Дракон в зефире

— Нам надо найти Жору! Неужели вы все его забыли?

— Валери, уверяю вас, никакого Жоры с нами не было.

— Я не сошла с ума!

— Лер, ну чего ты в самом деле заладила? — влез Дима. — Мы же тоже с ума не сошли, верно? И нас больше… Мажоритарная логика, знаешь ли…

— По дороге заглянем в тронный зал к Неверлингу? — подала голос Маша. — Я уверена, что его разбудит мой поцелуй!

— Маш, прекрати! Лучше попытайся вспомнить Жору!

— Не дам я какой-то бродяжке лобызать моего предка!

— Можно подумать, тебя кто-то спрашивать собирается. Задницу обгорелую прикрой, стыдобой не свети!

— А чего ты на мой зад вообще смотришь? Хотя смотри-смотри… когда тебе еще доведется узреть королевских красот…

— Ой-ой-ой, было бы еще на что смотреть!..

— Пфф… ну почему же вы опять ссоритесь?.. — жалобно спросила кошка, плетясь последней. — Между вами аж искрит, пошли бы пообжимались, что ли…

На бедную эроморфу опять все зашикали. Винтовая лестница восточной башни уходила вверх, но казалась какой-то смятой, как будто из пожеванного картона. Магистр решительно сделал первый шаг, но его нога словно утонула в киселе.

— Осторожно!

— Нда… — пробормотал Нистальф. — Замок пробуждается, и время берет свое, теперь это совершенно очевидно. Друзья мои, будьте смелее! Нам надо успеть до пробуждения громокатов.

— К-к-каких еще громокатов? — испугалась Лера.

— Поверьте, Валери, лучше вам не знать, каких. Вы не захотите увидеть этих чудовищ воочию.

— Я туда не пойду! — заупрямилась Маша. — Что я там забыла? Мне надо в тронный зал.

— Кто тебя туда пустит! А ну пошли!

Марандо схватил ее за руку и потащил за собой по лестнице вслед за магистром. Дима и Лера переглянулись между собой и последовали за Его Высочеством. Эроморфа замыкала их нестройные ряды.

Могильной плиты не было. После взрыва проход в башню уже ничем и никем не охранялся. Пахло пылью и чем-то приторно сладким. Спеленутое узловатое тельце гусеницы висело в коконе из шелковой паутины, которая заполняла собой все пространство в башне. Но через тонкий слой паутины на героев смотрело сморщенное детское личико. Принцесса Елена. Получеловек-полубабочка-полугусеница. В наступившей тишине гулко отдавались звуки маятника.

— Боже мой… — потрясенно прошептала Маша. — Что это такое? Гусеница? Или ребенок?

— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул магистр. — Принцесы были не мертворожденными, а нежизнеспособными в том облике, который поддерживался родником этого острова. Недоделки Джулиана Хищного.

Любопытная эроморфа тут же навострила уши и подалась вперед, разглядывая и обнюхивая гусеницу, но тут же отпрянула и расчихалась.

— Принцесса… она живая? Или мертвая? — дрожащим голосом спросила Лера.

— Ни то, ни другое. Морфогенез. Принцессы застыли в незавершенном превращении. Жар-бабочки во время стадии окукливания спят, пребывая в Пречистом Истоке, но… Хм… А если леди Антония сама их здесь спеленала?.. В надежде на то… Да, возможно… Интересно… Валери!

От окрика магистра вздрогнула не только Лерочка, но и все остальные.

— Что ж вы так орете? — поморщился принц.

— Они так и не смогли уснуть! — Нистальф продолжал в крайнем возбуждении наматывать круги вокруг кокона.

— Вот-вот, уснешь тут, когда всякие любопытные бродяжки по замку шастают и лезут целоваться…

— С тобой никто целоваться точно не собирается!..

— Тише! — магистр от избытка чувств схватился за паутину и вырвал из нее клок.

Гусеница-принцесса опасно закачалась, на пол посыпалась серебристая пыль. От сладкого запаха слипалось в носу. Нистальф потрусил вырванным обрывком перед носом у Леры.

— Вы должны спеть еще раз, чтобы убедиться.

— Не буду, — отвела она его руку и поморщилась. — А вдруг и эта башня взорвется?

— Вряд ли, — не согласился Нистальф и колупнул ногтем кокон, пользуясь тем, что принц отвлекся на препирательства с Машей. — Но даже если это случится, то все равно подтвердит мою догадку.

— Магистр, — укоризненно покачала головой Лера, — как вам не стыдно? Держите руки при себе. Имейте уважение к несчастным девочкам.

— Вам не кажется, — опять вмешался Дима, — что разумней проверять любые гипотезы подальше от… эмм… точки эксперимента?

— Гм… Но принцесса может не услышать колыбельной или… — рыжий плут продолжал ковырять кокон.

— Лера пела ту колыбельную вообще не в замке, а на месте крушения «Улитки».

— Вот… А когда пела? Вчера? А подействовало когда? Если принять скорость распространения звука в воздухе… с высоким содержанием зефира… при температуре… — магистр углубился в расчеты, используя кокон в качестве доски и выводя на нем формулы химическим карандашом. — А звукопроницаемость зефирных пленок замка? Вы ее знаете?

— Нет, откуда? — пожал плечами Дима.

— Вот и я не знаю. Ладно. Пусть. Если усреднить, то… примерно десять часов?.. Да, вероятно… Тронный зал. Он равноотстоит от всех пяти… нет, уже четырех башен. Там и проведем эксперимент.

— Я не давала согласие! Быть подопытным кроликом не собираюсь! — возмутилась Лера. — Магистр, да оставьте вы паутину в покое!

Окрик девушки привлек наконец внимание принца, и Нистальфу заломили руку за спину, с позором выволакивая из башни. Но проходимец успел наковырять себе полный карман опытных образцов из кокона принцессы Елены…

ГЛАВА 31

Звуки маятника становились все тревожней, сливаясь со стуком сердца. Даже магистр замешкался возле дверей, засомневавшись в последний момент. Но Маша не знала колебаний. Она решительно оттолкнула одного принца, чтобы ворваться в тронный зал к другому. Противный скрип дверей. Холодное дыхание сквозняка. Окрик очнувшегося Марандо.

— Куда полезла! А ну стой!..

… и сковавшее всех наваждение спало. Отважные экспериментаторы последовали за Машей и вошли в святая святых замка…

Тронный зал. Позолота и благородная зелень гранита. Возносящиеся вверх колоны. Холод. Острый запах озона и свежести, как будто здесь недавно отгремела гроза. А маятника не было. Вместо этого гранитный пол тронного зала пульсировал лучами. Пять башен. Пять вершин. Одна погасла, из-за чего ход лучей ускорялся и выбивался из привычного ритма. Хотя какие лучи? Свет здесь распространялся не по прямой, совсем нет. Зефирная волна в граните растекалась и собиралась вновь, словно обезумевшая синусоида на экране осциллографа. Каждое биение ощущалось дрожанием пола, словно кто-то бил по граниту кувалдой.