Душегуб
Шрифт:
— Не узнаю его.
— Малый не из наших, — готов ручаться, что никогда раньше не видел этого лица.
— Из Гавары паренёк.
— Оттащим его?
— Это ещё зачем? — маленькие глазки покосились на меня с недоверием.
— Ну, это будет по совести.
Бросив сигару в кусты, я уже принялся вытаскивать малыша из-под листвы.
— Любой повод ищешь, лишь бы боровом не заниматься? — точно угадал мой мотив Крысёныш.
— Угу.
Товарищ, куда ж без этого, поворчал над бесконечной моей ленью, но в открытый спор ввязываться не стал. Пошёл следом.
Марка
Сейчас я на полпути к дому Чедвера, которого там быть не должно. Осмотрюсь, обыщу каждый закоулок, тайник, переверну хоть весь дом.
Энгриль знал убийцу, он нашёл его, причём понял, что убийца обо всём знает. В ту ночь они сыграли с открытыми картами. Дядя просто не успел никому сказать, либо мы его не поняли…
— Слышала когда-нибудь Шумного Ангела? — Сэм порой поражает меня неожиданными вопросами.
Раз уж Тим и компания соизволили устанавливать правила, бороться с которыми не выходит, можно наглости ради и сыграть по ним. Я могу передвигаться по городу только в сопровождении полицейского? Так и быть. Пусть даже этим самым полицейским будет Сэм. Он уже не обуза.
— Да, слышала на лугах…
— А кроме того случая?
— Нет, с тех пор не слышала.
Зарисовка из детства: пятеро несмышлёных ребятишек выбрались из города и отправились далеко-далеко на северо-восток, прошли лес, обогнули болота и добрались до лугов. Трава там выросла такой высоты, что взрослого человека верхом на лошади скроет. Луга большие, тянутся далеко.
Но на них никто не живёт. Насекомые да черви — даже мышки не сыщешь.
Больше часа мы носились среди этих зарослей, веселились, как умалишённые клоуны. Когда начало темнеть, засобирались домой, но нас пригвоздил к земле странный шум. Некий гул, то нарастающий, то стихающий, неровный, доносится с неба. Из-за травы и облаков разглядеть невозможно было, поэтому мы и сошлись во мнений, что это пролетал Шумный Ангел.
Шумными Ангелами называют примерно такие же гулы в небе, источники которых определить нельзя. Редкое явление, в которое многие не верят. Но это правда. Умные люди говорят, что это сохранившиеся самолёты или вертолёты, другие, что это ветер бушует высоко в небе, третьи поговаривают о мутировавших птицах. Суеверные же причисляют сие к проявлению высших сил и загадывают желания, заслышав Ангела.
Сэм поздоровался с кем-то из знакомых охотников, обрабатывающих на пороге волчью шкуру, и задал очередной вопрос, попахивающих ностальгией:
— А какое желание ты загадала?
— Хм, помнится, ты тогда неделю бегал и запрещал говорить о своих желаниях, — кудрявому чудаку удалось меня рассмешить. — Не сбудется, не сбудется…
— Да ладно, тогда я был маленьким, верил в эту чушь, — запустил он пальцы в кудри. — Теперь понятно, что всё это было глупостью.
Да, самой настоящей. Я так надеялась на чудо, а встреча с Ангелом закончилась для меня поркой от Энгриля.
— Так что?
— Взрослой хотела стать, — сейчас я над
мечтой всего детства могут посмеяться. — Вот чтобы не ждать, а раз — и взрослая. А ты, Сэм?— Да так… глупость как всегда…
— Сознавайся! — шутливо, но очень требовательно проурчала я.
Пытаясь оправдаться за то, что собирается сказать, робкий паренёк, что почти не вырос за пятнадцать лет, криво улыбнулся, а глаза его забегали.
— Я хотел тебя поцеловать…
— Ну, кто бы сомневался, — закатила я глаза.
Предсказуемость Сэма — первый его недуг.
— Тогда я, можно сказать, любил тебя.
— В десять лет? Это глупо, Сэм! В десять лет люди слишком бестолковы, чтобы любить.
— Да, наверное…
Ровно пять секунд тишины, которую затем в клочья разорвала сбивчивая речь кудрявого полицейского:
— Ты только не подумай, сейчас всё прошло. Если я кажусь тебе навязчивым, то… ну, я просто пытаюсь быть вежливым, я соскучился по тебе, но ничего такого.
— Ладно, — пожала я плечами, — а я так надеялась…
— Да брось!
Всё-таки детство вспоминать можно, раз оно способно вызывать смех. Выходит, зря я жалуюсь, зря проклинаю Энгриля. Старик просто ни черта не умел, кроме как убираться и ловить плохих людей.
А я просто жила одной ненавистью к нему, нечем было затмить её.
Мы дошли до жилища Харона.
Дом на самом берегу крупного ручья, ветхий, с дырявой крышей, словно разбитой скорлупой. Дверь завалена балками и кирпичами, окна заколочены, стены крошатся на глазах. Бездомные побрезгуют жить в этом месте.
Я уверенно двинулась к гнилому зданию, а мой надзиратель замешкался в металлической арке, служившей раньше воротами.
— Он живёт здесь? — тупо спросил он, окидывая взглядом сырые кирпичи.
— Чтобы никто не догадался.
— С этим он не ошибся, — полицейский всё же пошёл следом за мной. — А как ты нашла это место?
— Нашла тех, кто знает.
— А потом на тебя напал маньяк, — продекламировал великую мудрость Сэм. — В самом деле, осторожнее нужно быть. Тут каждый третий — не маньяк, так отморозок.
— Да, Сэм, — с полным безразличием отмахнулась я, — ты прав, я очень глупо себя веду.
В густых кустах близь восточной стены валяется лестница. Старая, трухлявая и, разумеется, ненадёжная. Приходиться пользоваться тем, что есть. Сэм помог мне приставить её в том месте, где она упирается в дыру, ведущую на чердак.
Кудрявый однокашник хотел что-то предложить, но я уже полезла наверх. Скрип напоминает кряхтение столетнего голодного вампира, лестница шатается, а перекладины уходят из-под ног. Благо мне не впервой выполнять этот опасный трюк.
Сэм полез медленнее с явной опаской: деревянное нечто под ним вопит громче. Оказавшись наверху, он не преминул выругаться.
Перед нами раскинулась огромная дыра во всю площадь перекрытия. Падать, если что, придётся до самого подвала.
В полутьме не так просто разглядеть заповедные выемки в стенах. Используя их, как ступени, я быстро спустилась на небольшую площадку. С неё перепрыгнуть на узкую полоску фундамента, пройти до бетонной лестницы и можно спускаться в подвал.
— Тут расшибиться можно, — посетовал еле поспевающий Сэм.