Дождь в полынной пустоши
Шрифт:
В конце концов, у меня самые благие намерения.
Замудрое предупреждение, о благих намерениях приводящих в ад, не смущало и не пугало. Ад? Это после-то монастырской тюрьмы?
Лилиан аф Поллак не колеблясь, направилась к покрытому шкурами топчану.
Эсм, зеркало ваше!
– ознаменовал тринитарий свой успех. Он позволил себе так думать.
Время прощаний. Время напутствий. Зал, где, несмотря на присутствие людей, главное действующее лицо пустота. И только одно сердце преисполнено тревоги, боли и великой печали.
– Делай что должно. Поступай подобающе, - напутствовал Нид аф Поллак.
– Помни о чести. Не забывай о клятвах.
Кому он говорил? Стенам? Ветру, гонявшему клок соломы? Перышку, выпавшему из крыла птицы. Солнечному зайчику, нескоро путешествующему по стене. Кому?
– Саин?!
– вмешался напомнить слуга.
– Меч.
Поллак спохватился и протянул Колину замотанный в табард клинок.
– Будь достоин его, - сказать ,,сын не сумел. Не пересилил, не перемог, не переборол. Поскольку не уверен, стоило ли это
– Возьми, - Лилиан подала сумку сыну.
– Здесь одежда и деньги. На первое время. И обязательно напиши, Колин, - женщина всматривалась в лицо юноши, не забыть, не потерять в памяти ни черточки.
– Напиши, мне.
Очередь следующих.
– Пока, Колин, - протянула сверток брату младшая аф Поллак.
– Не скучай.
Все её звали Бланш*. За цвет волос. Белокурая милая девочка. Или за цвет глаз. Бледно-бледно серых. Вымороженных. Юное создание любимицей семьи и челяди не являлось. Малышку совсем не хотелось баловать и забавлять. По едкому замечанию Эйгера, ,,сучку следовало удавить, пока не выросла. Свое, по меньшей мере странное мнение, тринитарий озвучил лишь однажды, поделившись с подопечным. Колин не спросил о причинах столь странного суждения. Осталась и не ясность, Бланш прозвище или все-таки имя.
– На... урод, - прошипела старшая, сунув уезжающему плетенку со склянками.
Розейл. Более всего на свете она любила себя. И очень злилась, когда её чувств не разделяли окружающие. Или жертвовали ими в пользу кого-то еще. Злость добавляла колючек в характер несносной девчонки. Со временем их становилось больше и больше. Настолько, что никто не верил в чудесное преображение подрастающей эсм в прекрасную розу.
Тягостное молчание, которое никак не закончится. Слуга сложил подарки в баул. Подарков не много. Баул не велик, не надорваться.
Подгоняемый ожиданиями бухнул колокол замковой церкви. Пора.
На выходе Колин повернулся. Через правое плечо, показать уродующий шрам.
– Бог даст, свидимся.
Пожалуй, только один человек в зале уповал на подобную милость.
Смотреться в зеркала - грех. С недавнего времени Лилиан аф Поллак, в девичестве Бьяр, не расставалась с одним из них. На черной обсидиановой поверхности, тонкой иглой, искусно процарапан портрет юноши. Колина аф Поллака. Её сына.
Круг первый. Испрашивающие.
,,...побеждают не талантливые, но наиболее искушенные и подготовленные.
Велиар. Искусство тайной войны.
1. День св. Иерофея (17 сентября).
– Насколько необходимы прятки?
– спросила Сатеник, подглядывая в щель тяжелых портьер. Ткань пахла старой пылью, от чего до чиха щекотно в носу.
Гранде и неприятно и любопытно. Неприятно потому как она, действительно, считала подглядывание недостойным занятием, а любопытно.... Внизу, в Зале Арок, с нетерпением ожидают её выхода. Ожидают прибывшие из тринадцати провинций Эгля. Гордость и цвет Фриуля, Швица, Анхальта.... Достойнейшие из достойнейших. Без которых она вполне благополучно обходилась, не чувствуя себя ущемленной. Но их присутствия при Серебряном Дворе потребовал сам король. Оставалось только подчиниться и принять отцовскую волю осознанной неизбежность.
Или неизбежным злом, - не по сердцу девушке цвет и гордость с окраин королевства. Кем гордиться?
Компанию подглядывать, гранде составлял Юл аф Латгард, канцлер двора и человек, посвященный во многие тайны государства. Их за ним столько, что при встрече король безмерно, то ли удивлялся, то ли недоумевал.
– Ты еще жив?
Латгард кланялся со всей серьезностью. Другой бы постарался перевести слова монарха в шутку. Но пусть лучше жалеют (или ненавидят, кому как угодно), но не смеются.
– Вашей волей, саин.
– Больно ты знаешь мою волю, - хмурился Моффет. Лисья морда канцлера вызывала у него разлив черной желчи. Так, во всяком случае, истолковывал королевские приступы дурного настроения Удо Кёльде, в равной степени светило и шарлатан медицины.
Торчать за портьерой Латгарду не интересно. Кое с кем из новиков* он пообщался близко, с иными мимоходом потратил минуту, с третьими ограничился приветствиями. Уделил время каждому. Первое впечатление самое верное и он его составил. Теперь ждал того же от Сатеник. По хорошему, большую часть прибывших ко двору следовало отослать восвояси. Получить путное с провинции, надо не просить, а требовать. В случае со двором гранды, требовать, положа длань на рукоять меча. Моффет изъявил пожелания. Результат показателен. И если девушку, по молодости или праздному разумению, более волновала внешность будущих придворных, то Юл аф Латгард видел тревожное - исполнительность подданных короны. Не пора ли беспокоиться и принимать надлежащие жесткие меры?
– Необходимы? Вы смеетесь, эсм?
– сыграл недоумение Латгард.
– Вам должно знать своих людей лучше, чем они знают себя. И гораздо больше, чем они знают о себе самих.
Слова сказанные Старым Лисом ни к чему не обязывали, но и вольничать не позволяли.
– И для этого я прячусь?
Они недолюбливали друг друга. До зубовного скрежета не опускались, держались в рамках приличий, улыбались по обстоятельствам. Повод взаимной несимпатии имелся. Сатеник считала канцлера виновным её расстроившегося брака с королем соседнего Суэкса. Впрочем, не его одного. Список имен длинней панегирика павшему в степях тоджей королевскому воинству. Латгард воспитанницу разубеждать не стремился. Не поймет. Потому как дочери Моффета не дано понимание и что, важнее, безоговорочное признание главенства государственных интересов над хитросплетениями личностных взаимоотношений, склоками и антипатиями придворных партий, надуманными обидами сегодняшних союзников, вздорными причинами для уступок давним
недругам и болотом ближнего окружения. Прими король в зятья Ратгарда Длинноухого, многие сиюминутные проблемы быстро разрешаться. Но в дальнейшем добрый сосед получит хороший повод если не претендовать на престол Эгля, то добиваться его для своих наследников. А Ратгард будет добиваться. Амбиции, знаете ли. Излишне самоуверенный молодой человек. Нахрапистый. И союзники ему найдутся. В Анхальте. Тамошние бароны спят и видят заполучить независимость и от Суэкса, и от Эгля, и заодно друг от друга. Длинноухий с легкостью им поможет. Услуга за услугу. Ему - Эгль, целиком или часть, баронам - вольности. На гербовой бумаге. Уж сколько в Анхальте составили Хартий Свобод, столько и не придумаешь, ни в трезвом уме, ни в пьяном бреду. Им грезилось, и грезиться, отколоться от королевства и разделиться самим. А что Моффет? Объявил о намерениях отправить в пфальц в качестве штатгальтера* дочь. Намек понятен - выбирайте мужа. Выбрать, значит прийти к неким договоренностям. Не трудно сообразить, брак Сатеник с представителем знати сцементирует разваливающийся союз баронов и короны. Здесь тоже имелись свои подводные камни, но их вполне реально обойти. Единение с Анхальтом важно для короля. Иначе не осуществить дальнейшее завоевание Джуйбара*, где всем заправляют тоджи. Как следствие, не произойдет приростания новыми территориями. Уже сейчас в Эгле переизбыток третьих, пятых, седьмых, десятых и еще бог ведает каких по счету отпрысков баронов, маркграфов и ландграфов. Все они ожидают очереди на земельные держания. Быстро облагодетельствовать благородную вольницу у Моффета не получалось и в ход пустили серебро - откупиться, и войну - проредить сорную грядку зреющего мятежа. Что-то удалось, что-то нет, но умаслить Чулочников одно, но необходимо и обязательно, укрепить и прирастить количество вертюров, сторонников короля, всецело связанных с троном службой, кровью и судьбой. В конце концов земли это вопрос королевского престижа! Всякий верно служа короне, останется в прибытке.Если не все, то многое перечеркнула последняя война. Моффет её проиграл. Победоносная и стремительная в начале, разгромная в окончании. Поубавь король прыти, собери больше сил, прояви терпение и осмотрительность, отведи подготовке достаточно времени, краху не случиться. Только благодаря счастливой случайности (здесь у Латгарда собственные соображения, отличные от общепринятых) Моффет сохранил армию и корону, но оказался без гроша в кармане. А деньги требовались. И не малые! Пришлось идти на непопулярные меры. Переуступать откупщикам налоги на пять лет вперед. Допускать к управлению коронных земель неблагородное сословие. Передать, в пользу третьих лиц, пусть и за солидную сумму, права чеканить государственную монету - серебряный штивер! И кому? Кинригу и компании. По королевству гуляла злая шутка, увидеть профиль короля на аверсе, такая же редкость что и в яви. Почувствовав слабину, солеры увеличили давление на Моффета, замедляя принятие нужных ему решений в Совете, а то и попросту саботируя. В обмен на свое согласие выжимали новые и новые привилегии, более подпадающие под определение измена. Вмешались солеры и в ситуацию с Серебряным Двором, ненавязчиво пристроив Габора аф Гусмара, младшего из прямой ветви фамилии, в качестве претендента на руку и сердце гранды. Солерам Анхальт непотребен, а идея сменить династию витала в воздухе. Грозило ли это войной, но уже не внешней, а междоусобной? Определенно складывались такие перспективы. Если, конечно, дозволительно называть перспективами развал державы. На сегодняшний день, Моффет напоминал человека, пытающегося усидеть не на двух, а на четырех... пяти... семи - кто знает, скольких стульях сразу. Ему нужен спокойный Анхальт, продолжать войну с тоджами и не бояться удара в спину. Требовалось, и значительно, увеличивать численность вертюров, способных поддержать его и что важно, помочь теми ресурсами, которыми обладали. Исхитриться не слишком потратившись приманить к трону Чулочников, еще не окончательно определившихся, за сколько и кому продадутся. И самое трудное удерживать солеров на тех позициях и том влиянии, что они уже заграбастали. Латгард полагал и не без оснований, брак гранды всего лишь способ отвлечь внимание от проводимых исподволь мер. Весь опыт канцлера подсказывал, неурядье рано, а лучше поздно, когда король к тому будет готов, поляризует общество. Резче обозначит тех, кто с Моффетом и кто против него. Но уже сейчас королю не позавидуешь. Инфант Даан открыто и не бескорыстно поддерживал противников отца и трона. Сатеник волновали только обстоятельства, при которых она получит венец королевы. Если не Суэкса, то Хорнхорда. Не важно что за тридевять земель, а претендент увечен и хром, и ему далеко за сорок. Родительская держава вот-вот рассыплется в прах, а наследникам и печали нет. Так стоило ли выворачиваться наизнанку, объясняясь с ней? Как говорится всякому уму свое время. Но отчего-то не проходит недоброе ощущение. К развязке противостояния не хватит либо того, либо другого. И не только у гранды.
Однако, справедливо ли требовать от девчонки зрелой государственной мудрости? Откуда ей взяться в семнадцать лет? Ему за шестьдесят, из прожитого сорок пять у трона, за троном, вокруг трона и то порой в полной растерянности от происходящего.
Стар ты уже, стар, - оправдывался канцлер и чем дальше, тем чаще прибегал к неутешительным оправданиям.
Многие считали его человеком короля. Заблуждались. Он человек при короле. Уловите разницу. С грандой он по монаршему велению. Недоброжелатели не скрываясь ликовали его внезапному выдворению с Золотого Подворья. Он же, утешаясь сохранением своеобразного приятельства с Моффетом, мечтал уединиться, разводить карпов и писать мемуары. Но мечты прекрасны своей несбыточностью. Уединение в принципе мало возможная вещь. У него водобоязнь и он не любит рыбу в любом виде. А мемуары строчат, когда большинство фигурантов, давно в могиле и сам вот-вот отправишься за ними следом. В любом другом случае не желательно доверять бумаге то, во что посвящены немногие. И духовник не входит в их тесный круг. Так что Серебряный Двор это скорее местечко относительно спокойно провести остаток отпущенных дней и пережидать грядущую бурю. А буре в Эгле быть!