Душегуб
Шрифт:
Поставив сокровище на стол, хозяин дома полез за стаканам:
— Стянул у юбиляра! Ты представляешь, Дубль, ещё довоенная, заводская, с этикеткой! Не нынешняя самогонка — раритет! Будешь?
Мой ответ его, должно быть, не интересует, так как он уже наполняет стаканы золотистым коньяком. От напитка волшебным образом не воняет, как от сдохшей лошади. Благородный алкоголь.
— Я на службе, — с сожалением вынужден был отказаться я.
— И что? От него не пахнет совсем, и не пьянеешь! Безалкогольный почти!
Он так настойчиво протягивает стакан, что
— Ты туда не подсыпал ничего?
— Дубль! Делать мне нечего, как травить тебя! Давай, за восстановление на службу!
Звон стекла, Матэо отсалютовал стаканом и одним махом осушил его. Пришлось последовать за примером. Удивительно приятный вкус, сочный, ласкающий горло, аромат хорош. Лучшее, что я когда-либо пил.
Как же я благодарен подозреваемому. Так непросто продолжать заниматься делом:
— Сколько человек было у Карба?
— Восемь, — Багор решил не останавливаться всего на одной порции, — то есть девять: там какой-то тип то приходил, то уходил…
— И вернулся ты только сегодня с утра?
— Это так.
— Проверим, — перелистнул я страницу блокнота. — Ты же ведь знаешь, что Душегуб убил Энгриля Хасса?
— Все знают, — прыснул в сторону Матэо и в следующую же секунду уязвлёно раскинул руки. — Так ты меня подозреваешь?
— Возможно.
— Что значит «возможно»? Дубль, столетняя бабка тебя покусай, какого хрена?
— Прекрати, — надавил я.
— Что я должен прекращать? Ты, хрен с горы, кто тебя надоумил?
— Франтишек. Ты же помнишь его, вы ещё все железяки в городе делили.
— Ну, его убили два дня назад, — притих Матэо. — И ты считаешь, что я и это сделал?
— Он приложил немало усилий, чтобы не встречаться с тобой…
— Глупости! Это твои улики? Это — ничто!
А мне и не нужно совать тебе под нос улики: так делают только кретины. Мне нужно, чтобы ты сам с улыбкой на лице подсыпал новых улик…
Для этого много не нужно: только чтоб ты занервничал.
— А вчера ночью, когда тебя не было дома, Душегуб напал на меня и на племянницу Энгриля… Ты, кстати, ночью двадцатого числа где был?
— У себя. Спал, — недовольно пробурчал Багор. — Это здесь причём?
— Тогда похитили Донни Цукерона… А девятнадцатого ночью?
— Не убивал я…
— Где ты был, Матэо? — желания шутить нет совершенно.
Обиженный на «явно необоснованные подозрения» Багор скрестил руки на груди и откинулся назад. Крупные глаза угрюмо спрятались под бровями.
— Валялся пьяный, Дубль. Купил у Джанни и Феликса самогону тем днём.
— То есть, алиби у тебя нет?
— А у кого оно есть? — медленно проговорил пучеглазый. — Ты можешь всю Гавару оббежать, но не найдёшь ни одного человека, у которого было бы алиби на все случаи. Сам хоть понимаешь, как оно всё глупо?
— Понимаю, — равнодушно ответил я, карандаш стучит по блокноту.
— Вот что, — вытянул руки Багор, демонстрируя грязные ладони, — я не убивал Франтишека, я не убивал Энгриля, ты не поверишь, даже детей не убивал.
Мотива нет, улик у тебя нет, а то, что я не ладил с почившим Палацки, засунь себе в задницу! Не смотри ты на меня так: сам знаешь, что я прав от и до!Ловким движением он схватил стакан, я механически взял второй, чокнулись и выпили. Без тоста. Зажатый в угол Матэо чувствует себя вполне комфортно:
— Кстати, какой мотив у маньяка? Давай, скажи.
— Нет никакого мотива, — поморщился я. — Душегуб — псих, он убивает без причины.
— Ошибка, Дубль! — от души вдарил по столешнице ладонью Багор. — Вот смотри: когда умирают дети, что с ними происходит?
— Их закапывают.
— Я толкую с ограниченным… Они не вырастают! Понимаешь? Не вырастают!
— А ещё они не становятся космонавтами! — не на шутку разозлился я. — Что за чушь ты несёшь?
Желтозубый отмахнулся от моих слов, как от навозной мухи, и предпринял новый заход с другой стороны, на сей раз с жестами:
— Представь: убивают детей, а что происходит с родителями?
— Не молодеют, если следовать твоей логике…
— Серьёзно, Дубль! Подключи мозги! Они стареют, а затем… умирают…
— И кто-то хочет, чтобы вымирали семьи? — стали немного понятны грани корявой логики собеседника.
— Более того, не семьи, а целые города! Вся Гавара рано или поздно вымрет, если наше потомство будет мочить Душегуб. Вот тебе мотив.
— То есть, псих, убивающий целый город, лучше психа, просто убивающего детей? Это не мотив, Багор!
— Мотив, если понять, зачем кому-нибудь уничтожать целый город, — подмигнул Матэо и потянулся за бутылкой.
Категоричный жест остановил пропойцу. Он сложил руки на стол, дожидаясь моего мнения. Видно, что недоговаривает какую-то мелочь…
— Гавара никому не мешает, разве что у Леквера конкуренты шалят.
— С которыми знался Франтишек…
Та ли самая мелочь?
— Что там с Франтишеком?
— А то ты не знаешь, — шлёпнул губам лысый, — Джозеф Палацки пытался хоть что-то собрать, а его сын лишь продавал железки. В том числе и в соседнюю лесопилку, там ещё пытаются механизировать процесс.
— Где доказательства? — лениво брякнул я на столь смелые фантазии.
Матэо задумчиво закатил глаза и пожал плечами:
— А их нет…
А когда нет доказательств, остаётся только вздыхать и идти в задницу со своими догадками. Так предстоит поступить и мне. На Багра ничего нет, никаких зацепок он мне не дал. Ерунда про вымирание Гавары не считается.
С первой же секунды всё тело затекает, будто я по глупости принял самое неудобное положение и пробыл в нём не меньше часа. Боль пошла по мышцам и суставам тяжёлой волной, пришлось в очередной раз бороться с желанием прекратить ретрансляцию.
Зелёная муть покрыла каждый предмет в комнате, за столом возникает силуэт давно убитого Энгриля. Тот в кои-то веки решил нас развлечь: поднялся, походил по комнате, что-то бормоча под нос, потом достал пистолет и проверил обойму.