Дроны над Сталинградом

— Если не остановить — некому будет смотреть.

Корнилов, не поднимая головы, коротко заметил:

— А точность? Как прицеливаться будете? Или ваша птица сама цель увидит?

— Цель наводится заранее. Координаты от получим разведки. Траектория настраивается. Высота, угол снижения, точка пикирования. Он не ищет — он летит. Как миномёт. Только сверху.

Тишина. В неё вмешался Шапошников.

— Я видел его чертежи. Там всё логично. Весовая нагрузка — в пределах, если усилить каркас. Заряд — до двух килограмм. Даже стандартная немецкая T.Mi.35 подходит, если перепаять детонатор. С инерционным взрывателем.

Он подошёл к карте. Показал на сектор, где вчера танк обошёл фланг.

— Вот здесь. Сегодня утром там опять техника двигалась. Если бы такой “Комар” зашёл — хватило бы одного.

Костылёв посмотрел на него. Потом на Громова.

— Допустим. Условно разрешаю. Один прототип. Без боевой начинки. Отработка на макете. Чтобы не взлетело — и не долбануло случайно в штаб.

— Сделаю. — Громов кивнул.

— И ещё. Если получится — пусть будет один, но точный. А массовом применение пока рано говорить.

Корнилов молча записал что-то в блокнот и вышел.

В мастерской с вечера стоял шум. Работали сразу втроём: Громов, Дурнев и Цыганов — тот самый сержант, что помогал с крыльями. Сначала вырезали новую раму, удлинили нос, усилили центроплан. Обшивка — плотная фанера, под плоскостью — металлические полосы для подвеса.

Вместо мины — чугунный балласт от печки, того же веса.

— Расчёт такой, — проговорил Громов, — масса 3,2 кг. Угол атаки 30 градусов. Начальная высота — 120 метров. Пикирование через 400 метров после выхода на цель. Время спуска — 9 секунд.

— А разброс?

— Плюс-минус 10–15 метров. На прямую цель хватит.

Всё работало на пределе. Каркас гнулся под тяжестью. К утру макет был готов.

На его борту, по привычке, Алексей выжег грифелем:

«Комар-У-1». Подарок фашисту.

Дурнев, глядя на это, только усмехнулся:

— Гром, да ты философ.

— Держи пружину. Завтра проверяем. Если он выдержит балласт — значит, снаряд тоже выдержит.

За окном снова грохнуло. Где-то артиллерия. А в подвале собирали то, чего раньше здесь не было: летающий ударный кулак.

*****

Заснеженное поле за мастерской служило и летным полигоном, и складом, и местом для перекура. Туда и вынесли «Комар-У-1» — массивный, чуть не вдвое тяжелее разведывательных собратьев. Под брюхом висел болтающийся чугунный балласт, окрашенный в белый, чтобы различить в снегу. Вес — чуть больше трёх килограммов. Всё, как у мины.

Сборка заняла два дня. Каркас усилили, крыло сдвинули ближе к хвосту, руль высоты утопили. Мотор — мощнее. Но даже так — при испытательной тряске в руках аппарат норовил крениться. Центр тяжести сместился, аэродинамика изменилась.

— Пойдёт? — спросил Дурнев, крутя крепление балласта.

— Если расчёты верны — полетит. Если нет - то курам на смех.

— Смех не самое плохое, даже на войне. Главное людей сохранить.

Пуск устроили на рассвете. Снег уже начинал подтаивать, и по обледеневшим рельсам «Комар» скользил неохотно. Пружины перетянули. Громов проверил все узлы, особенно стабилизатор. Всё закреплено, всё на месте.

— Готов, — сказал он. — На взлёт.

Дурнев дёрнул рычаг.

Щелчок. Тяжёлый аппарат вылетел вперёд — не резко, а как будто с усилием. Через пару метров клюнул носом, подался вбок, крыло задело сугроб. Он подпрыгнул, заскользил вбок и рухнул метрах в сорока, перевернувшись. Балласт отлетел, корпус вмялся.

Наступила тишина.

— Много, — сказал Алексей. — Перегрузка. Рама не держит. И крен — слишком тяжёл нос.

Они подошли. Лонжерон цел, но борта треснули. Один из шарниров рулевого узла перекошен. Всё остальное — под замену.

— Ну, что ж, — сказал Дурнев, — зато всё как в жизни. Не падает — не летает.

В мастерской работали без лишних слов. Укрепили фюзеляж дополнительными косынками, вырезанными из немецкого ящика. Усилили места креплений. Балласт распределили иначе — вместо одной точки повесили на подвес с растяжкой.

Но самое главное — Громов добавил ударный рожок. Из обломка старой рессоры выгнули шток, на конце которого закрепили контактную пластину. Внутри — пружина и контакт из рации РБМ. При столкновении пластина нажималась, замыкала цепь — в макете это лишь замыкало лампочку. В боевом варианте — приведёт в действие детонатор.

— Тот же принцип, что у “Т.Мi.35”, — объяснял Алексей. — Мина с чувствительной головкой. Только у нас — по воздуху.

— Главное — чтоб не сработало в воздухе.

— По расчётам — только при осевом ударе. Нагрузку от пыли и ветра не возьмёт.

Ночью пришёл связист. Принёс записку — короткую, карандашом.

“Противник возобновил движение в районе балки. 2 танка прошли наш рубеж. Огонь ПТР неэффективен. Нужны координаты и средства для нейтрализации.”Штаб батальона, 22:40.

— Значит, снова немец попер, — пробормотал Дурнев.

Алексей задумался. Достал планшет. Отметил точку, рассчитал направление ветра, посчитал корректировку на балласт.

— Если всё подвести — можем попробовать взлет с новой рамой. И если она выдержит, — завтра ставим заряд.

Командование отреагировало быстро.

В школу, где размещался штаб, вызвали Громова, Дурнева и Шапошникова. На карте — отметки танковой активности. Капитан Костылёв сжёг самокрутку, ткнул пальцем.

— Вот здесь техника снова вышла на край. Разведка подтвердила: три машины, предположительно Окопаться не успели.

— Давайте “Комара-У”, — сказал Шапошников. — Цель обозначена. Дистанция — 700 метров от нашей линии. Ветер западный. Погода, хоть и туманная, но скоро должен рассеяться.

Костылёв смотрел на Громова не как раньше. В его глазах это был уже не член авиамодельного кружка. А фронтовой конструктор, который давал результат.

— Делайте, — коротко сказал он. — Только быстро. И без чудес. Не получится — не лезьте. У нас снаряды на счету.

Громов кивнул. В голове уже шли расчёты. Руль — угол — крепление — таймер.

Корнилов, сидевший в углу, бросил:

— Фанера — это хорошо. Но смотрите, чтобы вместе с ней в воздух не взлетели.

— Спасибо, учтём, — ответил Алексей. — Если что, взлетим — но с результатом.