Другой Владимир Высоцкий

Но вернемся к песне «Пародия на плохой детектив».

Итак, в ней Высоцкий весьма талантливо работает «искаженной микропленкой», уподобляясь герою своей же песни — шпиону Джону Ланкастеру Пеку. Бард разрушает стереотипы советского социума: например, едко высмеивает его подозрительное отношение к иностранцам, в которых советские люди чаще всего видели потенциальных врагов. Причем делает это опять же как искусный манипулятор — от противного. Когда шпион вербует советского гражданина Епифана, Высоцкий резюмирует: «Так случиться может с каждым — если пьян и мягкотел!», выступая вроде бы с позиций бдительного гражданина. Но песня-то называется «Пародия на плохой детектив», то есть на советский, где как раз и действовали все эти стереотипы: в СССР строй лучше, чем на Западе, в СССР все люди бдительны и т. д. Написать песню о хорошем советском детективе Высоцкому, как манипулятору, было просто несподручно: его целью было исказить, а не восславить.

А ведь образ врага, который так талантливо разоблачает Высоцкий, является вполне распространенным явлением для любой пропаганды — не только советской. Например, в Америке в этом образе выступали советские люди, в Израиле — палестинцы и т. д. И любая власть свято бережет этот образ, чтобы с его помощью не только манипулировать сознанием своих граждан, но и воспитывать их в патриотическом духе. Однако, после того как на XX съезде в 1956 году Хрущев провозгласил курс на сближение с Западом (и начал конвергенцию), советская пропаганда стала активнее, чем прежде, «размывать» образ врага. Например, врагом называлось американское правительство, а американский народ рисовался дружелюбным, хорошо настроенным по отношению к советскому. Без сомнения, что среди американцев было множество людей, которые вполне нормально относились к советским людям. Но большинство американцев все-таки были настроены кним негативно, о чем говорят результаты соцопросов. Вот что по этому поводу пишет философ В. Рукавишников:

«Результаты опросов в США об отношении к России свидетельствовали о доминировании негативных оценок. Так, например, в 1966 и 1967 гг. в том, что им в той или иной степени нравится Россия, рискнули признаться немногие — в среднем только один из пяти опрошенных американцев. Вдвое больше сказали, что Россия им не нравится…»

Американская пропаганда не делала больших различий между советским правительством и народом: представителей первых называли диктаторами, вторых — рабами и варварами, послушно выполняющими волю диктаторов. В СССР такого не было, причем с каждым годом мелкобуржуазная конвергенция вербовала среди советских граждан новых и новых адептов капитализма, где, как известно, ведущей державой считаются США. Поэтому образ врага в советском социуме постепенно утрачивал свою прежнюю силу. И либеральная интеллигенция вносила в этот процесс свою посильную лепту.

Когда в середине 80-х начнется горбачевская перестройка, те же либералы не случайно главным объектом своих атак изберут именно подозрительность советского социума (на самом деле это была элементарная осторожность, диктуемая реалиями «холодной войны»). Разрушив ее, они легко сдадут страну вместе с ее народом в услужение иностранному капиталу (на научном языке это называется более красиво: «включиться в мировое разделение труда»). После этого миллионы бывших советских девушек отправятся в заграничные бордели (по данным только за 2011 год за пределами России будет находиться более 100 тысяч российских проституток), тысячи детей станут жертвами педофилов со всего мира, столько же молодых людей — наркоманами и т. д. и т. п. Подсчитать точное число исковерканных и загубленных душ этого «мирового разделения труда» вряд ли когда удастся. Но учитывая, что в этом процессе в разных пропорциях приняли участие все жители бывшего СССР (а это целых 15 республик), можно смело сказать, что цифры эти не маленькие — своеобразный ГУЛАГ развитого капитализма. Доживи Высоцкий до наших дней, вполне вероятно, написал бы об этом песню — этакую «Баньку по-белому-2». Если бы, конечно, злости хватило. Ведь у подавляющего большинства его сторонников, кто клял на чем свет стоит советскую власть, злости на нынешний режим уже нет — видимо, лично им он не в тягость.

Кстати, о злости. Большинству манипуляторов присуща природная злость, что также относилось и к Высоцкому. Впрочем, он и сам не скрывал этого, иной раз в приватных разговорах сетуя на то, что он злой. С возрастом (и стечением болезни — алкоголизма) это становилось все очевиднее. А ведь в детстве, в начальных классах средней школы, он являл собой несколько иного человека. Как говорила его матери Таисия Тюрина — начальник пионерлагеря НИИ-химмаша, где проводил лето юный Высоцкий: «Он у вас шаловливый, но не злобный». Однако с годами характер Высоцкого претерпевал существенные изменения. Причем это была не только злость на власть, но, судя по всему, вообще на жизнь как таковую. Даже в его творчестве это нашло свое отражение — во многих песнях он оперирует словом «зло»: «Век свободы не видать из-за злой фортуны…», «И природная моя злость…», «За что мне эта злая, нелепая стезя?..», «Нет, я в обиде на злую судьбу…», «Ядовит и зол, ну словно кобра я…», «Как черный раб, покорный злой судьбе…» и т. д.

Всю свою злость Высоцкий направляет на советский режим, который в его понимании гнобит талантливых людей и не дает продыху тем, кто мечтает этот режим изменить в лучшую сторону, — тем же диссидентам. Высоцкий симпатизирует последним, в том числе и потому, что среди них много евреев. Все они мечтают жить как на Западе и убрать к чертовой матери «железный занавес», наивно полагая, что именно в нем вся беда. Как пел Высоцкий в песне «Сколько чудес за туманами кроется…» (1967):

Сколько чудес за туманами кроется — Ни подойти, ни увидеть, ни взять… Нынче, туман, не нужна твоя преданность — Хватит тайгу запирать на засов!..

Однако власть зорко стоит на страже «железного занавеса», лишь отдельным своим представителям разрешая регулярно ездить за кордон и приобщаться к благам западной цивилизации. Высоцкий, как и любой советский человек (а тем более представитель творческой интеллигенции), мечтает тоже вырваться из «тайги», но пока у него это не получается. Поэтому власть он числит по разряду шулеров, как, например, в песне «У нас вчера с позавчера…» (1967):

Шла неравная игра — одолели шулера, — Карта прет им, ну а нам — пойду покличу! Зубы щелкают у них, каждый хочет вмиг Кончить дело — и начать делить добычу…

Но финал у песни оптимистический: Высоцкий уверен, что «в колоде все равно — четыре масти, — и нам достанутся тузы и короли». Ну что ж, его прогноз сбудется два десятка лет спустя, когда политические шулера объединят свои усилия с шулерами диссидентскими и сообща «сковырнут» Союз. Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся в год 67-й.

31 мая во Всесоюзном театральном обществе прошел творческий вечер «Таганки» (отметим, что ВТО было средоточием либерал-интеллигенции). Учитывая, что у «Таганки» это был ПЕРВЫЙ творческий вечер в ВТО, можно смело сказать, что это было не случайно — как говорится, время пришло. А пришло потому, что наверх поднялся куратор «Таганки» Юрий Андропов, который в середине того же мая сел в кресло шефа одного из самых влиятельных советских учреждений — КГБ. Как же это произошло? Начать следует издалека.

Как известно, приход Брежнева к власти многие в верхах расценивали как случайный и были уверены в том, что очень скоро его сменят более молодые и жесткие политики — вроде бывшего шефа КГБ (1958–1961) Александра Шелепина (за жесткий и принципиальный характер в верхах его называли «железный Шурик»). Его поддерживали представители «русской партии» в Политбюро — Алексей Косыгин (председатель Совета Министров СССР), Дмитрий Полянский (его 1-й заместитель), Кирилл Мазуров (еще один 1-й зам Косыгина), а также так называемые «комсомольцы» — как и Шелепин, бывшие выходцы из ЦК ВЛКСМ: Владимир Семичастный (доандроповский хозяин Лубянки), Николай Месяцев (председатель телерадиокомитета), Николай Егорычев (1-й секретарь МГК), Сергей Павлов (1-й секретарь ЦК ВЛКСМ) и ряд других деятелей. Эти люди готовились сместить Брежнева уже в первой половине 67-го, а пока зачищали «либеральное поле».

Тот же КГБ под руководством Семичастного нанес удары по диссидентам с двух флангов: с русского (ВСХСОН) и еврейского (Гинзбург, Галансков). Тогда же в УК РСФСР была внесена новая статья — 190 (1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй», согласно которой можно было привлекать к ответственности более широкий круг лиц. Отталкиваясь от этой статьи, Семичастный вышел в Политбюро с предложением провести аресты сразу 5 тысяч (!) антисоветчиков, на которых уже были заведены дела в КГБ.

В то же время Шелепин предложил высшему руководству возвратиться к некоторым сталинским методам руководства (аскетизм элиты, усиление борьбы с коррупцией, жесткость в идеологии и т. д.). Судя по всему, все это было отголоском китайской «культурной революции» (1965–1966), которая своим острием была направлена на чистку внутри верхних эшелонов власти, а также в среднем и низшем звеньях госпартхозаппарата. Можно даже предположить, что приди шелепинцы к власти, они рано или поздно могли пойти на мировую с Китаем (кстати, в высших кругах их часто называли «хунвейбинами»).