся… – Довмонт кивнул на лавку у окна. – Кваску? Или, может быть, мальвазию?
Рядом, на столе, стояли кувшины и большие серебряные кубки.
– От меда стоялого не отказалась бы… – облизала губы вдова. – Выпила б за твое здоровье чарочку…
– Посейчас!
Князь тотчас же кликнул слуг.
– И заедки не забудьте!
– Убрус с твоего разрешенья сниму – жарко…
– Да хоть все снимай! – расхохотался Довмонт. – Смотри-ка! Разрешенья она спрашивает… скромница наша…
– Ну… как скажешь!
Дождавшись, когда уйдут принесшие мед и яства слуги, гостья поднялась с лавки и сбросила синий короткий плащ… отстегнула пояс… Темно-голубой варяжский сарафан, заколотый золотыми овальными фибулами, очень шел ей… о чем не преминул сказать князь.
– Ага… нравится?
Подойдя к сидевшему на лавке Довмонту, юная вдова крутнулась на каблуках и расстегнула фибулу… сначала одну, потом другую… Сарафан тихо сполз на пол, явив тонкое плиссированное платье, бледно-желтую тунику с короткими рукавами, не скрывавшую почти ничего…
– Ты бы засовец-то задвинул, что ли…
– Да… да-да…
Князь бросился к двери, а когда обернулся, гостя уже избавилась и от туники, явив взору точеное, ослепительно нагое тело…
– Ну… иди же сюда, князь!
Подняв руки, Рогнеда грациозно вынула из прически заколки… Каштаново-золотистые локоны рассыпались по голым плечам…
А потом уж и поговорили, и выпили…
– Людокрады? – вдовица смешно наморщила лоб. – Давненько их не было. А что ты спрашиваешь? Уже успели кого-то украсть?
– Успели, – одеваясь, хмуро кивнул Довмонт. – В дальних деревнях… В Реготове… Отроков да отроковиц-дев. Всего пока – семерых.
– Понятно. Наверняка в Полоцк повезут – там как раз торг. Однако… – поставив опустевшую чарку на стол, Рогнеда подняла вверх указательный палец: – Семеро, конечно, тоже добыча, но… Я б еще похватала! До ярмарки-то месяц еще.
А в Полоцк пути – недели две.– И я так мыслю, – князь потянулся к кувшину, налил. – И твои люди пока… никто ничего?
– Ты ж заешь, я давно во Пскове дела не делаю, – сверкнула глазищами гостья. – Сам же приказал! А меч – твой подарок – храню! Ношу только редко… когда не в женском платье… Добрый клинок! А что ты спросил?
Рогнеда вдруг напряглась, прищурилась с затаенной надеждой…
– Неужто…
– Да, может скоро понадобиться.
– Скорей бы!
– И меч твой… и ты… И шайка… дружина твоя. Чай, не распустила еще?
– Ну-у… так… А про людокрадов коли вызнаю – скажу!
– Там человек еще мой будет, вдруг вспомнил князь. – Ему не мешай и помогай, чем можешь.
– Что за человек?
– Кирилл, из сыскных…
– А! Осетрище! – гостья не выдержала, рассмеялась, а потом и прищурилась, скривила губы… Однако ж не зло, а, скорей, с ностальгией. – Немало он когда-то мне крови попортил. Ох, немало… Однако – умен, да. Он и без меня всех найдет! Ну, чем смогу – помогу. Уговор, князь!
Светлана Заркова всерьез считала, что всего в своей, не столь уж длинной еще, жизни она добилась сама. И, надо сказать, для такой уверенности имелись все основания. К своим двадцати двум годочкам Светлана успела с отличием закончить колледж и вот уже второй год работала бухгалтером в комитете финансов одного из районов, да не простым, а старшим. Из-за многочисленных отчетов – как текущих, так и откровенно тупых «Срочно! Важно! Вчера!» – трудиться приходилось много, и даже частенько – в выходной день. Девушка никогда не отказывалась, а всех остальных, встречавшихся в ее жизни, людей вполне серьезно считала бездельниками. На личную жизнь, впрочем, времени не оставалось совсем, разве что в отпуске, который Света, как и многие ее коллеги, разбивала на две части – по две недели. Часть брала летом – куда-нибудь слетать, а часть – когда разрешит начальство.
А ведь могла бы и устроить личную жизнь, вполне! «Гадкий утенок» в школе, нынче девушка расцвела и сильно похорошела, как, бывает, и случается в жизни. Правда вот любви пока что в ее жизни так и не случилось. Как-то не умела она с парнями… и, по секрету сказать, до сих пор оставалась девственницей! Да, мужчины ухаживали, и вполне даже молодые – Света отшивала всех. Сдались ей эти проходимцы-бездельники! Уж как-нибудь пока что и так обойдется… Лучше совсем никого, чем какой-нибудь альфонс! Сядет на шею, присосется как клещ – не сгонишь! Такой как раз и случился у матери… Отца своего Светлана не помнила и судьбу матери – «серой затурканной мышки» – повторять не хотела никак. Всю жизнь просидеть в какой-то заштатной конторе! А на старости лет еще и приживалу себе на шею посадить. Дурочка, что и говорить…
К матери Света относилась двояко: с одной стороны – жалела, с другой – презирала. Единственное, чего не испытывала, так это благодарности… Не за что, в общем-то… Ну, родила… и что?
Точно так же, как к матери, девушка относилась и к людям, правда, знакомых у нее было немного – коллеги в основном, а друзей не водилось и вовсе, как и подруг. Тем более что любое спиртное Светлана отвергала напрочь, вечеринки же игнорировала даже на службе, отказываясь под любым предлогом – и что там делать-то? Да никто уже ее никуда и не звал… И не надо! Вот еще…