Драконы - кто они?

Вторая версия: 'греческая земля' была обыкновенной землёй, взятой у стен какого-нибудь особо чтимого византийского храма и перевозимой в Русь, чтобы засыпать её в основание будущего, намеченного к построению храма. Как то и делается на Руси по сию пору.

Третья версия и, думаю, основная: 'греческая земля' была священным 'тонким прахом', привезённым из Ефеса (Эфеса). В этом византийском городе долгие годы жил и проповедовал автор одного из Евангелий, апостол и любимый ученик Христа Иоанн Богослов. Там же он и был похоронен. С тех пор, как утверждает православное предание (свидетельств - огромное количество), каждый год 8 мая над местом погребения апостола выступала из земли некая, не похожая на обычную пыль, нежная лёгкая субстанция, называемая 'тонким прахом'. Этот 'тонкий прах' верующие собирали и - исцелялись им от болезней. Так продолжалось вплоть до завоевания в пятнадцатом веке Византии турками, и разрушения ими могилы апостола как объекта религиозного почитания побеждённых врагов.

Возникает вопрос: каким образом, благодаря чему происходили исцеления от множества самых разных болезней? Благодаря вере в исцеление? Безусловно, этот фактор имел большое значение; но без реального воздействия 'тонкого праха' он бы быстро уменьшился и исчез. А в чём состояло уникальное качество универсального воздействия?

Рассуждаем так: апостол был высокодуховной личностью, т.е. обладал большим положительным энергетическим зарядом. Именно и только это уникальное качество и могло передаться выступавшему из его могилы праху. Положительный энергетический заряд, будучи нанесён на тела или попадая внутрь организмов верующих людей, изгонял из них, выталкивал прочь отрицательно заряженных злых духов, паразитировавших на тех или иных болезненных ощущениях человеческих органов. Лишившийся пагубного воздействия организм, в союзе с воодушевившейся верой душой, выздоравливал и креп.

3

Какому бы из названных вариантов ни соответствовало содержимое колпака, несомненно одно: оно, согласно теории Вэйника, несло в себе большой заряд положительной энергии. А злые духи, как мы знаем из той же теории, состоят из отрицательных микрочастиц, которые активно отталкиваются положительными. Вот 'отрицательный герой' Змей, пронизанный положительно заряженной дробью 'греческой земли', и кувыркнулся вверх тормашками. Мало того; внутреннее устройство его потустороннего организма оказалось настолько поражено и ослаблено, что ему ничего не оставалось, как просить у Добрыни пощады.

Для приведения этой версии в законченный вид остаётся предположить, что спасительный для Добрыни колпак оставил на берегу реки либо православный паломник, либо верующий воин, либо верующий купец, либо, вероятнее всего, православный монах-миссионер (возможно, именно в своём головном уборе монах, в знак особого благоговения, и переносил землю либо тонкий прах). Но как можно было оставить, как можно было забыть на далёком речном берегу такую немыслимую ценность? Да ещё - именно в том месте, где Добрыня, дойдя до полного отчаяния, схватил и швырнул в Змея то, что уж попало ему под руку?

Абсолютно точного ответа уже не найти; можно уверенно утверждать лишь об одном: в деле помощи Добрыне в битве со злым духом не обошлось без Провидения Господня, а то и без прямого участия Его руки.

Как же произошло само чудо победы над Змеем?

Начнём восстанавливать события с раздумчивого упоминания нашего основного рассказчика о 'досадушке великой', с какой Добрыня швырнул колпак с землёй в Змея. В этих словах остро чувствуется, что сам же Добрыня был крайне удивлён нежданно сильным эффектом произведённого им броска; и нашёл он видимую причину такового эффекта именно в 'досадушке'. Мол, благодаря 'досадушке' я, сам того не заметив, настолько сильно швырнул колпак, что даже этого малого веса хватило, чтобы сбить на землю громадную махину Змея.

В самом деле: чем ещё он мог объяснить столь неожиданный успех, последовавший после первого же, совершенно отчаянного броска? Змея он воспринимал именно как змея, как огромное плотоядное существо, и понимал, что своим отчаянным, попросту отвлекающим броском не нанесёт ему особого вреда. Вот и швырнул 'с досадушкой' в его головы то, что первым попалось под руку. Но досада - плохой помощник в делах, требующих точности и осмотрительности. К тому же - колпак один, а голов три; в какую из них целить? Да ни в какую. Просто - в сторону их; лишь бы хоть как-то, хоть чем-то отвлечь эти противные головы от желания начать пиршество!

Вот колпак и пролетел мимо голов. Или - какая-то из них уклонилась от удара. Но при этом, в соответствии с законами физики, тонкий прах (возможно - с примесью превратившейся в пыль земли) вылетел из колпака в виде пушистого облачка, медленно оседавшего на тело Змея. Кто не верит, что это могло произойти именно так, пожалуйста, проверьте; в таком важном деле лучше убедиться самому. Достичь абсолютного подобия того события нам, в силу понятных причин, не удастся, так что сделаем хитрее: вроде бы то же самое, только всё наоборот.

Итак: достаньте из пылесоса набитый пылью мешок, схватите его, как колпак без дужки, за бок или под дно, и швырните как можно дальше и выше. Но - заранее учтите: мешок пылесборника, как и колпак, в общем-то, не мешок; у него нет горлышка, которое можно наглухо завязать верёвочкой. Пока он будет лететь, да ещё и кувыркаться от вращающего момента вашей досадушки на великую глупость предложенного Вам эксперимента, большая часть содержимого вытряхнется или, в согласии с законом Бернулли, высосется наружу вслед за потоком увлекающего за собой воздуха. Даже не сомневаюсь, что Вы сразу же помчитесь прочь от облака разлетающейся клубами пыли. Ведь Вы - добропорядочный, чистоплотный, положительный гражданин; а бытовая пыль, от попадания которой на кожу могут возникнуть болезненные прыщи, ничего, кроме отрицательных эмоций, вызвать у Вас не может.

Вот и Змей так же (а, скорее, ещё активнее и резче) метнулся прочь от крайне неприятного ему облачка. Ощутив острейший ожог, поняв, что дело для него пахнет не прыщами, а чем-то много более неприятным, Змей метнулся вверх и назад, чтобы взлететь выше смертельно опасного для него облака и, развернувшись на обратный курс, мчаться прочь от ставшего чересчур опасным врага. Этот кульбит ему ещё удался; но, в результате, в зоне воздействия облака тонкого праха оказались его хоботы. И те исчезли; аннигилировали от соприкосновений с положительно заряженным 'тонким прахом', оказались 'оторванными'. А если фактически и не были оторваны, то, вне сомнения, нормально функционировать основные энергетические агрегаты Змея уже не могли.

И Змей, вместо приличного завершения 'мёртвой петли', полумёртвым грохнулся на спину.

Но что после падения сделал Змей? Притворился мёртвым, как то в подобных случаях делали все потусторонние чудища? Нет! Он же - не дурак; он же понимал: нельзя, смертельно опасно дать понять людям, в лице бесстрашного и въедливо-внимательного Добрыни, какое оружие для потусторонних существ самое страшнее и губительное. Он принялся спешно затягивать новенькой 'шкурой' все свои пробоины.

А что, отметив потерю Змеем хоботов, увидев его неуправляемое падение, но и заметив, что Змей, несмотря ни на что, подаёт признаки жизни, подумал Добрыня? Наверняка: 'Неужто жив? Надо добить, пока не очухался'.

Но почему Добрыня не догадался, что все случившиеся со Змеем неприятности произошли не из-за последствий удара колпаком, а из-за воздействия пылеобразного содержимого колпака?

А как он мог догадаться? На себе ведь он никакого воздействия не почувствовал. На него частички содержимого колпака оказали благоприятное воздействие; а он это воспринял как радость неожиданной победы.

Глянем: как там в былине?

4

'Молодой Добрынюшка Никитич,

Он ведь смелый был и сноровистый: