Дроны над Сталинградом
Шрифт:
Радист держал наушники, прислушиваясь к глухому треску эфира, пока не услышал ответ. Через минуту он обернулся:
— Говорят, в секторе появилась группа русских наводчиков. Их там не больше трёх-четырёх человек, но они слишком близко к нашей линии снабжения. Приказ: уничтожить.
Райнер откинулся назад и взглянул на Ханса.
— Значит, русские решили выйти из своей норы. Хорошо. Мы покажем им, что они сделали ошибку. Ханс, ты займёшь позицию за аркой. У тебя будет прямой обзор на этот участок.
Ханс кивнул и направился к указанному месту. Райнер
— Если что-то пойдёт не так, не жди приказа. Сразу уходи, — тихо сказал Райнер, когда Ханс проходил мимо.
Молодой унтер-офицер улыбнулся:
— Не беспокойтесь, обер-ефрейтор. Я не герой.
Когда Ханс занял свою позицию, Райнер встал на пост. Они знали, что времени у них мало. Советские снайперы действовали быстро и хитроумно, и даже сейчас они, возможно, уже целились в это здание. Но у них была задача: дезорганизовать противника, убрать командиров и наводчиков, чтобы советские войска остались без четких указаний и связи.
Наблюдательный пункт, находящийся в здании через улицу, сообщил по радио о новых целях. Радист Карл передал информацию Райнеру:
— Командирская фигура на втором этаже разрушенного дома напротив. Примерное расстояние 300 метров.
Райнер взглянул в оптический прицел. Его дыхание стало ровным, сердце билось спокойно. Он выждал нужный момент, когда цель чуть подалась вперёд, и произвёл выстрел. Секунда — и офицер на другом конце улицы рухнул.
— Хороший выстрел, обер-ефрейтор, — раздался голос Карла по радио.
Но Райнер уже готовил новую позицию. У немцев было одно железное правило: никогда не оставаться на месте. Они знали, что советские снайперы не спят, и один ответный выстрел может закончить их жизнь.
Они действовали как хорошо отлаженная машина: радист сообщал о новых целях, Райнер и Ханс быстро занимали позиции, открывали огонь, а затем исчезали, прежде чем противник успевал ответить. Это было опасное ремесло, но они знали, что каждая ликвидированная цель ослабляет советское контрнаступление, дезорганизует командование и сокращает их шансы на назревающий перелом в этой войне.
*****
Солдат в телогрейке наклонился к инженеру. Дрон только что вернулся, и его оператор предоставил данные с фотоаппаратуры на стол. Громов внимательно осматривал кадры, пока рядом стоял командир снайперской группы, младший лейтенант Трофимов, с серьёзным выражением лица.
— Алексей Андреевич, — заговорил Трофимов, — у вас там что-то видно?
— Немцы хитро спрятались, — отозвался Громов, не отрывая взгляда от снимков. — Но вот тут… — он указал пальцем на тёмный уголок на фото, где в полуразрушенном здании угадывался контур винтовки. — Вроде бы это маскировочная сеть. А за ней — снайпер. Должен быть.
Трофимов нахмурился. Он привык полагаться на собственный опыт и свои глаза, но данные с дронов Громова оказались точными уже несколько раз. Командование поставило задачу: найти и ликвидировать вражеских стрелков, которые держали под прицелом линию связи. И хотя с воздуха маскировку было трудно
разглядеть, фотографии выдавали детали, которые нельзя было увидеть с земли.— Хорошо, — сказал Трофимов. — Сколько таких точек?
— Две точно, — Громов наклонился к следующей фотографии. — И ещё одна позиция, которую я бы проверил. Вот здесь, за складом.
Трофимов повернулся к своим снайперам. Эти люди знали дело: воевавший еще в первую мировую старший сержант Баранов, которого прозвали "Дед", мог попасть в монету с двухсот метров. Рядовой Степаненко — молчаливый парень из деревни, чья точность была легендарной. И самый молодой — Алексей Гришин, почти мальчишка, но уже успевший доказать, что его рука не дрогнет.
— Слышали? — спросил Трофимов. — Расходимся по точкам. Баранов, бери правую. Степаненко — левую. Гришин, ты со мной — склад. Работать аккуратно. Как только засечёте цель, докладывайте.
— Ясно, товарищ младший лейтенант, — отозвался Баранов, поднимая свою Мосинку с прицелом ПУ. Гришин молча кивнул, поправив телогрейку.
Вскоре группа рассредоточилась. Трофимов с Гришиным пробирались вдоль узкой улицы, пока не дошли до разрушенного склада. Ветры завывали в развалинах, снег начинал сыпать сильнее. Трофимов прикрыл глаза, пытаясь разглядеть сквозь снежную завесу то место, на которое указывал Громов. Он заметил неестественно ровную линию в куче мусора. Это было замаскированное укрытие.
— Вот там, — сказал он Гришину. — Готовься. Как только увижу движение, стреляй по моей команде.
Гришин улёгся на снег, прикрывшись брезентовой накидкой. Он прижался к прицелу, выравнивая дыхание. Трофимов тоже устроился рядом, держа винтовку в руках. Они молчали, слушая только вой ветра и далёкий гул артиллерии.
— Движение, — прошептал Трофимов. — Левее. Видишь?
Гришин отозвался негромким: «Вижу». Трофимов прицелился, наблюдая, как из укрытия выскользнула винтовка. Он выждал ещё секунду. Когда плечо немецкого стрелка стало видно, он шепнул: «Сейчас».
Гришин выстрелил первым. Немецкий снайпер дернулся и исчез за стеной. Секунда — и Трофимов добавил второй выстрел, накрыв позицию. После чего они тут же сместились, чтобы не остаться под прицелом.
Тем временем Баранов и Степаненко на своих участках также работали. Баранов выстрелил, как только засёк блеск оптики за мешками с песком. Он быстро сменил укрытие, перезарядил винтовку и стал искать следующую цель. Степаненко действовал ещё осторожнее: он засёк едва заметное движение в руинах, прицелился и нажал спуск. Потом молча отступил.
Вернувшись к Громову, Трофимов коротко доложил:
— Две позиции ликвидированы. Третья молчит. Мы их спугнули и немчура на этой позиции уже не засядет.
Громов, всё ещё сидя за рабочим столом, бросил взгляд на младшего лейтенанта.
— Тогда надо будет проверить эту третью, — сказал он. — Возможно, они сместились и снова засели.
Трофимов вытер снег с винтовки, покачал головой:
— Проверим. Но пока похоже, что у нас появилась серьёзная помощь с вашими «птичками», товарищ инженер.