Другие грабли. Том 3

— Уходи, — повторил я Гектору.

Я уже слышал бряцание оружия и топот ног где-то неподалеку, это ахейцы спешили сюда из своего военного лагеря, но я не сомневался, что выросший в этих краях Гектор знает тут каждую тропинку и каждый овраг, и сумеет от них ускользнуть. А если нет, то это уже не моя зона ответственности.

Лавагет молча бросил меч на землю, развернулся и в один миг скрылся в окружающей нас зелени. Для человека его размеров и комплекции он двигался очень ловко и тихо, и через десяток секунд я уже потерял его из вида и не смог обнаружить, как бы ни всматривался.

Я уселся на прохладную землю, положив меч рядом с собой, отряхнул от пыли лепешку и откусил кусок. Война войной, а позавтракать все равно надо.

Ведь неизвестно, когда представится следующая возможность.

Буквально через минуту сюда набежали солдаты, которых возглавлял сам Диомед. Царь успел надеть доспехи, но не озаботился ни щитом, ни шлемом, зато прихватил с собой свое любимое тяжелое копье.

— Хвала богам, ты цел, Ахиллес, — сказал он. — Когда мне сказали, что видели тебя в этой роще…

Он посмотрел на разбросанные вокруг тела и остатки еды.

— Наверное, мне не стоило волноваться, — заключил он. — Но что тут было? С кем ты встречался?

— С Гектором, — сказал я, потому что не видел смысла врать.

— И где он? — встрепенулся Диомед, и его верные стражники принялись озираться по сторонам с удвоенным вниманием.

— Думаю, что на полпути к городу, — сказал я.

— Он сбежал?

— Я его отпустил, — сказал я.

— Но почему? — спросил Диомед.

— Я посчитал, что это будет правильно.

— Если бы ты его задержал, мы могли бы избавиться от него раз и навсегда, — сказал Диомед. — Это помогло бы нам выиграть войну.

Наверное, помогло бы. А может быть, и нет. Теперь мы этого уже не узнаем.

— Зачем вы вообще здесь встречались? — спросил Диомед.

— Он пригласил меня на завтрак, — сказал я. — Мы говорили.

— О чем?

— О войне, разумеется, — сказал я. — Для того, чтобы победить, надо познать своего врага.

— Нет, — сказал Диомед, втыкая копье в землю. — Для того, чтобы победить, нужно убить своего врага и сжечь его дом.

Их нравы, да. Но не стоит забывать, в какие времена жил этот чувак, и в какой среде он получал воспитание.

— Я просто хотел понять, с кем мы воюем, — сказал я.

— И что ты понял? — не отставал он.

— Что он за человек и кто помогает ему, — сказал я.

— Чем это знание тебе поможет, когда мы снова встретимся на поле боя?

— Может быть, и ничем не поможет, — сказал я. — Но мне это было нужно.

— Ты совершил ошибку, позволив ему уйти, — сказал Диомед. — Но кто я такой, чтобы тебя за нее осуждать?

* * *

Однако, осуждающие нашлись, причём довольно скоро и на самом высоком уровне.

Когда мы вернулись в расположение аргосцев Диомеда, лагерь кишел воинами в дорогой броне и с вычурными щитами, измазанными желтой краской. Это были Золотые Щиты Микен, личная дружина царя царей Агамемнона, главного стручка на этой грядке.

Сам Агамемнон, дородный мужчина лет сорока, с небольшим округлившимся брюшком, свидетельствующем о том, что большую часть своих побед он одержал не на поле боя, метался у входа в шатер Диомеда. Агамемнон был высок, бородат, носат и обладал звучным голосом, столь необходимым полководцам в эту эпоху.

— Ты! — его палец безошибочно указал на меня. — Кто ты такой?

— Ахиллес, сын Пелея, — сказал я.

— Мне доложили, что ты о чем-то договаривался с троянцами, — заявил он. — И что этим утром ты встречался с самим Гектором Приамидом, худшим из них. Если ты замыслил предательство, то так и скажи.

Не уверен, что даже в такие времена это так работало. Ну, в смысле, если я на самом деле задумал предательство, то какого бы черта стал так просто в этом признаваться?

— Я — всего лишь один воин, — сказал я. — У меня нет ни собственного отряда, ни даже корабля. Как я могу навредить твоей великой армии, Агамемнон?

— Быть может, ты задумал переметнуться на сторону врага.

— Тогда почему я все еще здесь?

— Если ты верный сын Эллады, то почему позволил Гектору уйти?

— Он угостил меня завтраком, — сказал я.

— Что? — Агамемнон взревел раненым буйволом. — Ты продал Элладу за похлебку? Ты отвернулся от своих богов ради горстки еды?

На мой взгляд, он излишне сгущал краски.

— Я никого не продавал, — сказал я. — Мы всего лишь говорили.

— О чем?

— Было перемирие, и не я его объявил, — сказал я, все еще пытаясь сгладить. — Почему бы двум солдатам не позавтракать вместе и не поговорить о жизни?

— А что думаешь об этом ты, Тидид? — спросил Агамемнон, переводя взгляд на Диомеда.

Возможно, он прискакал сюда так быстро вовсе не из-за меня, а потому что увидел шансы уесть ванакта Аргоса.

Диомед пожал плечами.

— Ахиллес — свободный человек, и сам решает, с кем о и чем ему говорить, — сказал он. — И он совершенно прав, было перемирие. Мы и сами не раз беседовали с троянцами и даже бывали по ту сторону городских стен.

— Так Ахиллес не из твоих людей?

— Он — мой друг, — сказал Диомед. — Но я ему не командир.

— Что ж, — сказал Агамемнон. — Где его доля добычи?

Надо же, удивился я. Я ведь даже не знал, что она у меня есть.

— У меня в шатре, — сказал Диомед, и я удивился еще больше.

— До заката солнца она должна быть у меня в шатре, — сказал Агамемнон и повернулся ко мне. — За то, что ты отпустил Гектора, я лишаю тебя твоей доли добычи, Ахиллес.

В этой войне я на добычу не претендовал в принципе, тем более, что забрать ее с собой у меня бы все равно не получилось, но происходящее слишком уж сильно напоминало мне беспредел, и я почувствовал, как моя кровь начинает закипать.

— Я не стану от этого беднее, — сообщил я Агамемнону, хотя, если бы я на самом деле был тем, за кого себя выдавал, это был бы существенный удар по моему карману. — Но, когда Гектор снова выведет своих людей в поле, сам с ним дерись.

— Как смеешь ты дерзить своему царю? — возопил носатый.

— Ты мне не царь, — сказал я.

Ситуация накалилась и стала взрывоопасной. Агамемнон нахмурился. Вроде как вся эта заруба началась именно для того, чтобы он всем был царь, и тут, среди его собственного войска…