Драконы - кто они?

В хобота возьму Добрыню, во нору снесу'.

Здесь фраза о хоботах звучит уже не столько как угроза, сколько как настойчивое, но при этом довольно милосердное предложение. Мол, наилучший для тебя выход - полон; и даже идти тебе до норы не придётся, сам тебя туда снесу. Так что, если не дурак, просись в хобота.

Вне сомнений, угрозы 'сожгу', 'потоплю' произносились Змеем ради побуждения противника соглашаться на полон. А вот если глупец не согласится на это предложение, то - либо 'в хобота возьму', либо - 'в себя пожру'.

Формулировка 'в хобота возьму' информирует о том, что Змею, для того чтобы уверенно 'взять', то есть поднять и унести человека (тем паче - богатыря), недостаточно усилий (мощности силового поля) одного хобота. Потребуется их несколько. Вывод: чем больше имелось у Змея хоботов, тем он был энерговооружённее; и, в полном соответствии со словами матери Добрыни, сильнее и опаснее.

Вероятнее всего, поле, создаваемое беспроводной катушкой хобота, имело гравитационную природу. В самом деле: глупо предполагать, что 'хобот' бесплотного духа начинён мускулатурой анаконды. Электрические и магнитные поля тоже можно исключить из рассмотрения: они человека, обладающего значительным электрическим сопротивлением и не склонного к намагничиванию, на весу не удержат. К тому же - изрядно подпортят качество продукта, а именно - психическую энергию человека.

А вот если дух мог с помощью управляющих гравитацией хоботов, обмотанных вокруг чьего-то тела, зажать его в тисках повышенного гравитационного поля, а снизу подпереть хоботом, генерирующим энергию антигравитации, то и переносить тяжесть не составило бы для него особого труда, и нервная система усмирённого человека пришла бы в состояние покорного ужаса. А ужас в наибольшей степени стимулирует бесконтрольные выплески зарядов психической энергии; которые и потребляются паразитирующим на этом духом.

Но: достаточно эффективным подобное полевое воздействие могло быть только в том случае, если энергопроводы хоботов были обмотаны вокруг жертвы. Во-первых, это давало возможность использовать энергию всего энергопровода, а не его небольшой отдельной части. Во-вторых, как гласит ньютоновский закон тяготения, сила гравитационного взаимодействия (в данном случае - воздействия) обратно пропорциональна квадрату расстояния между объектами. То есть - при частичном контакте с хоботом, а тем паче - при отсутствии контакта, при некотором, даже малом удалении от хоботов сила их воздействия многократно уменьшалась. Но это же означает, что человек мог оказаться в объятиях хоботов только в том случае, если он практически не сопротивлялся заключению его в эти объятия. Если бы он активно вырывался, отбивался, удалялся, не давал себя обхватить, то воздействие хоботов на него было бы значительно слабее. Кроме того, сопротивляющийся человек мог повредить, разорвать драгоценные для чудища хобота (или, по крайней мере, покрывающую их 'кожу'), в результате чего дракон вынужден был бы ослабить, а то и прекратить попытки силового воздействия.

Формулировка 'в себя пожру', по сути, является повтором предложения соглашаться быть отнесённым в полон. Меняется только место походного заключения: не 'в хобота', а 'в себя'. Мол, полезай сам ко мне в глотку, если хочешь остаться жив и цел; и тогда я тебя не сожру (разжёвывая, по частям), а 'в себя пожру'. То есть - помещу в себя, проглочу целиком; сделаю так же, как то делали морские чудища с поставленными для них на край берега жертвами. А те, как известно, иной раз возвращались живыми и невредимыми из морских глубин.

Создаётся впечатление, что Змей, говоря словами басни Крылова, совсем без драки хотел попасть в большие забияки. Хотя у него, в отличие от Моськи, имелся не один способ воздействия на оппонента - бесконечно лаять, а целых три.

Первый способ - прямое энергетическое воздействие. Пользоваться таким способом часто и активно духи, очевидно, не могут. Энергия - это их жизнь, их кровь; и проливать её они будут только в случае крайней угрозы собственной жизни или в случае уверенности в безусловном восполнении сделанных затрат.

Второй способ - прямое командное воздействие. Но для этого они должны суметь влезть к человеку в душу и, укрепившись там, овладеть его разумом. А уж затем, от имени разума отдавая те или иные приказы, побуждают человека к выгодным для них действиям.

Третий способ - косвенное, психологическое воздействие. Мелкие, энергетически слабые духи лукавства и соблазна побуждают человека к тем или иным поступкам, направляют его в свои сети, воздействуя на его греховные слабости и пороки. Драконы, как духи крупные, энергетически мощные действуют более жёстко и решительно: активно воздействуют человеку на психику, пытаются запугать его, устрашить, привести в состояние нервного ступора и абсолютной покорности. И отступают ('растворяются в воздухе' или притворяются убитыми) только в случае непобедимой стойкости своего противника.

Но Добрыня, в отличие от нас, о том, что Змей - не говорящее животное, а потусторонний дух, не знал; и не сомневался, что Змей вполне способен свои угрозы воплотить в действия. Так что отказывать Добрыне в мужестве и отваге нет ни малейшей причины. Тем паче что Змей приноровил свой прилёт к тому моменту, когда Добрыня купался в реке и, в силу этого, был голым и совершенно безоружным. Тем не менее на угрозы Змея Добрыня не поддался, но

'...нырнул от бережка до бережка,

Выходил Добрыня на крутой берег.

Тут Змеище Горынище проклятый,

Он стал на Добрыню искры сыпати,

Он стал жечь да тело белое!'

Данная жгучая информация подтверждает версию о том, что Змей являлся существом энергетической природы; а главное - после прочтения её невозможно не увериться, что всё изложенное в былине - истинная правда.

В самом деле, казалось бы: ну чего в эпическом деле мелочиться? Почему бы повествователю не пойти по натоптанному прежними сказителями пути, и не ужаснуть слушателей тем испепеляющим пламенем, что изрыгали прежние драконы? Впечатление от мощного (неплохо, если ещё и вонючего) пламени, в сравнении с непонятными искрами, было бы куда более сильным, восхищение подвигом Добрыни - более горячим, а доверие к компетентности былинного повествователя - более уверенным; не он ведь только, все издавна так говорят. Нет; повествователь предпочёл красивому преувеличению скромную и уже тем красивую правду.

Так что, все прежние сказители и повествователи, мягко говоря, несколько приукрашивали истину?

Может быть, и не все, но - многие. Разве мы, по ходу данного исследования, в этом не убедились?

А почему и зачем они это делали?

Да хотя бы потому, что сведения о каждом из подвигов сообщались им теми самыми героями, которые и совершили тот или иной конкретный подвиг. А у каждого героя, хоть древнегреческого, хоть скандинавского, хоть самого что ни на есть нидерландского, имелся большой стимул приукрасить размеры своего необычайного героизма. А иной раз имелся и не менее большой стимул умолчать о некоторых аспектах своих подвигов. Ведь от исторических масштабов и внешней красивости совершённых героем подвигов напрямую зависело, на какой статут в современном ему обществе он может рассчитывать, и кого сможет взять в жёны: обычную, не престижную и бездоходную простушку либо - царевну-королевну. А когда, в зависимости от умения подать товар лицом, такой диспаритет цен - стесняться не резон.

Вспомним хотя бы Персея. Подплывшее морское чудовище уже открыло пасть, Андромеда кричит от ужаса, родители обнимают её и горько плачут, а герой с ними торгуется: 'Отдайте мне вашу дочь в жёны - и я её спасу. А иначе - видал бы я вас всех, со своих тапок с крылышками, уже вон в том плавучем гробу!' Естественно, что батюшка - царь сам вскричал про царство в придачу. А может быть, и не сам; может быть, в ответ на столь же настойчивое пожелание героя... Упомянуть о котором для нас и для истории он как-то не счёл нужным.