Дракон для жениха

— Сколько в этих людях жизни! — сказал голос Улле. — Извините за откровенность, но ваши знакомые по сравнению с ними — просто снулые рыбины!

— Спасибо на добром слове.

— Вы не согласны?

— Нет.

— Судя по вашему тону, вы все же обиделись. Ведь обиделись же?

— Это неважно, панна Улле. Прошу вас, поскорее найдите ее высочество… если только она здесь.

Посланница замолчала; прошло не больше минуты, но пану Иохану показалось, что он ждет целую вечность. Он уже готов был выйти из своего укрытия на поляну и приступить к расспросам, а там будь что будет.

Он почти решился, когда вновь послышался голос Улле, на этот раз слегка взволнованный.

— Барон! Кажется, я нашла.

Пан Иохан стремительно выпрямился в полный рост, готовый броситься на выручку королевне.

— Где?

— Не торопитесь. Сначала послушайте. И вот что… закройте глаза.

— Зачем?

— Закройте. Можете вы хотя бы минуту не задавать вопросов?

Пан Иохан, внутренне скрепившись, повиновался. И изумленно вздохнул, когда перед внутренним взором предстала яркая и отчетливая картина: две немолодые женщины, сидящие на бревне перед одной из кибиток с наглухо задернутым пологом. Одеты они были с той же режущей взгляд пестротой, что и молодые их соплеменницы, а их неряшливо свисающие на лицо волосы отчасти прикрывали ярко-красные платки. Одна цыганка курила трубку, словно мужчина, вторая щелкала орехи: разгрызала скорлупу удивительно крепкими зубами и тут же сплевывала, а ядрышки съедала. Пан Иохан видел все это так ясно, словно стоял в двух шагах от женщин.

Спустя секунду он услышал голос той, что курила трубку.

— Где твой малый-то? — повернулась она к соседке. — Все городскую приблуду обхаживает?

— Ага, — неспешно ответила та. — Всю ночь с ней просидел.

— А ты и не разогнала?

— А что, дело молодое, пусть его.

— Ох, не хорошо это, — осуждающе сказала курильщица, вынув из зубов трубку. — Не годится так-то. Чем ему наши девушки не угодили? Чего за эту моль бледную ухватился вдруг? Как будто околдовала она его, вмиг ума лишился! Схватил, уволок, как паук муху…

— Пусть его, — повторила вторая женщина. — Хоть такая ему приглянулась, и то ладно, а то на девушек совсем и не смотрит, нос воротит, ни одна не по нём…

Кровь отхлынула от лица пана Иохана: он понял, про какую «городскую приблуду» и «бледную моль» говорили цыганки.

— Панна Улле!..

— Спокойнее, барон, — откликнулась посланница. — Я сейчас загляну в домик и посмотрю, действительно ли это наша беглянка.

— Скорее!

Напружинив все мускулы, пан Иохан ждал и дождался: в его ушах раздался короткий отчаянный вскрик королевны Мариши, и почти одновременно с ним прозвучал взволнованный голос Улле:

— Барон!.. Сюда!

Куда именно «сюда», пан Иохан не стал дослушивать — от нетерпения кровь в нем кипела, — решил, что разберется на месте. С треском, кое-как уклонившись от упругих веток, так и норовящих хлестнуть в лицо, он проломился сквозь орешник и выскочил на поляну. Огляделся. Похоже было, что отчаянный крик королевны никого не встревожил, а вот появление нового действующего лица вызывало живой интерес. Несколько мальчишек, пробегающих мимо, остановились как вкопанные, пооткрывали рты и уставились на встрепанного барона черными, как вишни, глазенками. Женщины у костра тоже его заметили: одна из них показывала на него пальцем остальным; гитарист отложил инструмент и поднялся; рука его потянулась к поясу, за которым торчал тесак. А еще к пану Иохану подбежали несколько собак, которые, правда, вели себя пока что дружелюбно и ограничились обнюхиванием его ног.

Барон искал взглядом двух цыганок, которых показала Улле. Почему-то ему казалось, что королевна Мариша непременно скрывается в фургончике за их спинами. Но весь табор был — движение, мельтешение ярких пятен, и пан Иохан никак не мог сосредоточиться. Меж тем, медлить было непозволительно, каждая секунда была драгоценна. Трудно представить, что делали с королевной Маришей, если она начала кричать, позабыв про гордость и королевское достоинство.

— Панна Улле! — в отчаянии крикнул пан Иохан. — Где вы? отзовитесь!

— Сюда! — вспыхнуло в голове, и справа, на самой границе зрения, начал разгораться золотой свет. Повернувшись, барон увидел, что сияние исходит от той самой — или, вернее, из той самой кибитки, которую он безуспешно искал. Не было никаких сомнений, что это именно она — перед нею пан Иохан увидел двух цыганок с алыми косынками на волосах. Потеряв всю свою невозмутимость, они вскочили на ноги и с изумлением пялились на неземной свет, который пробивался сквозь полотняный полог и с каждой секундой разгорался все ярче и яростней. Пан Иохан осторожно протиснулся между меховыми боками собак и побежал навстречу сиянию.

Ему оставалось сделать всего несколько шагов, когда сияние вдруг угасло, а фургончик заходил ходуном. Вероятно, посланница Улле сочла нужным вмешаться и приняла человеческое обличие, хотя барону неясно было — зачем. В виде облака она могла и обезопасить себя, и защитить королевну, ведь соприкосновение с ней грозило недоброжелателю самое меньшее болевым шоком; пан Иохан помнил, чем закончилась его попытка притронуться к облаку. Но об этом можно было подумать и позже.

Он не слишком деликатно оттолкнул плечом цыганок, оказавшихся на пути, взлетел по двум ступенькам приставной лестнички и отдернул полотняный занавес кибитки. Внутри было сумрачно, и после яркого солнечного света пану Иохану показалось, что он попал в непроглядную ночь. В глубине фургона происходила какая-то возня; кажется, боролись двое. Боролись отчаянно, но молча, слышалось только учащенное дыхание и пыхтенье. Пан Иохан бросился вперед, но запнулся обо что-то мягкое и полетел на пол. На помощь пришла военная выучка — тело само вспомнило все, что было нужно, и отреагировало должным образом: и подобралось, и сгруппировалось, так что барон мягко перекатился через плечо… и уже далеко не так мягко ударился плечом же о деревянный бортик фургона (а может, впрочем, это был вовсе не бортик, а сундук, не разобрать). Пан Иохан поднялся сначала на колени, потряс головой, потом выпрямился в полный рост. Глаза уже привыкли к сумраку, и можно было разглядеть внутреннее убранство кибитки, весьма пестрое и даже беспорядочное. Но пана Иохана больше интересовали те двое, которые продолжали борьбу, не обратив на вторжение извне никакого внимания.

— Панна Улле? — позвал он. — Панна Мариша?

Пыхтение прекратилось, дерущиеся расцепились, и на секунду установилась тишина. Но уже в следующее мгновение кто-то вдруг бросился на пана Иохана с приглушенным рычанием. Второй человек, прижатый было к полу, приподнялся; мелькнули растрепавшиеся белые волосы, фиалковым отсветом полыхнули глаза.

— Барон!..

Пан Иохан мельком порадовался, что королевна, наконец, отыскалась, и тут же заставил себя сосредоточиться на противнике. Тот как раз налетел на него, замахиваясь изогнутым ножом. Вот так гостеприимные люди!.. Рассматривать буяна досконально было некогда; пан Иохан только отметил, что это высокий, крепкий мужчина с буйной черной гривой волос, в синей рубахе. Барон легко перехватил руку с ножом, но вот удержать ее было значительно труднее, противник был вовсе не какой-нибудь слабосильный хлюпик, да и приемы его были отнюдь не из арсенала благородного человека. Пан Иохан неплохо боксировал, но его умения были бесполезны против соперника, который не признавал никаких правил. Пришлось и барону позабыть о правилах. Несколько секунд они боролись, не произнося ни звука, и ни один из них не мог взять над другим верх; но вот цыган провел подлую подсечку, и пан Иохан грохнулся на пол. Никакого преимущества, впрочем, противнику это не дало, поскольку барон держал его крепко и в падении увлек за собой. Сцепившись, они покатились по полу, то и дело натыкаясь на острые углы и сшибая мелкие предметы. Что-то падало и разбивалось; под спиной, больно впиваясь в кожу, хрустели глиняные черепки. Несколько раз пан Иохан влетал головой во что-то мягкое и податливое — не иначе тот самый предмет, об который он споткнулся при входе. Почудилось даже, будто предмет этот пошевелился и простонал что-то, но за это барон не поручился бы. Мало ли что примерещится в пылу схватки…. Блестящее лезвие ножа так и мелькало в опасной близости от его лица и горла, и это было не очень-то приятно. Не более приятным было и перекошенное от злости лицо цыгана, а еще барону не понравилась кровь на его губах и подбородке. Можно было подумать, будто этот человек грыз чью-то живую плоть, словно дикий зверь. Неужто он умалишенный?

Вскоре пан Иохан начал уставать, тогда как противник по-прежнему был полон сил. Они катались по тесному фургону туда и сюда, покуда барон не оказался прижат лопатками к полу. Цыган тут же навалился сверху, придавил ноги и нацелился ножом в лицо, а свободной рукой вцепился барону в горло. Оскалившись от напряжения, пан Иохан одной рукой пытался отвести от себя нож, а второй схватил противника за ухо и принялся его выкручивать; но проклятый цыган, казалось, был вовсе не чувствителен к боли, и с каждой секундой барон понимал все отчетливее, что поединок этот он проиграл. Он разозлился: противно было бы умереть с этакой гадкой рожей перед глазами, — и злость придала ему сил. Он рванулся и почти скинул с себя противника, но тот откинул голову и быстрым, сильным движением клюнул его лбом в переносицу. Искры из глаз так и посыпались, а в голове поплыл звон; на несколько секунд пан Иохан потерял сознание. Руки его ослабли; и тут ему пришел бы конец, если бы цыган вдруг не обмяк и не повалился на него мешком. Нож, глухо звякнув, упал на пол. Пан Иохан перевел дыхание и попытался приподняться, но для начала нужно было скинуть с себя тяжелое тело. После сокрушительного удара, выбившего из него дух, пан Иохан едва ли справился бы с этой задачей самостоятельно; однако, кто-то, кого он не видел за растрепанной гривой цыгана, взялся ему помогать. С помощью неведомого доброжелателя барон, наконец, высвободился из-под поверженного противника, сел и увидел перед собой бледное девичье личико с размазанными по щекам и подбородку полосками подсохшей крови. Королевна Мариша была похожа теперь не на фиалку в сугробе, а на маленькую испуганную девочку. Прическа ее растрепалась, и непокрытые светлые волосы беспорядочными прядями спадали на лицо и плечи; платье на груди было разорвано. В руке она сжимала плеть, тяжелая рукоять которой могла сама по себе послужить оружием.

— Этим вы его и приласкали? — спросил пан Иохан, глазами указав на цыгана.

Губы королевны вдруг задрожали.

— Я убила его, да?

— Не думаю. Полежит, отдохнет, и будет лучше прежнего, — возразил пан Иохан. — Спасибо вам, панна, вы мне жизнь спасли.

Королевна Мариша посмотрела на плеть и вдруг отбросила ее с отвращением и ужасом, как будто это была змея. Следующий ее поступок стал и вовсе полной неожиданностью: она порывисто обняла пана Иохана за шею и прижалась к нему. Он почувствовал, что она дрожит, а сердце ее колотится часто-часто, как у птички.