Дракон в её теле
Шрифт:
* * *
Мой разум вместе с телом погружался в пустоту, превратившись в невесомую снежинку. Плавно кружа и лавируя, эта снежинка летела с неба на голую землю, позабыв о страхах и бедах бренного мира.
От прилива счастья хотелось заливисто смеяться, как никогда в жизни: теперь можно было не таиться ото всех, быть собой.
А потом все вокруг прекратило кружиться и передо мной появился небольшой сквер — зеленый, с множеством ярких цветов и с аркой, увитой розами. В центре арки стоял пастырь — высокий
— Согласны ли вы любить свою жену? Чтить ее, разделять с ней горе и радость? — священнослужитель смотрел мне в глаза, и слова его задевали самые важные струны души, даже слезы наворачивались, а в горле стоял ком.
Терзаемая переживаниями, я не смогла ответить ему, потому просто кивнула, прикрыв глаза от накативших чувств.
Надо же, такой день!
Я с детства мечтала обрести вторую половинку и сделать супруга самым счастливым мужчиной! Меня учили быть покорной, верной и любящей. Клянусь, я бы смогла влюбить в себя любого, нашла бы способ снять свое проклятье и сделать нашу семью образцом для подражания остальных. Мама с пеленок внушала, как все это необходимо, а папа внимательно следил за моим воспитанием, не позволяя непокорности взять верх над разумом. Ошибки выйти просто не могло.
Мне подошел бы любой смельчак, не побоявшийся соединить судьбу с такой девушкой. Вот только они сбегали, стоило понять, что проклятье — не шутка. Кто-то, убегая, ломал ноги, кто-то отделался легкими неприятностями в жизни… Но всех, кто пытался стать ближе ко мне, захватывала нехорошая участь.
В шестнадцать лет меня впервые поцеловали. Тобиас, сын конюха, краснея, признался мне в чувствах, а после зажал в тесных объятиях неподалеку от сараев. Он прижался горячими губами к моим губам и какое-то время горячо дышал мне в лицо, давая понять, как у нас все может быть серьезно. В конце этого почти-поцелуя я чинно отругала его, как велели приличия, и ушла с гордо поднятой головой, а потом долго стояла у окна в своей комнате и улыбалась, как дурочка. Это было невероятно здорово — чувствовать, что нравишься кому-то, хоть приличия и не одобряли подобного. Я даже подумала снова поехать верхом, как только представится случай. Вот только через несколько часов у Тоби началась лихорадка, да такая, что лекари едва смогли выходить бедолагу. Сразу после выздоровления он уехал…
Тогда-то я впервые поняла, что попрощаться с проклятьем может быть не так уж и просто.
Ян Корст стал третьим претендентом на мою руку, счастливым удивительным случаем. Он, зная о моей проблеме, сказал, что не боится, и предложил обручиться. Я согласилась, а вся семья гадала, через сколько парень сбежит. Но и тут ему удалось нас поразить: неприятности обходили Яна стороной, будто и не было никакого проклятья. Во мне снова зародилась надежда, и я готова была танцевать от счастья, решив, будто само мироздание благоволило нашему союзу…
Но прошел месяц, второй, полгода… год.
Время шло, а жених не спешил становиться мужем. И отец выдвинул предположение: «Возможно, страдать должны только те, кто тебя любит, Мари? Ну или хотя бы симпатизирует… Потому Корсту и везет. Он не испытывает к тебе чувств, дочь».
Я злилась, опровергла слова отца и настаивала на обратном, пока терпение родителя не лопнуло и он не разорвал помолвку.
Но Ян не сдался, и вот мы у алтаря.
Открыв глаза, повернула голову к жениху и удивленно моргнула. Вместо Яна на месте второй половинки стояла принцесса Теона Флебьести. Она протянула ко мне руку и погладила по лицу, проговорив почему-то мужским голосом:
— Вы должны встать с кресла и перейти на кровать, Мари, иначе утром все тело онемеет.
Я отпрянула от ее величества, ударив ее по руке, и в ужасе уставилась на то, как священнослужитель начал таять. Он исчезал вместе с аркой и розами, зато кто-то схватил меня за плечи, ощутимо встряхнув.
«Стражники!», — поняла я и с размаху залепила пощечину ближайшему из них.
* * *
Тот громко витиевато выругался голосом старшего советника и приказал очнуться немедленно.
Я открыла глаза, вяло моргая и прижимая к груди саднящую ладонь. Сознание медленно нехотя прощалось со странным сном и возвращалось, навевая воспоминания о случившемся.
— Ох! — Схватившись за голову, я пошатнулась от кружения вокруг. — Как мне плохо.
— Вам плохо? — Андрис, стоящий неподалеку, гладил скулу и смотрел с осуждением. — Мало мне магического истощения, озлобленного короля, требующего немедленного разрешения проблем, и принца, жалующегося на то, что с грудью спать невозможно. Еще и вы добавки выдали, милая эра.
— Погодите. — Я постаралась сфокусировать взгляд на Геррарде, вцепилась руками в подлокотники и уточнила: — Что вы сказали про принца?
На миг мне показалось, что в комнате кончается воздух, и я стала задыхаться.
— Что там с грудью??
— Спокойно, — попросил старший советник, — за Максом присматривает ваша прелестная гувернантка. И поверьте, ему сейчас очень нелегко. Я даже подумываю переманить вашу помощницу в замок.
— Сьерра рядом с ним?
— Всю ночь, — кивнул старший советник, протягивая мне ладонь, — позвольте, я вас доставлю к кровати.
— Зачем это? — нахмурилась я. Но за руку его взяла и поднялась.
Андрис улыбнулся и направил меня в сторону спальни со словами:
— Вам необходим полноценный отдых, эра Марианна. Мы с вашей гувернанткой договорились устроить вашу встречу с принцем утром, перед завтраком. Будто бы случайно. До встречи ещё два часа, и я решил, что вам неплохо было бы выспаться в комфортных условиях.
— Спасибо, — я улыбнулась. Действительно, лишь теперь, войдя в спальню и увидев кровать, поняла, как затекли спина и шея от неудобной позы в кресле.
— Не благодарите.
— Сколько же прошло времени? — Посмотрев на Геррарда, я наконец испытала запоздалое чувство вины, вспоминая состояние, в котором бросила его в кабинете короля. Он был вымотан и выглядел умертвием. Ох! Да и сам король был не лучше…
— С момента вашего ухода прошло около трёх часов, — ответил старший советник, останавливаясь рядом со мной. — Я пришел в себя спустя час. Практически одновременно с его величеством.
— Вот как… — Комната пошатнулась от резкого движения, и я вцепилась в плечо советника, испытав при этом смесь самых разных эмоций — от стыда за самоуправное пьянство в теле принца до восторга от прикосновения к советнику. При этом восторга было неожиданно больше, отсюда, наверное, пришло и смущение.
— Простите, — шепнула, ощущая, как кровь приливает к щекам.
— Я для того рядом, чтобы вы могли опереться, — негромко ответил Андрис, возрождая во мне чувство парения снежинки из недавнего сна.