Другие правила
Шрифт:
Дверь скрипнула и кто-то вошел. Судя по шагам — мужчина. Наверняка Жак. Его видеть Катрин совсем не хотелось. Интересно, кто теперь будет тормозить неудержимую страсть Жака к трате денег? Раньше отец останавливал его, просто не давал денег... а теперь Жак сам себе господин, он теперь барон де Шатори. И некому сказать ему нет.
— Мадемуазель Катрин?
Это был не Жак. Дон Хуан.
Она резко откинула одеяло и села. Поняла, что шляпка упала на пол, а волосы ее в полном беспорядке, пригладила их руками.
Черный цвет очень шел ему. Как жаль, что он влюблен в ее кузину. Лучшего мужа Катрин не могла бы найти себе.
— Прячетесь? —
Спустив ноги на пол, она встала и поправила платье. Черное. Как и у всех. Черный цвет она могла терпеть только на Валери. Но не на себе. Искренне возненавидев все черное, Катрин готова была сорвать с себя черный шелк прямо здесь, чтобы только больше не видеть его.
— Прячусь.
Она тоже улыбнулась. Это было так приятно. Улыбаться. И перестать жалеть себя. Следы и шрамы на ее теле давно затянулись и прошли, но шармы на душе остались и кровоточили. Их можно смыть только улыбкой. Хорошим настроением, поняла она.
— Давайте прогуляемся? Вы редко выходите из комнаты, вам надо больше бывать на воздухе.
Дон Хуан протянул ей руку, и Катрин, задумавшись на мгновение, подала ему свою.
Она на самом деле редко выходила. Сначала ей было больно двигаться. Да и депрессивное настроение не способствовало желанию что-либо делать. Хотелось лежать под одеялом и плакать. Чему, собственно, Катрин и посветила целую вереницу дней после злополучного бала. И никакие слова отца, Жака и Валери не выводили ее из депрессии. Ей снились кошмары ночью, и после пробуждения она убеждалась в их реальности. Катрин задергивала занавески и ложилась в кровать, под одеяло. И плакала, плакала, плакала.
Они шли по аллее парка и с каждым шагом Катрин чувствовала, как сумрак в ее голове развеивается. Мир из темного и тяжелого постепенно превращался во что-то светлое и сверкающее. Дон Хуан ничего не сделал. Он просто шел рядом и разговор их не касался ни того, что с ней произошло в башне Фей, ни смерти отца. Они просто гуляли. А мир расцветал яркими красками, светился и сиял. И только омрачало все черное платье.
А наутро, проснувшись, Катрин обнаружила записку от дона Хуана. Спустившись вниз, она нашла его в холле, где он уже давно ждал ее.
И этим утром они снова гуляли в парке, и впервые с того раза она оказалась перед башней Фей.
Катрин замерла и смотрела на новую дверь вместо той, что висела на одной петле. Было яркое раннее утро, и мир был таким солнечным и сверкающим, что эта дверь совсем не вписывалась в обновленную картину. Дверь, как и башня, были из старого сумрачного мира. Который Катрин старалась загнать как можно глубже.
Дон Хуан молчал, поэтому она должна была сама принять решение. Она закрыла на секунду глаза, потом посмотрела прямо на него. Губы ее не слушались, когда она произнесла эту фразу:
— Дон Хуан, давайте поднимемся наверх.
Внутри башни был свет. Золотистые лучи отражались в миллиардах золотистых пылинок, которые кружились и играли в пятнах света. Круглый стол, стулья, оружие на стенах, все это выглядело совсем не страшно, а даже как-то весело. Катрин прошла через залу и стала подниматься по лестнице. В прошлый раз она освещала себе путь факелом, сейчас же свет сквозь бойницы пятнами ложился на ступени.
Как и много раз до этого, Катрин взбежала на самый верх башни. Дон Хуан последовал за ней. Они вышли на крышу
и залюбовались открывшимся им видом. Зеленые поля и леса, расстилавшиеся на многие и многие лье вокруг, и голубая лента реки, скрывающаяся за лесами. Все это утопало в солнце, щебетании птиц и какой-то нереальной радости, которая поселилась вдруг в груди Катрин.Она подошла к тому месту, где стояла в прошлый раз, смотря вниз. Ветер развевал ее волосы и розовое платье. Катрин не смогла заставить себя надеть что-то черное. Вместо этого она повязала черные ленты в волосы и на пояс.
Земля все так же была далеко внизу. Только теперь она совсем не манила Катрин. Голова закружилась, и она поспешила отойти от бойницы. В прошлый раз один только шаг отделял ее от бездны. И если бы она не вспомнила слов Валери, она бы сделала этот шаг. И не стояла бы сейчас в свете солнечных лучей на этой башне понимая, какое счастье, что она жива. Что она может любоваться видом с башни Фей, просто жить, и радоваться, что живет.
— Отсюда на самом деле открывается прекрасный вид, — прервал ее внутренний диалог дон Хуан. Он сидел между зубцами и смотрел на дорогу, извивающуюся среди полей. По дороге ехала повозка молочника, каждое утро привозившего в замок молоко. А вдали показался всадник, скорее всего курьер, привозивший почту.
Катрин обернулась к нему.
— Да, мне всегда нравилось тут бывать, — она села между соседними зубцами и стала тоже смотреть на дорогу. Было тепло, легко и очень спокойно. И молчание совсем на раздражало ее. Даже наоборот, умиротворяло.
Уставшая от печали, Катрин вновь училась радоваться жизни. И, хоть и тело ее отца только только было положено под могильный камень в семейном склепе, ей больше не хотелось плакать. Грусть о нем больше не была скорбью. Катрин подумала, что именно такое чувство называют светлой памятью.
Этой ночью она наконец-то смогла оплакать отца. Она пришла в склеп и рыдала на его могиле. Но это не были те слезы, которые она лила по своей невинности. Это были слезы печали, но печали, которая наконец-то нашла выход, а не оставалась внутри нее. Она излилась слезами на могильный камень, слезы иссякли, и Катрин сумела утешиться. И выйти в ночь, где пели цикады, совсем другим человеком.
Конец 1 части.
Часть 2. Глава 1. Одни в замке
Получив наследство Жак исчез из замка Шатори и долго не показывался. Филипп уехал, и Катрин и Валери оказались вдруг совершенно одни, под опекой дона Хуана. Что ему говорил Филипп перед отъездом осталось тайной, но они долго беседовали в библиотеке, и выйдя к сестрам, Филипп сообщил, что оставляет дона Хуана за старшего, и что Валери и Катрин никуда не должны ходить без его сопровождения.
— Особенно это касается тебя, Валери, — Филипп строго смотрел на нее, но Валери скорчила ему рожицу, — Вали, ты должна слушаться. Иначе ты сама знаешь, что придется идти на вынужденные меры.
Валери отвернулась, а Катрин подумала, что же это за меры, которые заставят Валери слушаться дона Хуана. Вряд ли такое возможно.
Филипп уехал, и тут же Валери как сорвалась с цепи. Первое, куда она отправилась, был Тур.
— В сопровождении Хуана я могу ехать куда угодно, — усмехнулась она, когда Катрин напомнила ей слова Филиппа. И уехала среди бела дня. Теперь некому было сдержать ее.