Душеприказчик поневоле

'Уважаемый Виктор Викторович!

Со всем прискорбием сообщаю вам, что ваш отец, его сиятельство граф Виктор Семенович, найден мертвым в своем поместье семнадцатого августа сего года.

Согласно распоряжению его сиятельства, на вас его преждевременная кончина не отразится. Вы все также можете проживать в Васильевке.

В настоящее время другие распоряжения отсутствуют.

П. С.: Я настоятельно не рекомендую появляться в столице для вашего же блага'

— Просит не появляться в столице! — я зло отбросил письмо, борясь с желанием разорвать его в клочья.

— Виктор, не сердись на него. Тут же написано, для твоего же блага. Мало ли там какая ситуация? Опасность, к примеру.

— Ну попадется граф мне еще раз на Изнанке, душу из него вытрясу.

Сказал и криво улыбнулся своим словам. Как же я душу из души вытряхивать буду?

Бабка пододвинула ко мне второе письмо. Оно было датировано днем смерти графа.

— Я его не вскрывала, думала, это личное, — тихо сказала Анфиса Александровна.

— Давай я сначала поем, а потом решу читать мне его или нет, — хмуро обронил я, садясь за стол.

Мне и вправду, совсем не хотелось даже прикасаться к письму, не то чтобы открывать и видеть отцовские слова. Да и что он мне мог сказать? Держись подальше от Анны с близняшками? Или что шлите деньги на новый адрес?

Кстати, об адресе. Почему юрист пишет «его поместье», а не имение? Ошибка?

Я взглянул на конверт, но на обоих был лишь адрес конторы. Странно.

Взял ложку, но взгляда с писем не сводил. Если отца убили, как я думал изначально, то дата в его письме — совпадение? Или он знал, что его жизнь закончится в этот день и заранее все подготовил?

Тогда почему он появился на Изнанке? Да еще и сразу нашел меня.

Вопросы, вопросы, вопросы.

Быстро доев и поблагодарив бабку, я поднялся к себе и аккуратно вскрыл ножом толстый конверт.

Оттуда выпала пухлая стопка бумаг, среди которых были деньги. У меня аж глаза на лоб вылезли, когда я их увидел.

Откупается, что ли?

Вид ассигнаций выбил меня из колеи, и я закружил по комнате, не решаясь развернуть само послание.

Что я там увижу? Мольбы о прощении? Наказ жить самостоятельно?

Чтобы прийти в себя, я врезал кулаком по шкафу, и боль мгновенно отрезвила меня. Я сел на кровать и решительно взял письмо.

'Виктор!

Если ты читаешь это письмо, то меня уже нет на этом свете. Я постарался всеми силами оградить тебя оттого, что сейчас происходит в моей семье.

Отправляю тебе деньги. Трать с умом. Пусть магии у тебя нет, но я надеюсь, что ты вырастешь хорошим человеком.

Я так и не узнал, кем была твоя мать. Может, у тебя это получится? Единственное, что осталось у меня от нее, это записка, которую я нашел в корзине с тобой. Ее я прикладываю к письму.

Прощай, больше мы с тобой не увидимся.

Пусть святые хранят тебя.

Виктор Васильев'

Я отбросил послание и начал трясти конверт. Из него выпал клочок бумаги с нарисованным на нем символом. Я видел его раньше — на гербе Васильевых.

И это все, что он знал о моей маме? Неужели, он не искал ее? Злость мгновенно разгорелась в груди, опалив щеки.

Все, что я помнил, так это всего один разговор о ней. Виктор Семенович вскользь упомянул, что проверка крови подтвердила, что я его сын. Кстати, именно из-за этого он основательно подошел к моему обучению.

Меня все детство окружали всевозможные учителя и няньки. Но когда был нужен именно отец — его не было.

Но с моим появлением графский брак чуть не разошелся по швам. Анна очень долго не могла простить отцу измену, про которую он никак не мог вспомнить.

Единственный раз, подходящий по времени, произошел, когда он уезжал на охоту, где ему хорошенько досталось веткой по темечку.

Так что особых теплых чувств я к родителю не испытывал. А теперь, когда он сам пришел ко мне на Изнанке, что мне делать?

По закону я его сын, он признал меня, сразу после проверки крови. И при первой же возможности сослал в деревню. Хотя за это я даже был благодарен.

Я все смотрел на знак с записки. Что он значит?

* * *

— Это тебе нужны семейные или городские архивы, — тоном знатока сказал Санек, когда я поведал ему историю с письмами. — Там должны храниться сведения обо всех гербах и их значениях. Или справочник, но там совсем мало информации.

Этот разговор состоялся через сутки после прочтения писем. Мы с Саньком сидели в беседке возле его дома и как обычно, болтали. Он постоянно озирался, пытаясь разглядеть дух старика, но его так и не смог заметить.

Я же, в свою очередь, старался не упоминать лешего и даже не ругался. Хотя очень хотелось.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь?! — пораженно спросил я.

— Знаю, я все знаю, — смущенно ответил Санек, — но про герб никак не могу вспомнить.

Впервые я видел друга таким… покрасневшим?

— Постой, а не читал ли ты про герб, когда появилась Катерина? Как сейчас помню, стройная, с русой косой до пояса. А глаза… глаза синие, как два озера…

— Что? Катя? Какая Катя? Не помню никакой Кати? Нет-нет, ты что! Ты ошибся. И глаза у нее карие!

— Неужели угадал?

— Не понимаю о чем ты, — Санек стал пунцовым, как перезревший помидор и вдруг начал увлеченно разглядывать куст малины. — Вик, а ты знаешь, что эти ягоды полны витаминов?

— Ты от темы-то не отлынивай, — с улыбкой сказал я.

— Ладно. Да, ты прав, — вздохнул он.

Это был единственный случай, когда Саньку дали доступ к одной из библиотек, но в том доме жила очень милая девушка Катя. В итоге, ни книги не читаны, ни с девушкой Санек так и не познакомился.

— Ладно, разберемся, — махнул я рукой. — Уверен, что это какая-то легенда и не более того.

— А мне кажется, что там что-то важное было. Ты к Еремею ходил? — вдруг спросил он.

— Нет, никак не найду время. Бабка наняла работника, чтобы он за хозяйством следил, а мне пришлось с ним целый день возиться.