Другие правила

Ответом Марии де Монпелье было письмо, которое она получила утром прямо перед отъездом. Проплакав остаток ночи, она чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной. Месть сопернице не дала ей удовлетворения, а ревность сжигала изнутри. Но письмо окончательно доканало ее.

Там было всего несколько строчек, написанных красивым аккуратным почерком.

«Мадемуазель, вы ошибаетесь, считая меня вашей соперницей. Даже если мы сожрем друг друга, победительница не получит главный приз. Потому что он не выбирает между нами. Он уже сделал свой выбор, и это не вы и не я».

Мария де Монпелье отставила от себя кружку с шоколадом, приказала подать коня и снова проделала путь до замка на озере. Даже не потрудившись переодеться, в утреннем платье и мужском седле, она появилась перед Сюзанной, делающей утренний моцион в компании своей сестры.

Сюзанна не выглядела удивленной.

— Кто она? — Мария спешилась и бросилась к сопернице, — кто эта женщина? Он сказал мне, что помолвлен с ней! Я была уверена, что это — вы!

Сюзанна засмеялась:

— Нет, это не я. К сожалению. Я знаю, кто она. Но вам не скажу.

Мария принялась угрожать, потом умолять, потом снова угрожать, но Сюзанна только смеялась над ней, доведя ее до нервного срыва. На это у Марии был последний аргумент. Она достала кинжал и попыталась зарезать Сюзанну, но попала по рукам, хлынула кровь. Сюзанне повезло, что рядом находилась ее сестра, которая помогла ей справиться с соперницей и удерживать ее до того, как на крики прибежали слуги.

— Вы не получите его! — кричала ей в след Сюзанна, обливаясь кровью, но довольная своей проделкой, — я, возможно, получу, но вы — не получите!

Взбешенную Марию довезли в закрытой карете до замка Шатори, где ее уже искал ее брат, и выкинули во дворе. Буквально выкинули, т. к. она с размаху упала на булыжники и сильно ударилась головой. Потрясенному месье де Монпелье была передана записка, которая предлагала держать его сестру на цепи. Он, много лет знавший сестру, как спокойную меланхоличную и послушную девочку, никак не мог поверить, что все, что было в записке, могло быть правдой. Отбросив свои проблемы, он написал мадам де Лесси записку с извинениями, после чего наблюдал впервые в жизни истинный облик Марии. Вся ее ненависть перекинулась на него, она выкрикивала слова вперемешку с непристойностями, которых он никогда не ожидал бы услышать от нее. Сам потерпев поражение и глубоко переживавший отказ Валери, он не был в настроении утешать еще и Марию, поэтому он заставил ее сесть в карету и навсегда покинул замок Шатори, принесший ему и его сестре столько неприятностей.

Утром он и сам познал зверя в себе. Увидев идиллическую картинку, когда Жак де Шатори и Валери де Флуа сидели вместе за фортепиано и что-то наигрывали в четыре руки, он просто подождал Жака за дверью и огрел его по голове серебряным подсвечником. Просто потому, что ему самому казалось смешным вызывать на дуэль сына бедного барона, да еще и не будучи уверенным в том, что тот тоже не является жертвой чар сестры Филиппа де Флуа. Сейчас ему самому поступок этот казался ужасным мальчишеством, но тогда, стоя за дверью, он был совершенно уверен в своей правоте. Боль и обида вылились в этом странном для взрослого и воспитанного человека поступке, после чего Монпелье успокоился и смог взять себя в руки, чтобы попрощаться с бароном.

Теперь же, смотря, как замок Шатори скрывается за поворотом дороги, он жалел только об одном. Что недостаточно сильно огрел подсвечником сына его владельца и тот остался жив.

...

— Что она сделала? — дон Хуан сидел напротив Филиппа в гостиной, белый, как мел, и изучал рисунок своей кружевной манжеты.

Жак сидел тут же с повязкой на голове. Так и не нашли того, кто ударил его из-за угла, и даже не было известно, чем. Слуги нашли его лежащим в коридоре истекающим кровью, но он быстро пришел в себя и с тех пор ходил, как завороженный, не очень понимая, где он и что происходит.

— Поймала молнию. Это такая техника, — пояснил Филипп, — если человек готов, то ему разрешается ловить молнию. Как экзамен. Я ей разрешил.

Дон Хуан взглянул на него из под лобья, но промолчал. Хотя по его лицу было очевидно, что он думает о подобных вещах.

— И как долго у нее могут быть приступы? — спросил он.

Филипп пожал плечами. Он совершенно явно не волновался о судьбе сестры.

— Возможно, еще будут. Но вряд ли. Все-таки это не самое простое дело, выжить, поймав молнию. Редко кто может выжить. Только те, кому пришло время.

— То есть она могла и не выжить? — спросил дон Хуан.

— Конечно.

Позже, когда голова прошла и все встало на свои места, Жаку казалось, что этот разговор был одним из его полуснов. Не могли два трезво мыслящих человека обсуждать подобные вещи. И не мог Филипп де Флуа быть настолько равнодушен к своей сестре.

Гости уехали. Но Филипп задержался на несколько дней, чтобы проследить за Валери и несколько раз съездить в Тур. В Тур он чаще всего ездил в сопровождении дона Хуана, и последний всегда возвращался в самом поганейшем настроении.

После волшебного бала в Шатори, навсегда оставшегося в памяти его участников, замок замер. Гостей больше не было, и никто в замок не приезжал. Катрин надолго оказалась больной и не выходила из комнаты, Жак ходил, как призрак с повязкой на голове, а барон, прокляв все развлечения на свете, заперся в своем кабинете.

Валери же пострадала намного меньше. Уже утром следующего дня она спустилась вниз и утащила Жака играть на фортепиано. Она была в самом наилучшем расположении, много смеялась и даже поцеловала его, когда представился случай. Впрочем, ее милость не обошла и дона Хуана, а так же месье де Монпелье, пришедшего прощаться с нею перед отъездом. Валери была любезна со всеми, всем улыбалась, и каждому сказала много хороших ласковых слов. Дон Хуан видел ее напевающей какую-то песенку, под которую она кружилась и танцевала.

А ближе к вечеру она вдруг побледнела и упала на руки своему брату, который весь день старался не выпускать ее из виду. Филипп совершенно не испугался, он отнес ее в ее комнату и передал Сафи, сказав, что ей известно, что надо делать.

То ли Сафи не знала, что надо делать, то ли она плохо старалась, но ночью с Валери произошел приступ, от которого ее пришел избавлять сам Филипп. Дон Хуан услышал крики и бросился в ее комнату, где застал нелицеприятную картину. Валери лежала на полу, корчась в судорогах, а Сафи ничего с этим поделать не могла. И только вошедший следом за ним Филипп успокоил ее, просто положив руку ей на лоб.

Валери тут же успокоилась и крепко уснула. Филипп переложил ее на кровать, после чего заговорил с Сафи на их тарабарщине, и они скрылись в соседней комнате, в которой жила Сафи.

Перепуганному Хуану оставалось только сесть на кровать рядом с Валери, взять ее холодную руку в свои и молиться, чтобы эксперименты ее брата не стоили ей жизни. Впрочем, на этот раз все обошлось, и утром Валери спустилась к завтраку. От вчерашней жизнерадостности ничего не осталось, но она была жива, здорова и более менее спокойна.