Дракон выбирает судьбу

– Рада с вами познакомиться, фро Эттиннер, - сказала Джемма. Старик улыбнулся и ответил:

– Гилберт рассказывал о вас. Очень рад с вами познакомиться, фра Джемайма. Кстати, мой дорогой, - Эттиннер обернулся к Гилберту и многозначительно сообщил: - Сибилла здесь. Будет петь.

Гилберт остался невозмутим – лишь левая бровь едва заметно дрогнула.

– Помню, помню, - бодро сказал он. – Вам нравится ее голос.

Эттиннер кивнул.

– Но замуж за внука я ее не выдам, - произнес он.

Джемме казалось, что улыбку пришили к ее лицу кривой ржавой иглой.

Дальше все было так, как и на тех званых вечерах, куда она ходила с мужем. Ужин, по-драконьему сытный, во время которого гости рассматривали Джемму – одни осторожно, бросая в ее сторону изучающие взгляды, другие открыто, почти внаглую глядя на ту человеческую женщину, которая сегодня составляет компанию дракону. Эти взгляды казались Джемме ластиками, которые стирали ее из жизни. Гилберт держался спокойно и невозмутимо, смотрел на Джемму с искренней любовью и после ужина, за время которого она не смогла проглотить ни кусочка, сказал:

– Послушаем музыку и поедем домой. Ты всем понравилась.

Неужели? Джемма отдала бы все, чтобы перестать улыбаться. Одна из дракониц, высокая, в шелке и бриллиантах, подошла к Гилберту и заметила:

– Гилберт, дорогой, вы давно не заезжали. Мари уже выходит в свет и много спрашивает про вас.

Гилберт кивнул и сухим официальным тоном сообщил:

– Не хотелось бы вас огорчать, но я уже сделал свой выбор, фра Вивьен.

Драконица посмотрела на Джемму – только драконы способны смотреть так, сквозь тебя, даже без презрения. Зачем презирать того, кого ты вообще не видишь в своей картине мира?

– Вам следует подумать, дорогой, - спокойно заметила драконица. – Очень хорошо об этом подумать.

Джемма сжала руку Гилберта, как ребенок, который потерялся в лесу и готов идти за кем угодно, лишь бы к дому, к людям.

– Неужели вы думаете, фра Вивьен, что я не обдумываю своих решений! – рассмеялся Гилберт, и взгляд драконицы изменился. Теперь она смотрела на Джемму с лютой, испепеляющей ненавистью.

Джемма улыбнулась и тоже посмотрела в глаза драконице – прямо, равнодушно и уверенно. Тем взглядом, за которые драконы убивают.

– Не думаю, что вы настолько любите свиной шашлык, Гилберт, - спокойно заметила драконица и отошла.

Джемма не поняла, как оказалась на балконе. Вроде бы к Гилберту подошел один из драконов, вроде бы Гилберт извинился за то, что вынужден ее оставить – и вот она уже стоит на балконе и смотрит на сад, где среди яблонь, усеянных золотыми фонариками, плывут темные тени. Над садом рассыпались созвездия – вот Драконья петля, вот Большой Коготь, а вот на востоке величаво восходит Красный дракон с крупной алой звездой в хвосте.

Джемме не было грустно, нет. Она прекрасно понимала, как все это будет выглядеть: когда она была драконьей долей, то на нее смотрели, как на диковинку, а сейчас смотрят, как на прихоть Гилберта Сомерсета, который поиграет, наиграется и женится на девушке из приличной семьи.

Драконы могут говорить о любви. Драконы могут любить.

Но они никогда не пойдут против своих. Такова их природа.

И однажды Джемма будет смотреть на Гилберта – пресыщенного, уставшего от нее – и понимать, что это конец.

На балконе было прохладно. Поежившись, Джемма вернулась в гостиную и увидела, что Гилберта нигде нет. Играл оркестр, пары кружились в танце, старый Эттиннер разговаривал с двумя пожилыми драконами, энергично рубя воздух сухой ладонью, но Гилберт исчез.

«Не мог же он уехать без меня?» - растерянно подумала Джемма, и вдруг что-то похожее на чувство опасности повлекло ее через гостиную к неприметной двери. 

Дверь была не заперта. Джемма толкнула ее и увидела: маленькая библиотека, письменный стол, зеленая лампа, бросавшая мягкие брызги света на золотые книжные корешки. На диване Гилберт целовал светловолосую красавицу – Джемма узнала в ней Сибиллу Бувье, новую звезду.

Должно быть, он и зажег ее. И продолжал поддерживать огонь.

На несколько мучительных мгновений Джемме казалось, что она больше не сможет дышать. Сил хватило на то, чтобы бесшумно закрыть дверь и привалиться к стене. Что-то похожее с ней было после брачной ночи – Джемме хотелось, чтобы воздух кончился, и жизнь ушла вместе с ним.

Она не могла думать, за что Гилберт так поступил с ней. Это было слишком больно. Джемме казалось, что с нее сорвали и платье, и кожу, что она горит, и сквозь пламя видит лишь оскаленные драконьи пасти, которые истекают глумливым смехом.

«Я не могу здесь умереть, - подумала она. – Я должна уйти».

Она смогла выйти из дома, не попавшись никому на глаза. Джемма прошла к воротам – тело двигалось само, просто потому, что надо было двигаться, а душа окаменела.

Она не знала, что умирать настолько больно. И ведь еще несколько часов была уверена, что в ее жизни больше не будет боли, дурочка…

Просто ей хотелось верить. Хотелось любить.

И ничего не осталось. Жизнь Джеммы стала горстью опавших листьев, и ветер нес их над домами, прочь, прочь…

Джемма вышла из ворот и побрела по дороге. Вечер окутал ее прохладным покрывалом, и Джемма шла, видя лишь растрепанные кудри Сибиллы Бувье и руки Гилберта, что лежали на ее бедрах.

Джемма шла, чувствуя, как что-то вырывается из ее груди – с кровью, с мясом. Так уходит любовь? Почему любить так больно?

Когда на дорогу лег свет фар, и большой кабриолет возник прямо перед Джеммой, она подумала, что умирать не больнее.

Глава 4

Джемма окончательно очнулась в тот момент, когда поняла, что ее лицо мягко держат чужие ладони – едва-едва, почти любовно касаясь кожи. Летняя ночь захлебывалась соловьиными трелями и шелестом трав, кругом плыли ленты цветочного запаха и растущая луна поднималась над чернотой деревьев.

“Я жива”, – подумала Джемма. Кабриолет стоял чуть в стороне, дверь со стороны водителя была открыта. Ее не сбило, не размазало по дороге, Гилберт занимался любовью с певичкой, а Джемма была жива.

– Откуда ты здесь? – спросил водитель, и тогда Джемма узнала его: Андреа Сальцхофф. В его голосе звучала неожиданная дрожь, словно ему сделалось страшно по-настоящему, впервые в жизни. – Джемма?

Ее качнуло. Кровь отхлынула от лица и снова прилила. Джемма представила, как сейчас могла бы лежать на обочине, в пыли, словно сломанная кукла – озноб прокатился по плечам, и Андреа будто бы опомнился: стянул пиджак, набросил на Джемму, заглянул в лицо.