Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

Аналогичным образом Рюрик был не единственным вождем викингских отрядов, обосновавшимся в Восточной Европе. ПВЛ коротко упоминает о некоем Туры (< Thrir), основателе города Турова, и рассказывает о расправе Владимира с полоцким князем «и-заморья» Рогволодом (< R"ognvaldr) и его семьей. Но наиболее важным для формирования Древнерусского государства стало вокняжение в 882 г. (дата условна) в Киеве еще одного выходца с Севера, которого летописцы связывают с Рюриком родством или службой, – Олега. Пришедший, по преданию, из Ладожско-Ильменского региона вместе с сыном Рюрика Игорем, Олег объединил северный и среднеднепровский центры государственности и тем самым заложил основы Древнерусского государства. Хотя в Среднем Поднепровье господствовало производящее хозяйство и раннегосударственное образование возникло здесь, по крайней мере, за несколько десятилетий до появления Олега [99] , мотивация перемещения на юг и образ действий военной элиты скандинавского происхождения мало отличались от Ладожско-Ильменского региона. Главным стимулом освоения Днепровского пути была возможность сбыта полученных с подчиненных славянских племен даней в Византии, что стало особенно актуальным в конце IX–X в., когда Хазария сильно осложнила торговлю по Балтийско-Волжскому пути. Деятельность же киевской военной верхушки – росов – ив середине X в., судя по ее описанию византийским императором Константином Багрянородным, чрезвычайно напоминала изображенный восточными писателями образ действий ар-рус в IX в. И те и другие не имеют земельной собственности, представляют собой военизированное сообщество, управляемое вождями (по Константину, «архонтами»), среди которых выделяется «великий князь» (в качестве такового Константин упоминает Игоря), собирают дань со славянских племен, характеризуемых Константином как «пактиоты», т. е. союзники росов, и реализуют ее в системе международной торговли в Константинополе [100] . Обеспечению регулярной торговли служили и заключаемые росами договоры с Византией (911 и 944 гг.). Как кажется, на юг, в Среднее Поднепровье, были первоначально перенесены те принципы политической и социальной организации общества, которые родились и оформились в Ладожско-Ильменском регионе.

99

Горский А. А.

Русь. С. 54–64.

100

Константин Багрянородный. Об управлении империей / Г. Г. Литаврин, А. П. Новосельцев. М., 1989.

Однако политическая ситуация в Среднем Поднепровье принципиально отличалась от Ладожской. С одной стороны, здесь существовал ряд крупных, соперничавших за господство политических образований – древлян, северян и др. Подчинение их Киеву было важной задачей центральной власти, решение которой заняло более половины столетия и осуществлялось, в том числе, и насильственными методами. С другой стороны, существовала постоянная угроза со стороны степных кочевников. И то и другое требовало сохранения военной организации, более того, ее реорганизации на постоянной основе и выделения отдельных отрядов для осуществления контроля на подчиняемых землях. Такая реорганизация не могла происходить лишь за счет вновь прибывавших с севера скандинавов. К середине X в. уже очевидно включение славян и финнов в состав военной верхушки киевского общества. В договоре Игоря 944 г. в числе «послов» князей «земли руской» и «купцов» названы лица, носившие прибалтийско-финские и славянские имена. О включении славян в высшую элиту свидетельствует имя одного из воевод Святослава – Претича, организовавшего в 968 г. оборону Киева от печенегов. Более того, и сам правящий в Киеве род понемногу воспринимает славянские имена, т. е. обнаруживает явную тенденцию к культурной интеграции в славянское общество. К концу X в. скандинавы, осевшие в Восточной Европе в IX – начале X в. и образовавшие новую военную элиту Древнерусского государства, и вновь прибывающие скандинавы – наемники и купцы – составляли уже две различные культурные группы, носившие разные наименования. Первые называются летописцем «русью» и воспринимаются им как «свои». Вторые – «варягами», которые изображаются летописцами конца XI – начала XII в. как враждебные и опасные иноземцы, которых можно использовать как наемников, но которым нельзя доверять [101] .

101

Мельникова Е.А., Петрухин В. Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X–XI вв. К истории названия «варяг» // Славяноведение. 1994. № 2. С. 56–68.

В противоположность крестьянской колонизации Англии, которая оставила множество следов в социальных и политических структурах английского государства, равно как и в культуре англо-саксов, скандинавы в Восточной Европе, участвуя в процессах образования Древнерусского государства – в разной форме на разных этапах, – не оказали существенного влияния на его дальнейшее развитие. Первоначальные формы ранней государственности не были привнесены в Восточную Европу извне, они формировались под влиянием местных условий. Образовав новую военную элиту, которая концентрировала военные и административные функции, скандинавы с самого начала вынуждены были взаимодействовать с местной племенной знатью и включаться в новую инокультурную среду. Ярчайшим свидетельством этого является отмечаемый Константином Багрянородным билингвизм росов и незначительное количество скандинавских лексических заимствований в древнерусском языке, сопоставимое с числом слов, пришедших в древнескандинавские языки из Восточной Европы [102] . Инкорпорирование скандинавской по происхождению элиты в славянское общество осуществлялось в процессе постоянных и тесных контактов со славянской знатью и завершилось ассимиляцией скандинавов, осевших в древнерусских городах и воспринявших местную культуру.

102

Мельникова Е. А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // ДГ. 1982 год. М., 1984. С. 62–75.

(Впервые опубликовано: Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света. Материалы Международной конференции, состоявшейся 14–18 мая 2007 года в Государственном Эрмитаже (труды Государственного Эрмитажа. XLIX). СПб., 2009. С. 89–100)

Скандинавы в процессах образования Древнерусского государства

Е. А. Мельникова

В название статьи вынесен едва ли не самый дискуссионный вопрос истории Древней Руси, отягощенный не только и не столько скудостью и отрывочностью информации письменных источников, сложностью сопряжения лингвистических данных с историческими, сколько идеологическими, политическими и эмоциональными соображениями [103] . Не вдаваясь в перипетии более чем двухвековых споров – их истории посвящена обширная литература [104] , – надо отметить его актуальность и в настоящее время.

103

Шаскольский И. П. Антинорманизм него судьбы // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1983. С. 35–51; Авдусин Д. А. Современный антинорманизм// ВИ. 1988. № 7. С. 23–34.

104

Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1985; Хлевов А. А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. СПб., 1997.

С одной стороны, в последние десятилетия XX в. был накоплен огромный новый археологический материал: открыты неизвестные ранее памятники [105] , обстоятельно исследованы комплексы, известные, но мало до того изученные [106] ; введен в науку огромный корпус нумизматических материалов [107] ; критически изданы многочисленные известия зарубежных письменных источников по истории Руси, информация которых подвергнута обстоятельному анализу с применением современных методов источниковедения [108] . Наконец, начат пересмотр устоявшихся в советское время представлений о развитии восточнославянского общества, путях образования и характере Древнерусского государства [109] . Надо подчеркнуть, что все эти новейшие материалы – ив этом их особая ценность – не втиснуты в прокрустово ложе «норманнского вопроса», а демонстрируют широкую картину взаимодействия разноэтничных народов на пространствах Восточной Европы времени зарождения и становления Древней Руси.

105

Например, городище в Супрутах в Тульской обл., Любшанское городище около Старой Ладоги, поселения Поволховья и Поозерья, многие «малые» города Древней Руси и ми. др.

106

В том числе такие знаменитые в контексте «норманнского вопроса» памятники, как Гнёздово (Д. А. Авдусин, Т. А. Пушкина), Новгородское (Рюриково) городище (Е.Н. Носов), Тимерево (И. В. Дубов, B.H. Седых), Шестовица (В.П. Коваленко) и др.

107

Фомин А. В. Источниковедение кладов с куфическими монетами IX–X вв. Автореферат дисс… канд. ист. наук. М., 1982; Noonan Th. Ninth century Dirhem Hoards from North West Russia and the Southeastern Baltic // JBS. 1982. Vol. XIII. № 3. P. 220–244; Idem. Dirhems from Early Medieval Russia //JRNS. 1984/1985. No. 17. P. 8–12.

108

Издания свода «Древнейшие источники по истории народов Восточной Европы» (до 1993 г. – «Древнейшие источники по истории народов СССР») и хрестоматия «Древняя Русь в свете зарубежных источников» / Т.Н. Джаксон, И. Г. Коновалова, А. В. Подосинов. М., 2009–2010. Т. I–V. Библиографию свода см. в последнем изданном томе: Коновалова И. Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы. М., 2006 [На сегодня последний том – Подосинов А. В., Скржинская М.В. Римские географы: Помпоний Мела и Плиний Старший. М., 2011. – Прим, ред.]. Общий обзор информации зарубежных источников о Восточной Европе см.: Древняя Русь в свете зарубежных источников / Е. А. Мельникова. М., 1999.

109

См.: ВЕДС. Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы. М., 1992; ДГ. 1992–1993 гг. М., 1995; Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков. Смоленск, 1995; Он же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. I: Древняя Русь. С. 13–412; Котляр Н. Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998; Горский А. А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004; и др.

С другой стороны, в XXI в. был реанимирован «антинорманизм» образца середины XIX в. – в той его форме, которая была выдвинута М.В. Ломоносовым и развита С. А. Гедеоновым [110] , немедленно подверглась резкой критике его современников как не соответствующая научному уровню того времени [111] , находилась в забвении на протяжении почти ста лет, возрождена А. Г. Кузьминым в 1970-е [112] и ныне поднята на щит его учениками и последователями [113] . Подмена скандинавов прибалтийскими славянами – на основании, прежде всего, так наз. народных этимологий (типа варяги = вагры), западнославянских влияний на язык и материальную культуру северо-западных областей Древней Руси (при этом западные славяне смешиваются с поморскими) и крайне немногочисленных следов поморских славян в археологическом материале – наивная (в рамках научного дискурса) попытка «славянизировать» отечественную историю. Она, как и антинорманизм прошлого, сужает исследовательское пространство, сводя его все к тем же «этимологическим» и «этническим» вопросам [114] .

110

Гедеонов С. А. Варяги и Русь. СПб., 1876. Т. I–II (переиздание с предисл. и коммент. В. В. Фомина. М., 2004).

111

См. рецензии на труды С. А. Гедеонова: Погодин М. Гедеонов и его система о происхождении варягов и Руси // Записки АН. 1864. Т. 6. № 2. Приложение; Первольф О. О. Варяги, Русь и Балтийские Славяне// ЖМНП. 1877. Ч. 192. В рецензиях одновременно отмечалась продуктивность критики норманизма у С. А. Гедеонова; и действительно, она вызвала оживление исследований русско-скандинавских отношений «норманистами» (см.: МоилинВ.А. Варяго-русский вопрос // Slavia. 1931. Roc. X. S. 363–367).

112

Кузьмин А. Г «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ. 1970. № 10. С. 28–55. Впрочем, несколькими годами позже А. Г. Кузьмин счел, что «варяги» были кельтами (Он же. Об этнической природе варягов // ВИ. 1974. № 11. С. 54–83), и лишь затем окончательно утвердился в поморско-славянском происхождении варягов.

113

Сборник Русского исторического общества. «Антинорманизм» / Редколлегия: В. В. Дегоев, В. А. Захаров, А.Т. Кузьмин, И. А. Настенко, О.М. Рапов, В. В. Фомин, Ю.В. Яшнев. М., 2003 (См. рец.: Котляр П. Ф. В тоске по утраченному времени // Средневековая Русь. М., 2007. Вып. 7); Фомин В. В. Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005. О методах работы современных антинорманистов см.: Мельникова Е. А. Ренессанс Средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной исторической науке // Родина. 2009. № 3. С. 56–58; № 5. С. 55–57.

114

Наиболее тревожащий современных «антинорманистов» вопрос – славянское vs. скандинавское происхождение слова «варяг». О крайней ограниченности исследовательской проблематики в области русско-скандинавских связей, навязанной антинорманизмом, см.: Мельникова Е.А. Тени забытых предков // Родина. 1997. № 10. С. 17–20.

Между тем, в последние десятилетия XX в. произошло существенное расширение контекста, в котором рассматривались ранние русско-скандинавские отношения. С одной стороны, начали учитываться взаимодействия как славян, так и скандинавов с прибалтийско-финскими и финскими племенами Верхнего Поволжья и междуречья Оки и Волги [115] . С другой стороны, была предложена концепция циркумбалтийской цивилизации [116] , в рамках которой русско-скандинавские контакты перестали рассматриваться как двусторонне замкнутые: они предстали в перекрестных связях с другими народами Балтийского региона [117] , в том числе с поморскими славянами [118] . Новые перспективы открывает и западноевропейский контекст – сопоставление деятельности скандинавов на Руси и в странах Западной Европы: в Англии, Ирландии, Франции [119] .

115

См. работы В. А. Назаренко, О. И. Богуславского о Западном и Южном Приладожье и карелах, И. В. Дубова о Ярославском Поволжье, С. И. Кочкуркиной о Юго-Восточном Приладожье и карелах, А. Е. Леонтьева о Сарском городище и мери, Е. А. Рябинина о мери и мн. др.

116

Идея тесной связи всех народов, населявших берега Балтийского моря, лежала в основе коллективного труда, авторами которого были немецкие, польские, русские, финские и скандинавские археологи: Wikinger und Slawen / J. Herrmann. В., 1982 (пер. на рус. яз.: Славяне и скандинавы / Пер. Г.С. Лебедева под общ. ред. Е.А. Мельниковой. М., 1986). Позднее Г.С. Лебедев подробно сформулировал и разработал ее: Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985 (переиздание: СПб., 2005).

117

См.: Славяне и скандинавы; Muller-Wille М. Die Ostseegebiete wahrend des frtihen Mittelal-ters. Kiel, 1989; Duczko W. Wiking Rus. Studies on the Presence of Scandinavians in Eastern Europe. Leiden, 2004.

118

Именно эта почти не исследованная проблема, а не попытки доказать, что варяги есть славяне, является одной из важных и новых исследовательских задач отечественной науки. Относительно изучены археологические следы связей поморских славян с Данией и Южной Швецией (трудами польских, немецких, скандинавских археологов), матримониальные связи датской и упсальской династий правителей с правящими родами вендов и ободритов (см.: Успенский Ф. Б. Скандинавы – Варяги – Русь. М., 2002).

119

Лебедев Г. С. Эпоха викингов; Мельникова Е.А., Петрухин В. Я. «Ряд» легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой дипломатии// ДГ. 1990 год. М., 1991. С. 219–229; Мельникова Е.А. Скандинавы в Англии и Восточной Европе: формы интеграции // Россия и Британия на путях к взаимопониманию. Сб. докладов англо-российского симпозиума. М., 2010. С. 403–416.

Таким образом, и накопление нового материала, и состояние новейшей историографии диктует необходимость возвращения к вопросам, связанным с местом скандинавов в истории образования и становления Древнерусского государства.

* * *

Спорадические контакты Скандинавии и Восточной Прибалтики (и далее на восток вплоть до Камы) существовали уже в неолите. Однако перманентные связи этих регионов устанавливаются в середине I тыс. и. э., когда в результате миграций из перенаселенных областей Восточной Скандинавии [120] появляются первые колонии скандинавов на территории современных Литвы (Кауп), Латвии (Гробине), Эстонии (Прооза в черте Таллинна, на о. Сааремаа) [121] . Немаловажное значение играла и торговля с местным населением, о чем свидетельствуют материалы Каупа (Вишнева), само название которого происходит от др. – сканд. кайр «покупать; торг» [122] . Материалы исследованных памятников указывают на доминирование мирных взаимоотношений новопоселенцев с местным населением.

120

Одним из таких исчерпавших ресурсы внутренней колонизации регионов был Готланд – память об этой ситуации сохранила «Сага о гутах», написанная в XIV в. В ней воспроизводится предание о нескольких волнах выселения с Готланда в Восточную и Южную Прибалтику, одна из которых предположительно датируется именно этим временем. См.: Сага о гутах / Пер. с древнегутского и коммент. С. Д. Ковалевского // СВ. 1975. Вып. 38. С. 307–311. О хронологии «Саги о гутах» см.: Nerman В. Die Verbindungen zwischen Scandinavien und dem Ostbaltikum in der jiingeren Eisenzeit. Stockholm, 1929.

121

Кулаков В.И. Кауп// Становление европейского средневекового города. М., 1989; Он же. История Пруссии до 1283 года. М., 2003; Nermann В. Grobin-Seeburg. Ausgrabungen und Funde. Stockholm, 1958; Деэмант К. Предметы скандинавского происхождения среди вещевого материала каменного могильника Прооза среднего железного века (Y-YI вв.) // IX Сканд. конф. Тарту, 1982. Ч. 1. С. 178–179; Седов В. В. Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 15, 17.

122

Предметами обмена служили железные изделия, оружие, украшения (со стороны скандинавов) и продукты сельского хозяйства, кожи и т. п. (со стороны местного населения).

Важным этапом в продвижении скандинавов в Восточную Прибалтику и далее вглубь Восточной Европы стало освоение свеями Аландских о-вов – мостика из Средней Швеции к берегам Финского залива [123] . После заселения Аландов корабли могли не выходить в открытое море, а плыть вдоль шхер Шведского Архипелага, Аландских островов и берегов Финского залива. Это существенно облегчило связи в северо-восточной части Балтики, сделав Невско-Ладожский маршрут наиболее удобным для плаваний в Восточную Европу.

123

Кальмер Ю. Археологические древности Руси// Stratum plus. 1999. № 5: Неславянское в славянском мире. С. 153–157.

Начавшееся в VI в. – задолго до начала эпохи викингов и до славянской колонизации Северо-Запада— продвижение скандинавов на восток уже не прекращалось, постепенно расширяясь и охватывая все новые территории. Следы временных стоянок скандинавов VI–VII вв. обнаружены на о. Тютерс в Финском заливе и на о. Риеккала у северного побережья Ладожского озера [124] , одновременные поселения открыты на о. Сааремаа. Стоянки, как полагают, принадлежали охотникам на пушного зверя или скупщикам пушнины, которая была главным стимулом для продвижения скандинавов на восток [125] . Однако добыча мехов в это время, видимо, удовлетворяла по преимуществу потребности внутрискандинавского рынка: система коммуникаций Балтийского региона была еще мало связана с Североморской торговой сетью [126] .

124

Kivikoski Е. Die Eisenzeit Finnlands. Helsinki, 1981. S. 19–20; Седов В. В. Финно-угры и балты. С. 45.

125

Ср.: Callmer J. Verbindungen zwischen Ostskandinavien, Finnland und Baltikum vor der Wikingerzeit und das Rus’-Problem // JfGO. 1986. Bd. 34. S. 357–369.

126

Мельникова E. А. Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии и. э. // ДГ. 2009 год. М., 2010. Так, крупный торговый центр на юго-западе Ютландского п-ова Рибе имел в VI–VII вв. тесные связи с Фризией и через нее с Англией, но материалы раскопок говорят о его слабых контактах с Балтикой: BencardM. Excavations 1970–1976. Esbjerg, 1990.

Именно в этот период на территории прибалтийско-финских племен возникает сохранившееся до сих пор как обозначение Швеции именование скандинавов словом Ruotsi / Rootsi, производным от др. – сканд. *Roths(-menn, – karlar) – композита, употреблявшегося по отношению к гребцам и воинам, участникам походов на гребных судах [127] . Профессиональное наименование было переосмыслено как этноним, чему способствовала относительная этническая однородность пришельцев: подавляющее их большинство было выходцами из Свеаланда.

127

См. подробнее: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Эволюция названия русь в процессе становления Древнерусского государства// ВИ. 1989. № 8. С. 24–38. Отмечу, что изобретение паруса скандинавами датируется V–VI вв., но каботажные плавания и плавания по рекам осуществлялись и позже на гребных судах. См.: Nyl'en E. Technologie des SchifFsbaus und Veranderung der Hafenanlagen // Przeglad Archeologiczny.. 1987. T. 34. S. 283–288.