Другая жизнь. Назад в СССР

Глава 26

Фильм оказался не скучным[1]. За дальнобойщиком «Бандитом», удиравшем на «Понтиаке», гонялся шериф из Техаса, от сына которого сбежала невеста, втрескавшаяся в «Бандита», но мысли мои постоянно возвращались к ударенному мной грабителю. И ведь не «предъявишь» им грабёж! Даже от попытки грабежа он отвертится. Стоял, скажет, никого нетрогал. Тут подошёл я и ударил его.

— Вот, млять! — то и дело ни с того, ни с сего всплывало в голове и это сильно отвлекало.

Тут же сознание переключалось с картинки на экране на картинку в голове в виде головы с закрытыми глазами, лежащей на рельсе и расплывающейся из-под неё кровавой, маслянистой на вид, лужицы. И лицо испуганной женщины за передним стеклом наезжающего на нас трамвая. Б-р-р-р…

— Ты что такой смурной? Кино не нравится? — спросила Светлана примерно в середине просмотра. — Все смеются, а ты не реагируешь. Словно о своём думаешь.

Мы сидели в самом конце зала в углу, где имелась загородка с «калиткой» в которой стояло три мягких, кресла. Перед нами имелось что-то в виде столика на всю длину «загона», а на нём в углублении — что-то похожее на пульт с кнопками и микрофон.

Очень удобное место, где можно было безнаказанно поговорить. Если тихо, конечно.

— Да, не… Нормальное кино…

— Хм! Мальчишкам такие фильмы должны нравиться. Мы тут с Вадькой «Золото Маккены» смотрели. Ты смотрел?

Она посмотрела на меня, ожидая, видимо, моей реакции на «Вадьку». Я не оправдал её надежд, и она продолжила:

— Вадька, — это наш сосед по подъезду. Он уже в институте учится.

— Я рад за него, — буркнул я. — Смотрел, конечно.

— Ой, у нас с ним ничего не было, — сказала она.

— С кем? С Маккеной? — пошутил я.

— Нет, с Вадькой.

— Странно, — подумал я, — если бы что-то между вами было. «Маккену» ведь два года назад крутили… Мы и сами с пацанами сюда ходили. В семьдесят пятом году…

— «Золото Маккены» — кассовый фильм, — сказал я, выдёргивая из своей памяти информацию. — Но в самих штатах он прокат провалил. Бюджет фильма составил семь миллионов долларов, а кассовые сборы в американском прокате всего три миллиона долларов. А у нас «Золото Маккены» посмотрело шестьдесят три миллиона человек.

— Не может быть! Шестьдесят три миллиона? А сколько у нас всего миллионов населения?

— Географию не учишь? Это седьмой класс!

— Не помню, — засмущалась девочка.

— Двести пятьдесят, примерно, — сказал я со значением в голосе.

— Ого-го! Больше четверти населения!

— Быстро считаешь, молодец, — хмыкнул я.

— Ты, как наш учитель по физике, — буркнула Светлана. — Тот тоже всё время с издёвкой в голосе разговаривает с нами. Как с малолетками.

— А вы не малолетки?

— Я, между прочим, тебя всего на полгода младше, — прошептала она. — У меня в октябре день рождения, а у тебя в марте.

— А ты откуда знаешь? — удивился я.

— Ту куртку, в которой ты пришёл, моя мама тебе доставала. Твоя мама тебе её на день рождения подарила?

Я кивнул.

— Ну, вот! А я подслушала их разговор. Случайно. Они по телефону разговаривали.

Девчонка горделиво вскинула голову.

— У вас дома есть телефон? Не заметил.

— Это здесь в кабинете мамином происходило. Тогда прозвучала дата «двенадцатое марта». Я ещё удивилась, ведь ты же в больнице…

Она вдруг резко сжала губы, буквально захлопнув рот, и от этого её глаза увеличились в размере, словно от вдохнутого ею воздуха.

— Извини, — прошептала она. — Какая я дура!

Я мысленно усмехнулся, но не стал её в этом переубеждать. Зачем перекладывать на себя чужие «косяки»? Вот скажешь: «Да нет, ничего страшного…» и человек действительно может подумать, что ничего «страшного» он не сказал или не сделал. А через какое-то время повторит сказанное или сделанное. Переживёт.

— Ты не обиделся? — спросила она меня, не дождавшись обычной реакции.

— На что? — продолжал я «глумиться» над девчонкой. Мне стало вдруг скучно смотреть на «ужимки и прыжки» американских актёров.

— Ну… Тебе, наверное, неприятно вспоминать, как ты лежал в больнице…

— Неприятно. Я тебя прощаю, но будешь мне должна.

Светлана развернулась ко мне почти всем телом, насколько это было возможно в таких креслах. Её колени одетые в тонкие нейлоновые колготки упёрлись в мои.

— Можно было бы положить ладонь на её колено, — подумал я. — А подлокотники в этих креслах поднимаются.

— Что значит: «Должна?» — спросила она, нахмурившись и с вызовом продолжила. — Я никому ничего не должна!

— Хм! Ну, значит, — не прощаю.

— То есть? Как это не прощаешь?! — возмутилась она. — И что за долг?

— Раз ты даже не извинилась, как я тебя могу простить?

— Как это, «не извинилась?» Я извинилась.

— Э-э-э… Когда?

— Сначала извинилась, а потом назвала себя, э-э-э, дурой и спросила: «Ты не обиделся?».

— Ну, назвала и назвала. Самооценка — это хорошо.

— Сам — дурак!

— Ну, вот и договорились. Сначала обижает, потом оскорбляет. Ты со всеми так мальчиками, которых пригласила в кино, себя ведёшь?

— Я пригласила в кино?! — испуганно спросила она.

— Ну, конечно! Не я же сам себя в кино приглашал.

— Ты — точно дурак, — тихо прошептала она и отвернулась к стене.

Похоже, она заплакала.

— Вот те — на! — дошутился над девчонкой.

Намёк на то, что она сама первой «пригласила мальчика в кино», — это было, конечно, с моей стороны подлостью, и я тронул девушку за плечо.

— Э-э-э… Извини меня, — прошептал я, чуть наклонившись в её сторону и опираясь на левый подлокотник. — Я переборщил с шутками. Скучный фильм, на самом деле.

— Отвали, — сказала она и ткнула меня острым локотком в солнечное сплетение. Да так удачно ткнула, в тот момент, когда я вдыхал после произнесённой фразы, что я «хекнул» и склонился ещё ниже к ней, едва не привалившись к её спине. Но точно коснувшись носом её волос.

— Ты чего? — сказала она, обернувшись, и мы стукнулись носами.