Дроны над Сталинградом

Наконец, летчик выглянул из кабины и прокричал:

— Десять минут до зоны высадки.

Дрезен оглядел группу. Один за другим — контакт глазами.

Шольц нервно поправил ремни подвесной системы. Вендт перекатил плечами — то ли от холода, то ли от напряжения. Только Риттер сидел неподвижно, вжавшись в обшивку, без проявления каких-то эмоций.

— Три минуты, — крикнул пилот.

Красный свет стал ровнее. Самолёт лёг на курс, заваливаясь на крыло. Сквозь иллюминаторы пробивался лунный свет — снег внизу расстилался ровным полем на многие километры.

Риттер поднялся. Оглядел свою группу. Дрезен приблизился, хлопнул по плечу:

— Готов.

— Да, — коротко ответил Риттер.

Самолет наполнился воем ветра после того, как распахнули боковую дверь. Поток воздуха ворвался внутрь. Наконец прозвучал противный вой сирены.

Дрезен наклонился и осмотрел местность.

— Пошёл.

Риттер оттолкнулся от борта и быстро покинул самолет. Его силуэт мгновенно исчез в темноте.

— Внимание, — бросил Дрезен. — Дальше по готовности. Интервал — восемь. Ориентир — на маяк.

Шольц подошёл к створке, встал в позицию парашютиста. Через восемь секунд — команда. Прыжок.

Майнке — следом, молча. Николай Вендт задержался на полсекунды, будто втянул воздух — и тоже ушёл в ночь. Следом на парашюте был выпущен грузовой контейнер.

Выпускающий закрыл дверцу и постучал по перегородке:

— Готово.

Ju 52 резко набрал высоту, уходя к юго-западу. Свет в кабине погас.

Обер-лейтенант Риттер услышал только хлест парашютной системы при раскрытии. Ветер был слабый, направление — северо-запад. Всё шло по плану.

Через несколько секунд он потянулся к нагрудному карману, достал светомаяк. Внизу был переключатель. Щёлк.

Тусклый красный огонёк загорелся на подвесной системе. Не яркий, но видимый с высоты.

Ещё восемь секунд — и второй огонёк вспыхнул метрах в ста от него. Шольц. Потом — третий. Майнке. Четвёртый — Вендт.

Риттер довольно мягко приземлился. Снег принял его, как подушка. Купол удалось быстро погасить. Обер-лейтенант помигал еще раз светомаяком и убедившись что остальные вот-вот достигнут земли, отстегнул подвесную систему, и начал собирать парашют.

Один за другим тени подползали к нему.

— Контакт, — прошептал Шольц.

— Разбираем грузовой контейнер, все забираем, парашюты прячем под снегом — коротко сказал Риттер. — До леса — сто шагов. До хутора доберемся к рассвету.

Он поднялся, кинул взгляд на горизонт.

Позади немецких диверсантов остались только следы на снегу, быстро заносимые снегом. Впереди — лес, балка, и где-то за ними старая мастерская, неприметная с виду, но слишком опасная для немцев, чтобы оставить её без внимания. Оттуда каждый день уходят машины, которые видят врага дальше, чем любой наблюдатель. И теперь туда направлялась немецкая диверсионная группа Абвера.

Глава XVII. Охота начинается.

Глава 17. Охота начинается

От места высадки до цели было около восемнадцати километров. Группа шла весь остаток ночи, держась маршрута, тщательно сверяясь с картой и компасом. Луна почти скрылась за облаками, в лицо дул колючий степной ветер, снег поскрипывал под непривычной советской обувью - валенками. Диверсанты шли молча, настороже, экономя силы.

Когда начало светать, Риттер поднял руку, дав команду остановиться. Впереди, в низине у редкого леска, стоял заброшенный хутор. Старые дома без окон, потрескавшиеся стены, крыши, провалившиеся под тяжестью снега.

— Светает. Сделаем привал. Дальше идти опасно. Пробудем здесь до наступления темноты, — сказал он тихо.

Вендт облегчённо вздохнул, сбросив вещмешок. Майнке и Шольц молча кивнули, занимая позиции для наблюдения вокруг хутора.

Они вошли в дом через дверной проем. Внутри пахло сыростью, старой древесиной и замёрзшей землёй. Выбрали дальний угол, укрытый от ветра, постелили плащ-палатки на сохранившийся пол пол. Оружие и вещмешки аккуратно сложили рядом.

— Шольц, ты идешь в охранение — коротко приказал обер-лейтенант. — Меняешься с Майнке через два часа.

— Есть, — кивнул Шольц, молча натягивая ушанку поглубже и выходя на улицу.

В доме стало тихо. Вендт осторожно распаковал еду: жестяные банки с тушёнкой, галеты, плитки шоколада. При виде еды диверсанты, приученные обходится подолгу без пищи, почувствовали все же волчий аппетит. Они не ели с самого аэродрома.

— Греть не будем, огонь разводить нельзя, — предупредил Риттер. — Едим холодным.

Тушёнку ели медленно, выковыривая ножами кусочки мяса. Сухие галеты похрустывали на зубах. Плитки шоколада делили молча, почти без слов, глядя в пустоту. Когда закончили прием пищи, Майнке посмотрел на командира, вопросительно подняв бровь:

— Командир, кофе нам точно здесь не видать. Может согреемся ромом?

Риттер поколебался пару секунд, затем коротко кивнул:

— По глотку каждому. Не больше.

Майнке достал маленькую металлическую фляжку и осторожно разлил ром в алюминиевые крышки. Каждый сделал небольшой глоток. Обжигающее тепло на мгновение разлилось внутри, снимая усталость, возвращая чёткость мыслей.

— Больше не стоит, — сказал Риттер, убирая фляжку. — Нужна ясность головы.

— Ясность? — усмехнулся Вендт. — Яснее не бывает, командир. Впереди только два варианта.

— Живым или мёртвым? — спокойно спросил Шольц, выглядывая в проём двери.

— Именно так.

— А вы как думаете, господин обер-лейтенант? — тихо спросил Майнке, — Когда идёшь на такую задачу, можно ли рассчитывать вернуться?

Риттер помолчал, всматриваясь в стену дома, покрытую изморозью.

— Диверсант должен думать о выполнении задания, тогда есть шанс вернуться, — наконец сказал он. — В этом весь смысл нашей работы. Мы точный инструмент. Немецких солдат в Вермахте целые миллионы, а таких как мы всего несколько сотен.

— Мрачная философия, — пробормотал Вендт, заворачиваясь в плащ-палатку.

— Зато верная, — тихо ответил Риттер. — Мы не герои. Мы просто выполняем задание во благо Германии. Если мы его не выполним, мир даже не вспомнит, что мы существовали. А сейчас всем спать.

Наступила долгая пауза. Каждый думал о своём, глядя в тёмные углы заброшенного дома. Время замедлилось, усталость и холод постепенно одолевали сознание.

Риттер аккуратно поправил оружие, улёгся на плащ-палатку, подложив под голову вещмешок. Глаза закрывались сами собой, но сон был лёгкий, беспокойный, прерывистый. Он думал о тех, кто шёл на такие задания раньше. Многие не возвращались, имена исчезали, растворялись в штабных архивах. Для диверсанта судьба — это просто цепочка заданий. И она всегда короче, чем кажется вначале.