Другие правила

Приказав закрыть двери дома и не желая никого принимать, даже Шабриана, к которому она успела за последнее время привязаться, Валери сидела в садике и пыталась читать. Но мысли ее носились где-то далеко, и она то сгибалась, будто на самом деле ощущала физическую боль, от ненависти к дону Хуану, бросившего ее на растерзание диким кошкам, то закрывала лицо руками, вспоминая, как ударила яблоком Григора Бобрина. Она уже знала, что он отделался только шишкой на голове, но ощущение большой потери, потери его дружбы и начала большой войны между ними, вызывало неодолимое желание плакать.

— Вали, ты так себя доведешь.

Сафи стояла у нее за спиной с подносом, на котором лежали фрукты и стояли бокалы с вином и соками.

— Вали, подумай о себе, а не только о других. Ты сегодня еще ничего не ела. Поешь. Выпей сока или вина. Ты доведешь себя до полного истощения. И тогда уже твой Григор даже не посмотрит на тебя. Кому нужен мешок с костями.

Валери усмехнулась и обернулась к названной сестре. Взяв с подноса яблоко, чтобы не спорить с ней, она откусила кусочек и тут же ощутила, что ее желудок не желает принимать пищу.

— Сафи, я не хочу есть. Правда. Лучше посиди со мной.

Сафи села рядом на скамейку и обняла Валери за плечи.

— Ты ешь сама себя. Это ненависть ест тебя. Подумай о себе и о ребенке. Ведь ребенок ни в чем не виновен. Подумай о нем.

Валери подняла на нее глаза.

— Я не хочу, — она помолчала, — я не хочу этого ребенка. Наверно я — ошибка природы. Я все только рушу.

Сафи погладила ее по плечу:

— Но вот у тебя есть шанс что-то создать. Создать живое существо. Почему бы тебе не попробовать?

На каштане, где-то далеко наверху пела невидимая птица. Валери долго молчала, слушая ее пение, потом снова посмотрела на сестру:

— Только не уговаривай меня поесть, — улыбнулась она.

Сафи засмеялась и сама принялась за фрукты.

— Вот наши приключения и подходят к концу, — проговорила Валери, — Филипп приказал нам покинуть Лесной замок для того, чтобы я вышла замуж за принца... А теперь, когда программа выполнена, мы можем вернуться обратно. Мы будем растить мою дочь так же, как Майрут растила нас.

— А может быть это сын?

Валери покачала головой:

— Нет. Это девочка. Я видела во сне, как архангел Габриель снизошел ко мне и дал мне в руки девочку с золотистыми волосами. Это девочка. Габриель.

— Габриелла Альмасан? — спросила Сафи.

— Габриель де Медин.

— Вряд ли дон Хуан даст ей свое имя.

— Вряд ли в лесах Семиградья узнают, у кого какое имя, — возразила Валери, — но ее имя должно отличаться от моей девичьей фамилии. Поэтому Габриель де Медин, — она помолчала, — ты знаешь, Сафи, иногда мне кажется, что все это было зря... мы не должны были покидать свой замок... Хотя возможно... это было нашим с тобой путешествием. Да, путешествием. А теперь нам надо возвращаться домой. Люди привозят из поездок сувениры, ставят на каминную полку. А мы привезем с собой золотоволосую девочку, как память о наших приключениях. Только жаль, что с Григором Бобриным так вышло. Я доверяла ему. Жаль, что с доном Хуаном мы не смогли понять друг друга. Ему я доверяла больше всех на свете, а он так больно предал меня. Как после такого верить людям, Сафи?

Сафи усмехнулась, жуя ананас:

— Ну уж про дона Хуана не стоит. Мы с мадемуазель Катрин честно предупреждали тебя. Ты сама заигралась. Теперь его ход, и он делает именно тот ход, которым может поставить тебе мат.

Скинув с плеча руку Сафи Валери встала и молча пошла в дом. Ей снова хотелось плакать, только не было слез.

Глава 13

«Прекрасная Елена, отвори же двери Парису», — гласила записка, перекинутая во дворик дома Валери. Записка была намотана на большой камень. Таких записок было множество. Бобрин изощрялся, как мог. Это были и стишки, иногда весьма вольного содержания, признания в разнообразных чувствах, от страстной любви до ненависти и желания убить, всяческие шуточные выражения, смешившие Валери, сонеты и даже целые страницы из популярных романов со сценами любви. Во дворик стало опасно выходить, так как камни летели в любое время дня и ночи. Видимо Бобрин приходил сам или присылал людей каждый раз, когда его посещала какая-то новая мысль.

Валери разворачивала записки, читала, а потом складывала их в большую черную шкатулку. Когда шкатулка наполнилась доверху, она послала лакея в дом Бобрина, чтобы вернуть ему его шедевры. Но это оказалось не так просто. Наутро шкатулка обнаружилась во дворе, перевязанная лентами, но разбитая, а письма частично выпали наружу и часть из них носил ветер.

К письмам добавились цветы. Не каждый цветок, переброшенный с камнем через высокий забор, выдерживал такое испытание, поэтому двор Валери покрылся цветами-калеками. Вместе с цветами появились записки-покаяния. Григор каялся во всем, что могло не понравиться Валери. Вспоминал все свои грехи, даже малейшие, и каялся в них. И, конечно же, поминал добрым словом золотое яблоко. Впрочем, в своем поступке он тоже каялся. Много раз.

— Шут гороховый, — Валери, лишенная удовольствия сидеть в саду, скомкала очередную записку и швырнула ее на пол, — но вот как быть с таким человеком? Филипп хорошо относился к нему, а он же просто невыносим!

Но через минуту она уже смеялась, читая очередной его шедевр.

— Я не могу понять, чем было вызвано расположение Филиппа, — сказала Сафи.

— Просто шут! Но хороший шут, надо признать.

Свой дом Валери покидала, как воровка, боясь попасться на глаза людям Григора. Они с Сафи поехали кататься в Булоньский лес в открытой коляске. Там, в лесу, к ним должен был присоединиться Шабриан, которого Валери тоже не принимала, но который настоял на встрече с нею. Сейчас же они уезжали, приказав подать коляску к углу улицы, а сами надели плащи и вышли через черный ход.

Видимо дом Валери хорошо охранялся, так как Григор Бобрин появился около их коляски практически сразу. Он восседал на белоснежном коне, а в руках держал огромный букет белых гвоздик, говоривших о его чистых и честных намерениях. Подъехав к Валери, он молча вручил ей гвоздики и тут же ускакал, не дав ей вымолвить даже слова.

Выбросить цветы Валери было жалко. Она так и сидела с белым букетом на коленях, когда Григор появился снова. На этот раз он держал в руках ее венец Прекраснейшей. Валери ахнула. Он позаботился выловить диадему из пруда, куда зашвырнула ее Мария де Монпелье.

— Если так продолжится, то до Булонского леса моя коляска не доедет, — сказала Валери, принимая все же диадему, — вы завалите ее цветами и подарками и от тяжести их отвалятся колеса.

Григор глубоко поклонился:

— Я буду делать это до того момента, пока вы не простите меня. Позвольте сопровождать вас.

Этого Валери позволить ему никак не могла. В парке ее ждал Шабриан и она была уверена, что их встреча около ее коляски ничем хорошим закончиться просто не может.

— В другой раз.

Он сжал губы.

— Я знаю, у вас там свидание. Поэтому вы прогоняете меня. Чтобы встретиться с другим.

— Нет. Я просто не хочу кататься с вами. Возможно, я вас опасаюсь. В прошлый раз наша прогулка весьма плохо кончилась. Но если вы уйдете сейчас, я приму вас завтра у себя дома.

Валери видела, что он готов согласиться. Еще бы чуть чуть, и она бы смогла договориться с ним. Еще чуть чуть... Но именно в этот момент из-за угла улицы вылетела кавалькада всадников, среди которых Валери узнала Артура де Монпелье и... Жака де Шатори.