Другие правила

— Мне придется учиться жить заново, — сказала она Филиппу, — я и не думала, что это так сильно скажется на мне.

Он дернул плечом:

— Не переживай, сестричка, скоро тебе станет легче. Главное, не забывай тех мест, где ты побывала.

— Вряд ли это можно забыть...

Вечером, когда дон Хуан пришел к ней в гостиную, Валери поделилась с ним тем, что же она видела после удара молнии.

— Я была нигде, но одновременно везде. Я видела, как Катрин стоит на краю пропасти. Только она была именно на краю пропасти, а не на крыше башни Фей. Я пыталась удержать ее, а потом все исчезло, и я заблудилась. Никак не могла понять, где я, и как попасть в ту часть пространства, где вы все живете. Я видела, как ты сидел с сестрой Монпелье. Довел девушку до слез, а сам бесился от ее рыданий. Но я никак не могла прийти к вам, будто стояла за стеклом и наблюдала со стороны. Хотела позвать на помощь тебя или Филиппа, но удалось найти только Жака. И, увидев его, я догадалась, что надо разбить стекло. Я разбила и упала с огромной высоты на поляну, практически Жаку под ноги.

Везде и одновременно нигде — это описание не могло передать того, что чувствовала Валери на самом деле. Это было полное единение с миром, как будто она увеличилась в миллионы раз, и мир стал частью ее самой, а она — частью этого мира. И, захоти она, она могла бы увидеть каждую пылинку в любой части планеты. И каждую мысль, которую она бы пожелала узнать. После пробуждения она еще некоторое время слышала чужие мысли, чуть не оглохнув от их изобилия. Она видела, как переливаются люди, и где у них сосредоточивается боль. Она чувствовала шевеление каждой мыши в норе, и каждого листка на ветке. Не зная, что с этим делать, она бросилась к Филиппу и тот рассказал ей, как закрыть это окно в большой мир. Валери закрыла, и боялась открыть снова. Она дала себе зарок, что не сделает этого никогда.

Глава 23. Траур

Валери первой почувствовала, что с бароном что-то не так. Она проснулась среди ночи и просто ощутила, что в замке стало на одного живого человека меньше. Как будто ее кто-то потряс за плечо. Вскочив, она накинула пеньюар и бросилась в покои барона. Она барабанила в дверь, пока не вышел старый заспанный лакей и не осведомился, весьма невежливо, чего ей собственно надо от его господина. Валери оттолкнула старика и бросилась в спальню.

Казалось, ничего не произошло. Но в лежащем на кровати и вроде бы спящем человека не было ни искры света. Старик тоже почувствовал, что что-то не так. Он зажег подсвечник и подошел к барону. Валери сжала руки, ее всю трясло от ощущения полной безнадежности. Она принесла несчастье и в этот дом тоже. Валери ловила обрывки мыслей барона, которые еще витали в темной комнате. Он страдал из-за Катрин. Он плакал... плакал из-за ее падения. И, хотя де Безье заверил его, что происшедшее никак не скажется на его планах жениться на Катрин, барон с ужасом думал о ее будущем.

Последние мысли отца были о любимой дочери.

Валери развернулась и вышла из комнаты, чтобы не слышать причитаний старого лакея. Она медленно побрела к себе, но натолкнулась в темноте на Филиппа.

— Можешь не идти туда, все кончилось, — она отстранилась от него, — это мы с тобой убили его. Я же говорила, что не надо ехать к родне. Мы ничего хорошего еще никому не сделали. Надо было сразу отправить меня в монастырь. Ну сожгли бы его, но наши родственники не пострадали бы.

Филипп прижал ее к себе несмотря на сопротивление.

— Мы не приносим несчастья, Валери, — сказал он, — это ты наделена способностью будить самое сокровенное в человеке. Это не так плохо. Барон умер потому, что слишком любил. Самое важное, что двигало им, была любовь к Катрин.

— Катрин тоже пострадала, — она отвернулась от брата, — пострадала потому, что я хотела переиграть этого ловеласа. Ну вот, переиграла. Так просто. Только он отомстил. И, видимо, я должна признать себя побежденной. Хоть он и отдал в этой игре жизнь. Я — играла. А проиграли Катрин и ее отец! Люди, которые не сделали нам ничего плохого! Даже наоборот, они сделали нам много добра. Теперь я вовеки с кузиной не расплачусь.

Филипп усмехнулся:

— Оставь ее Жоржу. Она — его добыча. Пусть сами разбираются, без твоей помощи.

— Катрин и так достаточно пострадала.

— Катрин пострадала в первую очередь потому, что отец не объяснил ей, что нельзя ходить ночью в темные удаленные помещения с малознакомыми мужчинами, — сказал Филипп сухо, — а уже потом потому, что ты затеяла игры с дАнтуаленом. Выиграл тут только Жорж. Возможно, это их судьба, так что не усложняй.

— Ты всегда находишь оправдания. Но их нет. Это я убила барона и я стала причиной падения Катрин. Хорошо хоть удалось отговорить ее прыгать в пропасть.

Филипп крепко сжал ее руку:

— Пока ты не перестанешь винить себя во всем, тебе не выйти на следующий уровень. Люди имеют свою судьбу. Возможно, ты просто подталкиваешь их к исполнению их личной судьбы. Нам это неизвестно. Но ты не заставляла Катрин идти в башню Фей. Ты не толкала руку Шабриана, убившего Лежье. И ты, черт возьми, никогда не заставляла Хуана тебя любить. Они делают это сами. Они следуют своей судьбе. Просто их судьба строится вокруг твоей.

Она зло посмотрела на него. Но в глазах ее стояли слезы:

— Вот только про Хуана не начинай. Сам знаешь, что мы с Сафи сделали.

Филипп рассмеялся:

— А что вы сделали? Куклу? Вы просто поиграли в страшных ведьм. Он уже был влюблен в тебя, никакие куклы не способны пробудить то, что и так достаточно сильно, — тут он сменил тон, — твоя задача, сестренка, не мешать людям следовать своей судьбе. Даже если тебе самой больно, они идут своей дорогой, и ты только стоишь рядом и наблюдаешь. Они могут оступиться о тебя... но разве виновата ветка, о которую оступаются, что люди не смотрят под ноги? Думаю, твоя цель — это уметь владеть тем, что тебе дано. И научиться направлять людей на нужный путь, не мешая им оступаться. Но пока ты этого не умеешь. Думаю, что ты научишься. Ты весьма способная ученица.

Валери вырвалась из его объятий и быстро ушла к себе. И всю оставшуюся ночь проплакала.

...

Осиротевшая.

Катрин лежала на кровати, свернувшись калачиком.

Теперь она сирота.

Отец ушел и бросил ее одну сражаться с ее призраками. Она никогда больше не увидит его.

Придя с похорон, Катрин забралась в постель. Прямо в черном платье, в туфлях и шляпке. Шляпка теперь валялась на ковре, а Катрин лежала в полном молчании, и даже слез у нее не было. Кончились. Она столько рыдала, жалея себя, что на то, чтобы оплакать отца, их просто не осталось.

В последние дни отец приходил к ней каждый вечер и просто сидел рядом, читая книгу. Они практически не разговаривали, и Катрин иногда раздражали эти его визиты. Больше он не придет.

Она накрылась одеялом с головой. Слез так и не было. Как и тогда, когда закрылась дверь фамильного склепа. Даже Жак плакал. А она — нет.

В дверь постучали.

Сначала Катрин подумала, что ей послышалось. Но стук повторился. Потом еще.

— Войдите.

Шевелиться не хотелось, и Катрин продолжала прятаться от всего мира под одеялом, как обиженный ребенок.