Другие грабли. Том 3

— Мы избавимся от хронопидоров, мне этого достаточно, — сказал Виталик. — Вот серьезно, мужики… э, в смысле, и вы, Ирина, тоже, а вы не думаете, что эти гаврики из будущего сознательно ведут нас к ядерной войне, потому что только в результате гибели почти всего человечества они смогут построить то, что построили? Что их будущее как раз-таки было маловероятно, что они вылезли из какой-то очень далекой от ствола ветки, и они приложили максимум усилий для того, чтобы именно их будущее сбылось? Что твой отдел Х, дядя Петя, вовсе не поддерживал статус-кво, а сам того не подозревая подталкивал нас к катастрофе?

— Между прочим, твой отец тоже там работал, — сказал Петруха.

— И что? Он не мог быть слепым орудием ядерных маньяков из будущего, потому что он мой отец?

Петруха отвернулся и уставился в стену. Слова Виталика ставили под сомнение все то, во что он верил всю свою сознательную жизнь. Чему он всю свою сознательную жизнь посвятил.

Он думал, что делает большое дело, думал, что является частью чего-то глобального, а сын его старого друга предположил, что это был глобальный обман.

С подобным вот так запросто не согласишься. Но от подобного и так запросто не отмахнешься.

— Василий, если я не ошибаюсь, вы ведь служили в спецназе? — поинтересовался профессор.

— Да, а что?

— А то, что вы мыслите, как спецназовец, и выстраиваете свою стратегию, как спецназовец, — сказал он. — Делаете ставку на силу, скорость, напор. Решить всю проблему одним ударом.

— Вы так говорите, как будто это что-то плохое, — сказал я.

— Спецназ войны не выигрывает, — сказал он.

— Но спецназ может сделать так, чтобы война вообще не состоялась, — сказал я. — Если его правильно и вовремя применить. И поскольку мы обладаем машиной времени, то проблем с той частью, где «вовремя», у нас возникнуть не должно.

— Но они могут возникнуть в той части, где «правильно», — сказал профессор.

— А вы сами где служили? — спросил я.

— У нас в институте была военная кафедра.

— Понятно, — сказал я. — Лейтенант запаса, да?

— Да.

— Войну выигрывает пехота, — сказал я. — Артиллерия, поддержка с воздуха, флот — все это ничего не стоит, если у тебя нет бравых пехотинцев, которые зайдут в столицу врага и повесят свой флаг на каком-нибудь условном Рейхстаге. И в связи с этим у меня есть к вам закономерный вопрос, профессор. У вас есть пехота?

Профессор промолчал.

— Мы можем обзавестись пехотой, — сказал Петруха.

— Можем, — согласился я. — Это долго, трудно, на этом пути наверняка вылезет много сложностей, о которых мы сейчас даже не представляем, но это реализуемый проект. Только вот проблема в том, что у нашего врага пехота уже есть. Их стартовая позиция несравнимо лучше нашей, и на длинной дистанции мы это противостояние не вывезем.

— Ты уверен?

— Ты можешь отправиться в прошлое, основать там собственный орден ассассинов и отрезать всем последователям безымянные пальцы, чтобы они могли пользоваться скрытым клинком, — сказал я. — Но вместо того, чтобы менять историю, тебе придется противостоять их ордену ассассинов, члены которого отрезают себе средний палец, потому что скрытый клинок у них другой конструкции. Ты будешь прогрессорствовать, а они зашлют в прошлое регрессоров, чтобы свести твои усилия к нулю. Ты на самом деле хочешь ввергнуть человечество в тысячелетнюю тайную войну, исхода которой все равно не сможешь предсказать? И чего ради?

— Чтобы дерево, сука, не раскачивать, — сказал Виталик.

— Но если его не раскачивать, то ничего и не поменяется, — сказал я.

— А если удастся проскочить? — спросил Петруха.

— А если нет? — спросил я. — Пойми, нас пятеро, и мы в безопасности, пока нас пятеро и никто за пределами этой комнаты ничего не знает о наших планах. Как только ты начнешь вербовать сторонников, а тебе придется вербовать сторонников, потому что впятером мы со всем этим ничего не сделаем, идея выйдет за пределы этой комнаты, и нас хлопнут прямо в этом времени еще до того, как ты отрежешь первый безымянный палец.

— Что вообще за бред с этими пальцами? — поинтересовалась Ирина.

— Это из истории, отдалённо похожей на нашу, — сказал я. — Вымышленной, разумеется.

— Книга? Фильм?

— Компьютерная игра.

— О, — заинтересовался Виталик. — В каком году она вышла? В смысле, выйдет?

— Не помню, — сказал я.

— Жаль, — сказал Виталик. — Хотелось бы, сука, дожить.

— Какие твои годы, — буркнул Петруха.

— Хорошо, вот вам еще возражение, — сказал профессор Колокольцев. — Вы же понимаете, что такое масштабное изменение истории, которое вы предлагаете, Василий, скорее всего приведет к тому, что мы пятеро в той новой ветви можем никогда не встретиться? Более того, в той новой ветви истории мы можем даже и не родиться.

И вот тут уже он попал в мое больное место.

Это был самый сложный момент плана. Самый, так сказать, сомнительный и неоднозначный.

Ведь, по сути, каждый человек появляется на этот свет в результате целого набора случайностей, которые происходили с его предками. Измени всего одно звено в этой очень длинной цепочке, и ты не родишься.

Или родишься не ты.

— Я понимаю, — сказал я.

— И?

— И надеюсь на лучшее.

— Зашибись, — сказал Петруха. — То есть, и до этого все было хреново, конечно, но ты, Чапай, умеешь вытащить любой пиздец на принципиально новый уровень.

Это мой особый дар, да.

Или, возможно, мое проклятие.

— Я надеюсь на лучшее, — повторил я.

— Ты, по сути, предлагаешь нам совершить коллективное самоубийство.

— Немного жертвенности, — тихо проговорила Ирина. — Но ведь если так случится, мы об этом даже не узнаем. О том, что мы вообще были.

— Мне достаточно того, что я знаю об этом сейчас, — сказал Петруха.

— Вот это, сука, поворот, — сказал Виталик. Сейчас даже он выглядел ошарашенным. — Пожертвовать собой во имя спасения, к хренам, всего человечества.

— Возможного спасения, — вставил Петруха.

— Жертва тоже не гарантирована, — напомнил я.

— Сыграть во вселенскую лотерею, — сказал Виталик. — Повторный забег сперматозоидов. Мне нравится.

— Это потому, что ты псих, — объяснил ему Петруха.

— Ты же офицер, дядь Петь, — напомнил Виталик. — Разве это не предполагает, что, если Родина прикажет…

— Обычно в таких случаях объясняют, ради чего.

— Вот сейчас совсем смешно было, — сказал Виталик.

— Не зарывайся, малец, — сказал Петруха. — Ты, может, и здоровенной оглоблей вымахал, но мне навыков хватит, чтобы тебя пополам сломать.

— Давайте притормозим, — предложил я, стремясь разрядить обстановку, которая становилась все более напряженной. — Если мы тут друг друга пополам ломать будем, выиграют от этого только известно, кто.

— Ладно, я погорячился, — сказал Виталик. — Дядь Петь, прости дурака.

— Проехали, — сказал Петруха. — Чапай, пойми меня правильно, я готов отдать жизнь, но… Как-то более осознанно, что ли.

— Речь вообще не о том, чтобы отдать жизнь, — сказал я.

— Речь о том, что она может не случиться, — сказал профессор Колокольцев. — Поймите меня правильно, пожалуйста. Я не паникер. Я просто хочу, чтобы все присутствующие правильно оценивали все риски.